У Марио Гётце есть почти все ментальные свойства, которые я так не люблю в футболистах. Он желейный, подвержен унынию и при всём своём запредельном таланте, при достижении, которое имеют вместе с ним всего несколько игроков (победный гол в финале чемпионата мира), он так и не поверил в то, что может перебороть всех, включая обстоятельства. Даже сейчас он выбрал путь наименьшего сопротивления, не стал биться в «Баварии», хотя Карло Анчелотти куда мягче с игроками, чем Хосеп Гвардиола и, что самое забавное, Томас Тухель. Но странным образом даже при наборе нелюбимых мной качеств Гётце — один из моих любимых футболистов этого поколения.
.
А сейчас, прямо с этого дня, у него, как мне кажется, есть особая миссия.
100 лет назад из Фюрта в Нюрнберг переехал один из абсолютных фаворитов болельщиков местной команды Ханс Зутор. Его девушка была из Нюрнберга, и он переехал поближе к ней, но болельщики «Фюрта» с этим не смирились — до конца карьеры и даже жизни Зутора его проклинали на трибунах стадиона в Фюрте.
Он так и не поверил в то, что может перебороть всех, включая обстоятельства.
100 лет назад локальный патриотизм, лояльность к родному городу, своему месту работы были выдающимися — Европа покупала билеты на представления в театр жизни строго на одни и те же места, в итоге великолепно знала соседей и от скуки начала бить им локтем под рёбра. Когда под рёбра получил каждый в театре, само представление потеряло смысл, все увлеклись дракой. Погорел театр, а когда его после многих лет плача и каменных выражений лиц серой, с колючей проволокой скорби восстановили, Европа уже не была прежней.
Парадокс заключается в том, что в своей обычной жизни люди прекрасно это осознают и поощряют разноцветный мир, но когда в субботу они надевают майки с цветами любимого клуба, а в правую руку берут стакан с пивом, они почему-то считают, что вернулся 1916 год и Ханса Зутора нужно снова распять за переезд в команду из другого города. Никакой идейной сверхлояльности в людях не осталось (это, вероятно, даже хорошо, потому что временами это пугает). Мы привержены брендам, а не идеям. Мы хотим иметь другую зарплату, а не другую работу. Мы хотим отдыхать где угодно, только не дома.
Но при этом мы свято уверены, что футболисты должны жить в мире с единорогами и розовыми пони. Там, где тебе предлагают два миллиона, ты должен отказаться и сказать: «Что вы, я лучше поиграю за родной город за сто тысяч». Там, где тебе предлагают быть всегда первым, ты должен отказаться и сказать: «Что вы, я лучше буду мешать серебро с кислородом». Футбол — единственная сфера, где мы по-прежнему требуем от работы патриотизма, сами давно от этого отказавшись. Мы вне зависимости от того, продуктивно ли прошла рабочая неделя, идём по пятницам отправлять субботы на свалку, но когда то же самое делают двое футболистов, крышку кастрюли подбрасывает паром до потолка. Мы легко меняем работу и забываем коллег, как только последний раз вышли из офиса, но когда то же самое делают футболисты, мы в ярости сжигаем футболки с их фамилией на спине.
Возможно, для наглядности абсурда футболистам стоит в ярости сжигать рубашки с утомительно белыми воротничками, когда какой-нибудь фанат их команды меняет кресло в одном офисе на более удобное.
Марио Гётце ни в чём не виноват перед южной трибуной дортмундского стадиона. Да, в нём нет локального патриотизма, но в ком он сейчас есть? Проблема не в Гётце, проблема в психологии футбольного болельщика, идеалиста и консерватора. Футбольные правила придумали 150 лет назад, но лучше их не модернизировать; локальный патриотизм окончательно испарился из футбола после дела Босмана, но вымирающие исключения, вроде величественного Франческо Тотти, по-прежнему воспринимаются благодаря болельщицкому менталитету как правило.
В 2014 году Марио Гётце принёс всей своей стране победу, которую она видела в снах 10 последних лет. Сейчас у него другая миссия мечты — заставить болельщиков «Боруссии» понять, что предел лояльности футболистов к своей работе не ниже и не выше, чем предел лояльности каждого из болельщиков с южной трибуны — к своей. Гётце уже никогда не полюбят в Дортмунде, даже если он действительно даст это понять «Жёлтой стене».
Марио Гётце уходил из «Боруссии» брать трофеи и вернулся, чтобы помогать их завоёвывать.
Но его миссия — не заставить себя полюбить, а наоборот, выжать излишний фанатский романтизм (я совсем не против футбольной романтики, но иногда лимит розового прерывает допустимые значения). Его миссия — заставить уважать себя и своё уже слишком давнее решение уехать в «Баварию».
Гётце для этой миссии, кажется, подходит меньше всех — вернитесь в первый абзац, чтобы понять почему. Но чтобы стать супергероем, иногда достаточно быть застенчивым отличником, который не может дать сдачи, как Питер Паркер.
Марио Гётце уходил из «Боруссии» брать трофеи и вернулся, чтобы помогать их завоёвывать. Это работа и рабочие амбиции, а не съёмки мелодрамы.