История вратаря Виктора Коноваленко

Он вышел на лёд с переломом переносицы, вторично получил удар по больному месту, но остался в воротах, хотя кровь заливала лицо. Лев Россошик в своей авторской рубрике «В Мемориз» рассказывает о легендарном вратаре сборной СССР по хоккею Викторе Коноваленко, ушедшем от нас 20 лет назад — 20 февраля 1996 года.

Как продать 150 тыс. экземпляров за три дня

Виктор Коноваленко 15 лет защищал ворота родного «Торпедо» из Горького (как тогда назывался Нижний Новгород) и сборной Советского Союза, стал дважды олимпийским чемпионом и восьмикратным чемпионом мира. Казалось бы, куда уж больше? Куда уж легендарнее? Но всё равно я – да разве я один, наверное, каждый, кто был с ним хоть немного знаком, – с каждым годом всё более начинаю осознавать масштабность этой личности, величину и значение этого человека для отечественного хоккея, спорта вообще, а уж родного Нижнего Новгорода и подавно.

То, что имя Коноваленко увековечено в названии одного из автозаводских бульваров, по которому он ходил, и присвоено дворцу спорта, на льду которого он играл (уже только за команду ветеранов, причём всегда в нападении и никогда — в воротах), более чем справедливо.

И Тарасов говорит: «Никогда из тебя вратаря не получится – шайбы боишься»

Нет, не имеем мы права забывать о таких людях, как Виктор Сергеевич, который на все времена останется примером чести, достоинства, порядочности, преданности своему делу и любви к людям, родным и, как бы пафосно ни звучало, к Родине — большой и малой.

Для понимания масштаба личности приведу один факт. Тридцать лет назад дело было. В издательстве «Молодая гвардия» в серии «Спорт и личность» вышла книга Виктора Коноваленко «Третий период», причём невероятным по сегодняшним меркам тиражом – 150 тысяч экземпляров. И через три (!) дня весь тираж был раскуплен. А ведь с момента окончания спортивной карьеры знаменитого вратаря прошло уже 14 лет! Помнили Коноваленко и любили. И байки всякие, с ним связанные, долгие годы рассказывали, даже анекдоты в народе ходили, но все на редкость очень добрые, ничего кроме уважения к их герою не вызывавшие.

Разговор со следователем

А почему так поздно вышла коноваленковская книга — отдельная история. Коноваленко описал, как всё начиналось: «Первая попытка рассказать о своей спортивной судьбе была сделана в 1972 году – как раз я ушёл из большого спорта. Убедил меня выступить в не свойственном мне амплуа мой друг — спортивный журналист Михаил Марин. Человек очень увлекающийся, он, если загорался какой-нибудь идеей, умел кого угодно убедить в необходимости её осуществления… Михаил вызвался мне помочь».

Достаточно скоро была написана первая глава — «Я родился в щитках». А потом занятость знаменитого вратаря на работе в детско-юношеской спортивной школе и постоянные разъезды журналиста на несколько лет отсрочили начатое было дело. Собирались «соавторы» продолжить совместный труд после зимнего сезона 1978 года. Но скоропостижная кончина журналиста по весне, казалось, заставила оставить идею книги без продолжения.

На поминках Виктор Сергеевич обратился ко мне с просьбой заменить его товарища и моего учителя и доделать начатое. Возражений с моей стороны, естественно, не могло быть. Но к тому времени я уже работал и жил в Москве, что, разумеется, затрудняло возможность регулярного общения. Пришлось брать отпуск на работе и ехать в тогда ещё Горький.

Мы встречались каждый день, что символично, на квартире Марина, и по несколько часов, словно следователю на допросе, мне приходились буквально выжимать признания о событиях, прилично подзабытых, из совершенно не разговорчивого «допрашиваемого», ведь после некоторых эпизодов минуло больше четверти века. Бывало спорили до хрипоты, даже ссорились. Спасибо моему отцу, который в своё время (я этого и не знал) вырезал из всевозможных центральных и местных газет мои публикации, большинство из которых были о хоккее. Они очень помогли в достижении истины.

Наверное, после всех этих мучений и решил выстроить повествование таким образом, чтобы признания не любящего говорить о себе автора подкреплялись отзывами людей, знавших Виктора близко, тренеров и игроков, выходивших с ним на лёд, и при этом известных широкому кругу читателей. Благодаря этим вставкам, незаурядная фигура вратаря становилась более выпуклой, приобретала реальные очертания.

Правда, одну любопытную деталь успел подметить. Когда речь заходила не о нём самом, Виктор преображался и описывал события или человека во всех подробностях, до мельчайших деталей. Например, когда речь зашла о его кумире — великом Всеволоде Боброве. Здесь мне даже ничего добавлять не пришлось: прямо как в протоколах допросов после изложения сути – «записано с моих слов верно», подпись и дата.

«Самая главная черта Всеволода Михайловича – справедливость. Он никогда не оскорбил, не унизил человека резким или неосторожным словом. Он настоящий товарищ: ни в трудной ситуации, ни тем более в беде не оставлял человека. Ни одного слова зря ни про кого не сказал. Терпеливый до беспредельности, спокойный, уравновешенный… Боброву и как тренеру цены не было. И ещё – он совершенно не зазнавался. Наверное, потому, что никогда не думал о славе, был человеком очень скромным и вместе с тем широкой натуры, как истинно русский… Единственное, о чём я жалею, что поздно пришёл Бобров тренером в сборную. Приди он на год раньше — я бы не ушёл из хоккея. Мы бы нашли общий язык, в этом я не сомневаюсь».

Перечитав недавно эти строчки, пришёл к мысли, что, описывая Боброва, Коноваленко как бы рисовал автопортрет: всё сказанное про великого футболиста и хоккеиста — слово в слово подходит и к самому автору «Третьего периода». К нему, Виктору Коноваленко – большому вратарю и человеку.

«Не получится из тебя вратаря – шайбы боишься»

У спортсменов первой подобное происходит часто: как правило, не один, а сразу несколько специалистов, начиная с первого тренера, «лепят» из него настоящего атлета и личность. Коноваленко — не исключение. В ворота его в начале 1950-х поставил Николай Иванович Дунаев. «Я понял: в воротах стоять не каждый хочет, потому что когда в тебя бросают шайбой, бывает больно. В общем, тут нужна смелость. И ещё терпение. Терпеть боль я умел».

Настоящим большим мастером он стал под руководством Дмитрия Николаевича Богинова (о нем я уже подробно писал — причем в двух частях: первой и второй, создавшего уникальный коллектив горьковского «Торпедо», первым в истории нашего хоккея из не московских команд поднявшийся на всесоюзный пьедестал в 1961 году. «Я понял, что Богинов – серьёзный тренер, и раз он специально со мной занимается, значит, вратарь — особая должность в хоккее и место вратаря в команде – особое».

Ну а бойцовский характер Виктора выработался под влиянием Анатолия Владимировича Тарасова. Знаменитый специалист с его неповторимыми методами работы стал настоящим злым гением для Коноваленко, который «преследовал» его на протяжении 15 лет.

А началось всё в далёком 1957 году, когда Виктору и 20 лет не исполнилось. Богинов привёл перспективного торпедовского вратаря на тренировку команды ЦСКА и попросил Тарасова, чтобы дали ему возможность постоять в воротах. «И вот лично сам Тарасов стал мне бросать шайбы, — описывал этот эпизод Коноваленко. – Я, конечно, волновался. Был, помню, такой момент: он сильно замахнулся, а я «нырнул» – вроде как испугался. Тогда ещё такие вот инстинктивные движения самосохранения я не изжил, сами по себе случались эти «нырки» от шайбы. И Тарасов говорит:

— Никогда из тебя вратаря не получится – шайбы боишься.

А я только-только начал чувствовать какую-то уверенность. Конечно, очень расстроился и думал: «Только бы Богинов ему не поверил!».

«С канадцами? А чего не сыграть-то?»

Потом, правда, Тарасов отрицал, что мог подобное говорить. А через три года настоял на приглашении молодого горьковского голкипера в сборную на матчи с канадцами из клуба «Чатам Мэрунс». Добирался тогда Виктор из-за непогоды долго.

Тренеры не собирались выслушивать никаких объяснений. Вердикт был суровый: дисквалификация до конца сезона и ещё на год условно

Нет, не из Горького – «Торпедо» играло календарные матчи в Сибири. И к первой встрече не успел: в воротах сборной СССР стоял опытнейший Николай Пучков, армеец, олимпийский чемпион-56. Но советская команда уступила 3:5.

Оказавшись в расположении команды, наткнулся на Тарасова: «А что если завтра мы поставим тебя на матч против канадцев? Или, может, отдохнуть хочешь, устал после дороги?». Ответ вратаря можно было предсказать заранее: «Если поставите, буду играть… А чего не сыграть?..».

«Меня поразил тон ответа, какое-то необыкновенное спокойствие Коноваленко, — написал позже в своей книге «Совершеннолетие» Тарасов. — Я никак не мог уразуметь, почему Виктор так спокоен – то ли это спокойствие напускное, то ли ему кто-то сказал о твёрдом решении тренеров поставить его на предстоящий матч. Чтобы проверить свои впечатления, я через 15-20 минут направился в комнату, где разместился Коноваленко. Он уже спал… И тогда я понял, что у нас наконец появился вратарь, которого мы долго ждали – вратарь с крепкими нервами, бесстрашный. Позже мы все убедились, что Виктор обладает высокими двигательными навыками, что он терпелив, ему как будто никогда не больно, он не унывает из-за ошибок. Это бесценные качества для вратаря. Хоккейная профессия Виктора Коноваленко исключительно сложна и требует высокого мужества».

Педагогические приёмы Тарасова не всегда были правильными с точки зрения науки, случалось, противоречили общепринятым методикам, порой, тренер перебарщивал с вариантами наказания. Но, по словам Коноваленко, умел признавать свои ошибки и исправлять их. Любопытное сравнение использовал вратарь, описывая двух классных специалистов, с которыми ему пришлось работать в сборной на протяжении всех шестидесятых годов — Тарасова и Аркадия Ивановича Чернышёва. В этом тренерском дуэте было чёткое разделение труда. Чернышёв выступал в роли беспристрастного судьи или даже адвоката, а Тарасов – тот истинный прокурор, обвинитель. «Всем известна грамматическая игра – «казнить нельзя помиловать», где от знака препинания кардинально меняется смысл. Так вот, получалось, что Чернышёв как бы писал эти три слова, а Тарасов проставлял запятую…».

Дисквалификация из-за 8 марта

В своей книге Виктор Сергеевич подкреплял данные тренерам характеристики наглядными примерами. Расскажу одну лишь историю, после которой Коноваленко был изгнан из сборной и получил незаслуженную, на мой взгляд, дисквалификацию.

Дело в том, что на протяжении многих лет горьковский вратарь оставался единственным немосквичом в сборной страны. Но в середине прошлого века это мало кого волновало, есть ли у Коноваленко крыша над головой в столице, нет ли её — должности администратора или, по-современному, менеджера в сборной тех лет не существовало. И заслуженному чемпиону приходилось иной раз даже на вокзале ночевать после возвращения из различных поездок – москвичи отправлялись по домам, а про иногороднего хоккеиста все моментально забывали.

«Сборная готовилась к отъезду на чемпионат мира в Стокгольм. 1969 год. До начала турнира оставались считанные дни. И вдруг нам объявляют, что накануне 8 Марта всех отпускают домой. Обрадовались ребята — смогут поздравить с праздником своих близких — жён, матерей. Нечасто такое бывает. Ну а мне не до радости: долго гадал, что же делать. Оставаться в одиночестве в Архангельском? Ехать в Москву? Или, может, махнуть всё-таки в Горький? Велик был соблазн увидеть своих, обнять Ольгу Викторовну (это я так дочь с пелёнок называл) и Валентину, побыть с ними хоть немного».

Он тогда решился на отчаянный поступок и, казалось, всё рассчитал. Ранним мартовским утром был дома, в кругу семьи. Как раз накануне праздника. Приехал, разумеется не с пустыми руками.

«После позднего праздничного обеда прилёг поспать. Жене наказал, чтобы разбудила к поезду. То ли забыла она, то ли сама уснула, не помню. Только проснулся я, когда последний поезд Горький — Москва, как говорится, давал прощальный гудок… Оставался один шанс — вылететь самым ранним самолётом. Только в этом случае я, хоть и впритык, но успевал на тренировку. Но тут, как назло, нелётная погода…».

Тренеры даже не собирались выслушивать никаких объяснений. Вердикт был объявлен суровый: дисквалификация до конца сезона и ещё на год условно.

Он вновь был вызван в сборную через год. И Тарасов встретил «блудного» вратаря с присущей ему издёвкой.

Вначале сделали 37 рентгеновских снимков, потом стали специальными шпильками скреплять раздробленные косточки

Вначале Коноваленко заставили отправиться с покаянной в ЦК ВЛКСМ, главный комсомольский орган, и только потом на тренировку. Вся команда во главе с Тарасовым была уже на льду.

— Можно раздеваться, Анатолий Владимирович? — спрашиваю.

— Нет, — слышу в ответ. Тут я опешил. Некоторое время в себя прийти не мог… Уж вроде знал я Тарасова: от него можно было ждать чего угодно. Но чтобы так испытывать моё терпение! Это уж слишком!

Я мешок с амуницией в охапку и пошёл, сам ещё не ведая куда. Почти до трамвайной остановки дошёл, распростился со спортом навек. Вдруг слышу зовут:

— Виктор! Виктор, остановись!

Смотрю, бежит массажист ЦСКА, старичок такой. Запыхался не на шутку.

— Виктор, тебя Анатолий Владимирович зовёт!

— Нет, — говорю, — не пойду. Он же меня прогнал.

— Виктор, но ты же знаешь его! Он хотел, чтобы ты прочувствовал… Если я без тебя вернусь, он мне этого никогда не простит».

«Забить Коноваленко невозможно»

Чемпионат мира 1970 года вновь принимала Швеция. И этот турнир стал для Коноваленко лучшим в карьере. Настоящим звездным часом. Вот что писал в своей книге «Хоккейный репортаж» известный в те годы журналист ТАСС Владимир Дворцов: «Возьму на себя смелость утверждать, что в 1970 году главным образом он выиграл чемпионат мира, будучи лучшим игроком турнира вообще! После второго матча между сборными СССР и Чехословакии тренер соперников Питнер сказал на пресс-конференции: «Игра кончилась во втором периоде. Мои ребята поняли, что Коноваленко забить невозможно, и у них опустились клюшки».

А ведь встреча эта с постоянными в те годы соперниками наших хоккеистов проходила уже после полученной вратарём тяжелейшей травмы. Случилось это в матче со шведами. Шёл второй период встречи. Счёт на табло 2:1 в пользу хозяев.

«И тут выкатывается на ворота шведский нападающий, не помню кто, я ложусь, отбиваю шайбу, но… получаю резкий и сильный удар по маске… Очнулся, когда надо мной «колдовали» наш врач Олег Маркович Белаковский и целая команда медиков, как я потом узнал, из госпиталя святого Серафима. Уже в раздевалке это было. Боли особой не чувствовал – за долгие годы в хоккее привык к ней. Но понимал, что произошло нечто серьёзное. И всё же решил попросить у доктора разрешения вновь встать в ворота. Тот только заулыбался в ответ. На санитарном автомобиле меня отправили в госпиталь».

Так описывал случившееся сам Коноваленко. Свидетели же, среди которых оказались многие коллеги, рассказали об этом эпизоде во всех красках — и про лужу крови, образовавшуюся у ворот после того, как с вратаря сняли маску, и про носилки, на которых уносили Виктора на какое-то время потерявшего сознание, и про боевое крещение совсем юного Владислава Третьяка, заменившего травмированного. Но больше всего про то, что произошло после, на следующей день.

Врачебный консилиум определил полученное повреждение, как множественный перелом переносицы. Вначале сделали аж 37 рентгеновских снимков во всех ракурсах, потом стали специальными шпильками скреплять раздробленные косточки.

Разумеется, советскому вратарю прописали постельный режим. Но он наотрез отказался и в сопровождении Белаковского вернулся в гостиницу. А на следующий день вновь встал в ворота в матче с финнами.

«Изумлению шведов не было предела, — написал в своей книге «Когда льду жарко...» Владислав Третьяк. — Ещё через день газеты сообщили: «Персонал больницы потрясён мужеством русского вратаря...».

А отвечая на вопрос журналиста по возвращению из Стокгольма: «Какие уроки вы извлекли для себя на этом чемпионате?» — юный дублёр именитого голкипера и будущий великий вратарь был краток: «Благодаря Виктору Коноваленко я знаю теперь, что такое настоящее мужество».

Между прочим, в третьем периоде игры с Финляндией, в котором советские хоккеисты нанесли соперникам позорное поражение 16:1, кто-то из финнов — нарочно или невзначай — вновь ударил Коноваленко по маске. Вновь кровь, смещение, шпильки, вмешательство медиков… Но горьковчанин отстоял матч до конца.

А вот мнение Вячеслава Старшинова в его воспоминаниях «Капитан о своих товарищах»: «Заявляю, что никогда наш вратарь не играл так сильно, как в этот раз в Стокгольме. С годами пришли мудрость и спокойствие. Как и я, и Рагулин, и Давыдов, убеждён, что вратарь Коноваленко на стокгольском льду как бы родился заново».

Несмотря на впечатляющую игру и отчаянную храбрость директорат чемпиона не признал Виктора лучшим вратарём. Зато журналисты, которых на мировых первенствах собиралось тогда, да и сейчас по несколько сотен, чуть ли не единогласно внесли в бюллетень для тайного голосования имя Коноваленко.

Как разгромить ЦСКА и не попасть на Олимпиаду

Он верил, что сможет поехать на Олимпийские игры 1972 года в Саппоро. Хотя перед этим не очень удачно сыграл на традиционном турнире «Приз «Известий». Собирался доказать, что набрал отличную форму 13 января в Москве на матче «Торпедо» с ЦСКА, примерно за неделю до отъезда сборной СССР на зимние Игры в Японию.

Надо сказать, что за все свои хоккейные годы Коноваленко насчитал только пять побед родной торпедовской команды над многократными чемпионами страны. И самая значимая случилась как раз в этот морозный (до -25 градусов) день на старый Новый год. Оказалось, что вратарь приехал в столицу на своей машине. И уговорил меня отправиться домой на его «Волге» сразу после окончания матча с армейцами.

Ни тогда, ни гораздо позднее не признался он мне, почему вдруг решил отправиться в столицу на собственном авто, что случалось нечасто. Совсем недавно до меня дошло: скорее всего Виктор верил, что окажется в числе будущих участников Игр в Саппоро, и чтобы не тащить на себе олимпийскую экипировку, на всякий случай отправился в столицу своим ходом.

Но буквально перед самой игрой, уже в раздевалке, стало известно, что вместо Коноваленко в окончательном списке сборной наряду с Третьяком значился динамовский вратарь Александр Пашков.

«Как горькую пилюлю проглотил Коноваленко ещё одну незаслуженную обиду, — написал после этого «Советский спорт». — Кормчие олимпийской сборной предпочли ему Пашкова — вратаря, по выражению самого Тарасова, «опытного, но капризного», не отличавшегося высоким индивидуальным мастерством. Спортивный девиз: пусть играет сильнейший — на сей раз не восторжествовал. Верх взяли интересы ведомственные. Пашков, это понимали все, даже в дни мимолётных удач не играл сильнее волжанина».

Весть о том, что Коноваленко не летит в Саппоро, стала своеобразным допингом для торпедовцев. И судьба армейцев, которые в том чемпионате шли без поражений, была предрешена. После первого периода — 3:0 в пользу гостей: несмотря на гневный фальцет Тарасова, у его подопечных ничего не получалось — торпедовцы диктовали свои условия, Коноваленко был неуязвим, и в начале третьего периода преимущество уже более чем убедительное — 7:1. Третьяк уступил место в воротах дублёру Николаю Толстикову, но это ни к чему не привело. 8:3. Разгром. Армейцы вообще редко кому в те годы проигрывали, а уж с таким счетом…

Прощальные слова Тарасова

В ту холодную январскую ночь на трассе Москва – Горький я впервые услышал от Виктора, что он уходит из большого хоккея. И, как человек слова, действительно простился со льдом.

Коноваленко подгадал церемонию к очередному матчу в Горьком опять-таки с ЦСКА, потому что в составе армейцев играло больше всего его партнёров по сборной.

И вот 10 октября 1972 года. Горьковский Дворец спорта. Тот же самый, в котором играет и сегодняшнее «Торпедо». И всё вроде бы шло, как планировалось, — торжественные речи, подарки, море цветов, берущие за душу слова и улыбки старых и добрых товарищей по сборной — Анатолия Фирсова, Александра Рагулина, Виктора Кузькина, понятное дело, Третьяка, который признался, что в сборной именно «батяню», как по-доброму он величал своего наставника, уважали более, чем кого-то ещё. Армейцы на руках вынесли Коноваленко за кулисы Дворца по окончании официальной церемонии. А перед этим неожиданно в зале раздался такой знакомый голос Тарасова. Его выступление не значилось в сценарии. Но разве для великого и ужасного тренера существовали какие-либо барьеры?

В какой-то момент он оттолкнул ведущего, выхватил микрофон и едва слышно, несколько певуче заговорил. Зал моментально затих:

— Всем нам сегодня грустно. Очень грустно. Мы провожаем сегодня на тренерскую работу Виктора Сергеевича Коноваленко. Добрейшей души человека. Верного товарища. И великого вратаря!

Последние два слова Анатолий Владимирович произнёс громче обычного. В ответ раздался гром аплодисментов.