Вышло, пожалуй, самое сильное интервью этого года: Деле Алли откровенно поговорил с Гари Невиллом для проекта The Overlap. Это тяжёло, мощно и одновременно – очень смело.
Невилл начал с простого вопроса: «Как ты, всё ли с тобой в порядке?» Как сказал Алли, этот вопрос ему задавали очень часто. И впервые за долгое время он наконец может ответить: «Да, я в порядке. Ментально я лучше, чем когда-либо. Я чувствую себя хорошо, понятно, что сейчас травмирован, но ко мне вернулась страсть к футболу».
Алли был в «Бешикташе», но в середине сезона внезапно пропал: писали, что всё дело в плохих привычках, отношениях с девушкой, что тренер им недоволен. Но всё оказалось не так, как представляли в медиа и очень многие в футбольном мире: некогда большой талант сборной Англии боролся сам с собой.
Мы перевели речь Алли и публикуем её в виде монолога.
Что случилось с Деле Алли?
«Сейчас самое время рассказать людям, что происходило. Очень тяжело об этом говорить, потому что это произошло совсем недавно, и мне… Мне страшно рассказывать об этом, но, мне кажется, сейчас самое время.
Когда я вернулся из Турции и выяснилось, что мне нужна операция, психологически я оказался в яме. Я решил, что мне нужно в рехаб для психологически травмированных людей. Настало время. Нельзя сказать человеку, что ему необходимо отправиться в подобное место – ты должен сам осознать, что тебе это нужно, принять самостоятельное решение, понять – ничего другое уже не поможет. Я ходил по кругу плохих вещей – опирался на то, что только наносило мне вред. Я просыпался каждое утро и выигрывал битву: шёл на тренировку, улыбался, показывал всем, что счастлив. Но внутри я эту битву на самом деле проигрывал. Когда я получил травму и мне сказали, что требуется операция, я снова почувствовал, что меня затягивает в этот ужасный цикл. И решил, что пора. Я отправился в клинику на шесть недель. «Эвертон» был невероятен: клуб поддерживал меня на 100% (в сезоне-2022/2023 Алли был в аренде в «Бешикташе», но сейчас вернулся в Англию. – Прим. «Чемпионата»). Я всегда буду им благодарен, что бы ни случилось в будущем. Они были открыты, честны и искренни – в момент, когда я принимал самое серьёзное решение в своей жизни, это было невероятно важно.
Я рад, что смог это сделать. Люди воспринимают рехаб как что-то страшное, но я никогда не мог представить, сколько мне это даст. Я был в ужасном положении.
Со мной многое случилось в детстве, и я никогда не мог осознать и признаться себе, что делаю глупые вещи, за которые я сейчас себя виню. Но если отмотать назад… Далеко не всё было под моим контролем. Понять это, извлечь из этого уроки – во многом помогло мне с другими вещами. Отпустить какие-то вещи, разрушительные чувства, за которые я держался и которые меня замедляли и отбрасывали назад.
Я вышел из рехаба три недели назад. Если быть честным, я не думал, что буду готов рассказать об этом так скоро, но сейчас я чувствую себя хорошо и достаточно сильным, чтобы это сделать. Так даже лучше: мы живём в мире, когда таблоиды могут узнать о тебе всё. Они звонили моей команде, говорили, что знают, где я, о каких-то вещах, которые я делал в прошлом. Но мне всё равно, что думают люди. Пусть пишут, что хотят. Просто это не соответствует действительности. Мои откровения могут помочь другим людям, показать, что они не одни. Что просьба о помощи не сделает тебя слабым.
В рехабе мне помогли соединить пазл: причины очень многих из тех вещей, которые происходили со мной, оставались для меня загадкой. Вот, например, вечеринки дома. Я понял, что они были очень похожи на те, что устраивала моя родная мать – и это была для меня зона комфорта.
В США, где я был в клинике, я встретил много интересных людей разных профессий, разных жизненных путей. Это была одна из лучших команд, частью которой мне удалось побывать».
Деле Алли в «Эвертоне»
Фото: Getty Images
Начало зависимости
«Всё началось давно. Долгое время я не осознавал, что делаю, доводя себя до беспомощного состояния. Что чувствую. Обычно люди пьют для удовольствия, я же старался убежать от чего-то или преследовать какие-то другие цели. Очевидно, что это наносит тебе огромный урон. Я был зависим от снотворного. Думаю, с этим столкнулся в жизни не только я. Даже в футболе. Возможно, моё откровение поможет людям.
Не поймите меня неправильно, но таблетки правда работают. С нашим расписанием, когда тебе надо встать рано утром, поехать на тренировку. Со всем адреналином порой бывает сложно уснуть, поэтому принять таблетку, чтобы на следующий день проснуться в норме, – в этом нет ничего страшного. Но когда твоя дофаминовая система такая же сломанная, как моя, то будет обратный эффект. Снотворное работает с той проблемой, для которого оно предназначено. Но только до того времени, пока оно не перестёт работать для тебя лично. Я слишком ими злоупотреблял. Не поймите меня неправильно: иногда я останавливался и жил без них какое-то время. У меня, как мне казалось, не было прям жёсткой проблемы. Я просто не понимал, как всё на самом деле плохо. Но я никогда не разбирался с корнем проблемы, который появился ещё тогда, когда я был ребёнком, в результате всех полученных травм. Я пытался справиться сам. Я никогда никому ничего не говорил, хотя пару раз моя приёмная семья заставала меня в комнате плачущим и спрашивала, что со мной происходит, как я себя чувствую.
Но я не мог ничего сказать. Потому что мне хотелось справиться с этим самим, я не хотел кому-либо открываться. Вокруг меня было много людей, которые пытались мне помочь, потому что они видели, что я был не я. Я потерял себя на несколько лет и просто отворачивался ото всех, не принимая помощь ни от кого. Даже от семьи, которая спасла мою жизнь. Думаю, пару раз они слышали, что у меня есть проблемы со снотворным, но я клялся им, что никогда не принимал их. И это была одна из частей моей проблемы: я не признавался себе, что зависим. Но, конечно же, я был.
Когда я останавливался, я всё равно иногда был на грани: оставался трезвым, но иногда, когда что-то происходило, ко мне возвращались эти чувства… И я хотел сбежать, потому что алкоголь и наркотики в то время для меня работали и останавливали всё это. Я принимал очень много. Не хочу говорить о цифрах, но это было слишком много. Иногда происходило страшное. Вообще, таблетки принимают, чтобы спать, но я принимал их не для этого. Я принимал их в течение дня – иногда с 11 утра. Понятно, что не в день игры, но в выходной – да. Просто для того, чтобы сбежать от реальности.
Где я брал таблетки? Всё началось с того, что мне давал их доктор, чтобы я спал: одна таблетка, чтобы уснуть. Для многих людей это нормально, но в моём случае эти таблетки чинили то, что я сам починить не мог. И ты к этому привыкаешь. Потом, когда мне понадобилось больше… Если тебе что-то нужно, ты всегда найдёшь вариант, как это достать.
Многие думают, что футбол – это легко. Да, у тебя жизнь высокого уровня, у тебя есть деньги, но всё не так просто. Не поймите меня неправильно: я люблю футбол и многим ему обязан. Но что это психологически – люди не поймут, пока не окажутся в этом сами. Отвержение. Ежедневная борьба. Разговоры, что ты не так хорош. Даже проигрыш может повлиять на тебя в психологическом плане. При этом ты должен быть готов улыбаться на следующий день».
Когда всё стало не так
«Сложно выбрать один конкретный момент. Пожалуй, самый грустный момент был, когда тренером «Тоттенхэма» был Моуринью. Кажется, мне было 24.
Помню: однажды утром я проснулся, нужно было идти на тренировку – это было в момент, когда он перестал выпускать меня. И я был в плохом состоянии. Помню, как я просто смотрел в зеркало… Понимаю, звучит драматично, но я буквально смотрел в зеркало и думал: «Могу ли я завершить карьеру сейчас, в 24 года? Перестать делать то, что я люблю?» Мне было больно просто от того, что в 24 года у меня появилась такая мысль. Очень больно. Это ещё одна вещь, которую пришлось тащить на себе.
Деле Алли и Жозе Моуринью
Фото: Alex Livesey/Getty Images
В тот период я очень много тусовался, было очень много вечеринок. Реальность, о которой рассказывают таблоиды, – это не реальность. Они называли меня «тусовщиком» даже до того, как я это сделал. Думаю, люди воспринимали меня совсем не так, как я тогда жил. А потом дошло до того, что это произошло, и я оказался в плохом положении. Я очень многое держал в себе, но всё это накапливалось, и в итоге я сломался – это вылилось во все неправильные поступки. Я не виню Моуринью или кого-либо ещё. Моя реакция была неправильной. Это то, над чем у меня не было контроля. Я рад, что это случилось тогда – ведь всё могло произойти, когда я не чувствовал опоры под ногами, не мог найти цели, понять, почему я здесь и делаю всё это. Футбол давал мне смысл – я мог хоть за что-то держаться. Повторюсь: я не виню никого. Это всегда был я против самого себя. Я всегда был своим героем и своим же самым большим врагом.
Очень много проблем началось из-за того, что я молчал, не впуская людей в свою жизнь. Но именно так я чувствовал себя в безопасности. Если вы знаете о моей жизни, то можете меня понять: для меня всегда было так: если ты подпускаешь к себе людей близко, то так они могут ранить тебя сильнее всего. Поэтому я прятался. Но это не сработало».
Детство
«Я расскажу несколько вещей, которые могут дать представление о моём детстве.
В шесть лет до меня домогался друг моей мамы, который часто бывал в нашем доме. Моя мама была алкоголичкой. Потом меня отправили в Африку – учиться дисциплине. Я часто попадал в передряги с полицией, для меня не существовало правил – я вырос без них. Моя мама много пила, но я её за это не виню. Ни за что, что случилось со мной. Сейчас я понимаю, в какой ситуации она была. Мой родной отец жил в Африке, куда меня и отправили. Это было ужасно – я совсем не хотел там быть, и спустя шесть месяцев он отправил меня обратно.
В семь я начал курить. В восемь – торговать наркотиками. Кто-то из взрослых сказал мне, что полицейские не остановят ребёнка на велосипеде, поэтому я катался со своим футбольным мячом на спине, а под ним были наркотики. В 11 меня свесили с моста – мужчина из соседнего дома. В 12 меня усыновила прекрасная семья – и мечтать не мог о лучших людях. То, что они сделали для меня, невероятно. Если бог создаёт людей, то это они. Когда я начал жить с ними, мне было очень сложно им открыться – было намного проще быть самим с собой, чтобы они вдруг от меня не отказались. Я старался быть лучшим ребёнком для них.
Когда мне было 18, мои родные родители пришли к журналистам и начали обвинять мою приёмную семью, что они не дают мне с ними видеться. Но это было не так: моя мама всегда говорила мне, что надо повидаться с родной матерью – я сам этого не хотел. Биологические родители же сказали, что приёмные просто хотят получить деньги от моего контракта».
Почеттино
«Маурисио Почеттино был лучшим тренером, и в то время я не мог и мечтать о лучшем тренере. Знаете, это был он и его команда, а не только он. Там были Хесус [Перес], Мигель Д'Агостино и Тони Хименес. Они замечательные люди, такие понимающие. Это не было похоже на отношения футболиста и менеджера. Я чувствовал, что это было глубже.
Поч понимал все мои решения, он заботился обо мне как о человеке больше, чем о футболисте, и это то, что мне было нужно в то время. Когда ты оказываешься в новом для себя месте, тебе может быть страшно. Но у меня не было этого страха, потому что я чувствовал, что он даёт мне платформу, чтобы я мог проявить себя как можно лучше и чувствовать себя комфортно.
Деле Алли и Маурисио Почеттино
Фото: Michael Regan/Getty Images
Игроки всегда говорили, что я был бесстрашным. Но я не был бесстрашным. Я просто был смелым. Это большая разница. Потому что я боялся многого, но, когда ты смелый, ты всё ещё чувствуешь страх, но всё равно делаешь это. И я думаю, что это то, что он позволил мне сделать. Почеттино очень помог мне в тот период карьеры, поэтому мне было тяжело, когда он ушёл. Мне было трудно впустить кого-либо в тот момент и быть открытым. Всё казалось таким фальшивым. Когда люди разговаривали со мной, я просто чувствовал, что разговоры были ненастоящими.
Это трудно объяснить. Всё это и в моей собственной голове, и в моем собственном эго. Я не хотел открываться, потому что не чувствовал, что кто-то из них хочет узнать меня по-настоящему. Из-за этого мне было сложно быть преданным и отдать всего себя для них, что, очевидно, оказало на меня негативное влияние в долгосрочной перспективе».
Будущее
«Я хочу стать лучше. И как футболист, и как человек. Я надеюсь, моё откровение поможет людям. Мне оно точно поможет – мне нужно было объясниться, сказать правду.
Сейчас мне нужно ещё несколько недель на восстановление, и я вернусь в игру. Я воодушевлён новым сезоном с «Эвертоном».