— Андрей, расскажите о том, как вы пришли в спорт. В самом начале вас привели в секцию плавания родители, верно?
— Да, всё верно. Меня привели в секцию, чтобы я занимался плаванием. Честно говоря, мне там совершенно не понравилось, поскольку для меня это однообразный вид спорта. Я плавал достаточно хорошо, но делать это мне было не очень интересно. Затем начал заниматься горными лыжами. Опять же, катался я неплохо, ведь всё детство провёл на лыжах, катаясь в лесу. Я вообще в детские годы довольно много занимался спортом: и бегал, и прыгал. Что касается именно горнолыжного спорта, то мне обещали
Я очень благодарен своим родителям. Вне всяких сомнений, без их поддержки, веры в меня и всяческой помощи у меня ничего бы не получилось. Я вообще считаю, что роль родителей и в те времена, и сейчас крайне важна в становлении молодого игрока.
предоставить лыжи, но дали их без креплений. В то время они были в дефиците, так что пришлось как-то выкручиваться. Знаете, тогда существовали такие калоши, в которые вдевалась обувь. Так вот, отец собственноручно прикрутил эти калоши к моим лыжам. Однако очень часто ноги выскакивали из них, и мне было тяжело поворачивать. Возможно, из-за этого я вскоре перестал заниматься этим видом спорта. Сезон прошёл, и в итоге летом я пошёл записываться в теннисную секцию.
— В теннис вы попали в возрасте 9 лет…
— Да, в 9 лет я пошёл в «Динамо», где на меня даже смотреть не стали. Я был переростком в том смысле, что в 9 лет даже в то время уже не принимали. Я был слишком великовозрастным ребёнком. В общем, после «Динамо» решил попытать счастье в ЦСКА. На тот момент у Виктора Янчука был своя детская группа. У них там тоже занимались детишки более младшего возраста, но, поскольку я довольно хорошо смотрелся физически, меня в итоге взяли.
— Вы сразу нацелились на то, чтобы заниматься спортом серьёзно, или поначалу это было просто для укрепления здоровья?
— Естественно, в 9 лет никто не понимает – серьёзно это или нет, так что никаких грандиозных планов не было. Перед родителями стояла задача попробовать вырастить здорового ребёнка. Однако, когда появились первые успехи, они задумались о том, чтобы заниматься этим более серьёзно.
— Первые успехи появились скоро?
— Да, относительно скоро. Через два года я уже достаточно хорошо играл. Первый свой более-менее серьёзный турнир я провёл удачно, обыграл третьего сеяного со счётом 6:0, 6:1, а ведь тогда у меня вообще никакого рейтинга не было. В общем, результаты появились достаточно быстро. После двух лет занятий я уже находился на определённом хорошем уровне.
— Когда вы выиграли свой первый турнир?
— Как раз первый турнир, в котором принимал участие, я не выиграл, а уступил в полуфинале Андрею Чеснокову. Кстати, первый выезд у меня тоже был в 11 лет. Я там победил в утешительном турнире. Однако в нём участвовали ребята старшего возраста. В своей возрастной категории я завоевал два титула на следующий год.
— Как вам удавалось куда-то выезжать? У вас были спонсоры, или приходилось рассчитывать только на своих родителей?
— Я начинал играть в теннис ещё в Советском Союзе. В СССР система была совершенно другая. Ты не платил ни за что. Да, ты не получал каких-то призовых, но и не платил ничего – ни за тренеров, ни за корты. У действительно талантливых ребят, которые занимались в общих группах, была возможность продвинуться дальше, поскольку не было больших финансовых затрат.
Я очень благодарен своим родителям. Вне всяких сомнений, без их поддержки, веры в меня и всяческой помощи у меня ничего бы не получилось. Я вообще считаю, что роль родителей и в те времена, и сейчас крайне важна в становлении молодого игрока.
— Вы первые годы тренировались под руководством Виктора Янчука?
— Первые пять лет, до тех пор, пока Виктор Николаевич не перешёл в Детскую школу спортивного мастерства в «Дружбу». Пока он работал в ЦСКА, я занимался с ним постоянно. Затем я к нему тоже ездил, но это было не постоянно.
— Как складывалась ваша юниорская карьера? Вы активно ездили по турнирам?
— Да, в общем-то, я активно путешествовал по соревнованиям. В самом начале я даже был первым-вторым в своём возрасте в нашей стране. В 17 лет мы даже закончили год шестым и седьмым в паре с Чесноковым. Мы тогда с ним вместе играли. А в 1983 году по юношам мы были в финале Открытого чемпионата Франции и закончили сезон как раз примерно на том же 6-м или 7-м месте. А в одиночке я был около 30-го места. Для того небольшого количества турниров, которые мы играли, я считаю, это вполне
Я воспитывался в ЦСКА, а там в те годы было пластиковое покрытие. Покрытие пластик очень быстрое. С первых сознательных соревнований, когда я начал играть на счёт достаточно хорошо, стиль моей игры был «травяным», то есть подача с выходом к сетке. Поэтому, наверное, трава так идеально мне подходила.
хороший результат.
— Вы свой первый матч в АТР-туре провели в 1987 году. В том же году сыграли на Уимблдоне.
— Мы играли до этого сателлит. В 1984 году мы впервые все вместе поехали в Германию. Тогда в составе нашей делегации были Леонюк, Зверев, Чесноков, Волков и я, а Тарпищев возглавлял выезд. Это мой первый профессиональный турнир. Кстати говоря, «сателлит» — это пять соревнований, которые сейчас являются 10-тысячниками. Они были объединены в один турнир, за который давались рейтинговые очки.
— Поделитесь впечатлениями от своего первого прибытия на Уимблдон. Что вы почувствовали в тот момент?
— Конечно, это были грандиозные впечатления. Дело в том, что раньше мы жили только теннисом. Жили тем, чтобы выехать и поучаствовать в больших турнирах. Помню, мы тренировались в Монино, и Виктор Николаевич ехал на велосипеде впереди, а мы бежали кросс за ним. Он постоянно нам напоминал, что через сознание лежит путь в Уимблдон. На самом деле, мы изначально понимали и знали точно, что хотим, мы рвались к этому. У нас в то время было не много возможностей играть за рубежом, и каждый стремился всегда быть первым.
— На траве у вас были прекрасные успехи. С чем это связано? Ведь кажется, что в СССР тогда было не так уж много травяных кортов…
— Я воспитывался в ЦСКА, а там в те годы было пластиковое покрытие. Покрытие пластик очень быстрое. С первых сознательных соревнований, когда я начал играть на счёт достаточно хорошо, стиль моей игры был «травяным», то есть подача с выходом к сетке. Поэтому, наверное, трава так идеально мне подходила.
— В 1988 году вы поехали на Олимпийские игры…
— Да, всё верно. В том же году я вышел в четвертый круг Уимблдона из квалификации.
— На Играх в Сеуле у вас была возможность прикоснуться к истории. Какие воспоминания остались с тех пор?
— Интересные события происходили ещё до Олимпиады. Мы поехали в Америку летом, сыграли там два турнира, а вместо Открытого первенства США отправились на сборы в Японию. Затем из Японии мы перелетели в Сеул. Именно в день перелёта там объявили штормовое предупреждение. В итоге мы чуть позже необходимого выехали из нашей гостиницы, и так случилось, что реально могли опоздать на самолёт. Тогда наш водитель договорился с полицейским, и нам выделили машину с мигалкой, которая ехала перед нашим автобусом. В общем, мы успели в аэропорт и попали на свой рейс.
Опять же, это была моя первая Олимпиада. Тогда это было громадное событие. Даже, наверное, намного более значимое для теннисистов, чем сейчас. Тогда для нас Олимпиада была всем. Это можно сравнить с тем, как сейчас относятся к ней в некоторых других видах спорта. Всё-таки в теннисе очень много соревнований, и Игры не главные среди них.
— Вы уже вспомнили тот Уимблдон 1988 года… Это был особый для вас турнир, не так ли?
— Да, там я обыграл Томаса Смида, а он был сеяным. Кстати говоря, всё это и многое другое я описываю в книге «Профессия — теннисист», которую написал в 2003 году.
Что вспоминается о том Уимблдоне? Мы тогда жили в центре Лондона. По телевизору я смотрел репортаж какого-то матча с того корта, на котором я вскоре должен был играть. Выехал на свой поединок я ровно за матч. Вскоре в машине почувствовал, что опаздываю. Тогда попросил водителя остановиться прямо перед Уимблдоном, чтобы я побежал к корту. Но они этого не делают обычно, поскольку обязаны довести нас до территории. В итоге получилось так, что я выскочил на корт прямо из машины. Без разминки и всего прочего. Переодел кроссовки на травяные — и провёл очень хорошую встречу, кстати!
— В вашей карьере были случаи, что либо вы, либо ваш соперник опаздывали на матч?
— Да, было. Случилось так, что однажды я опоздал на матч. Это было в Кёльне на турнире Гран-при. Выехал вроде бы заранее и ехал в одном мини-автобусе со своим соперником по матчу. К несчастью, на шоссе произошла дорожная авария прямо перед нами. Пролился бензин, всё было заблокировано, и мы простояли почти три часа. Но, поскольку мой соперник был в том же самом автобусе, то нам обоим поставили обоюдную неявку. Потом, правда, дали возможность переиграть матч.
— Кто его выиграл?
— Я тогда проиграл.
— За карьеру у вас было много ярких соперников, но в 1989 году вы играли с Питом Сампрасом в Цинциннати. Что помните из того поединка?
— Я ещё раз играл с ним позже, в Токио, где уступил со счётом 6:7, 3:6. Что касается той встречи в Цинциннати, это было слишком давно. Про Пита Сампраса у нас тогда были другие представления. Наверное, более сознательный матч против Пита как великого теннисиста был именно в Токио.
Честно говоря, я бы не отнес этот факт к самым острым и запоминающимся событиям. Были и другие, как, допустим, те же матчи Кубка Дэвиса. Помню поединок в Санкт-Петербурге, когда я принёс решающее очко. Матч против Германии в 1995 году, когда мы с Кафельниковым в паре обыграли Беккера и Штиха со счётом 7:5 в решающем сете. Тогда, кстати, Чесноков получил «Орден мужества». И матч против Курье на центральном корте. Честно говоря, было много запоминающихся моментов. Опять же первый финал «Большого шлема» в паре, первая победа в миксте. Много всего.
— Вам не удалось выиграть Кубок Дэвиса, хотя вы дважды были в финале – в 1994 и 1995 годах. Можно ли сказать, что это главное разочарование в вашей карьере?
— Я бы не назвал это разочарованием, хотя, конечно, хотелось бы выиграть трофей. Но тут не стоит забывать, что это командные соревнования, где все зависит от целого ряда причин. В финалах против шведов и американцев у нас была очень хорошая команда и были шансы выиграть. Особенно в сражении со шведами, когда Волков в первом матче против Эдберга вёл 5:4 в пятом сете и имел матчбол. Кафельников проиграл Ларссону в пятом сете, хотя мы надеялись, что он выиграет. Мы с ним упустили пару со счётом 6:8 в пятом сете. Сами понимаете, все матчи были близкими, всё могло повернуться в другую сторону, и мы могли выиграть Кубок Дэвиса. В любом случае, первый матч за сборную у меня был в 1983 году, а последний в 2001 году. Мне не на что жаловаться в этом плане.
— В одиночном разряде вы фактически закончили выступления в 1997 году, отыграв свой последний полноценный сезон.
— Да, я закончил играть одиночку в 1997 году. У меня была операция в декабре. На самом деле, полноценно я не мог бегать на протяжении восьми месяцев и нормально передвигаться по корту стал только в сентябре 1998 года. Я не говорю уже об одиночке, но даже в паре я тогда стоял за пределами первой сотни – 120-й или 130-й. Когда мне было 32 года, я поехал играть маленькие турниры. Начинал в паре с Максом Мирным, мы вскоре выиграли 25-тысячник в Словении, потом пошли турниры крупнее. Именно с этого началось новое восхождение в паре.
— У вас была операция на колене, верно?
— Да, на колене. До 2003 года, когда я завершил играть на профессиональных турнирах, у меня было всего 3 операции. Хотя, будучи уже тренером, в 2005 году я работал с одним спортсменом, который стоял достаточно невысоко в рейтинге. Мы поехали в Дубай на 15-тысячник. У меня тогда уже не было очков, но мы заявились в парный турнир последней парой. Нам просто повезло, что это случилось. Ну, и так вышло, что мы выиграли титул.
— После операции вы наверняка поняли, что вам будет тяжело играть одиночку. Легко смирились с той мыслью, что одиночная карьера завершена и теперь вам нужно сконцентрироваться на паре?
— Пару я играл достаточно хорошо на протяжении долгого периода времени, поэтому не скажу, что было много сложностей. Я прекрасно осознавал, что в таком физическом состоянии будет проблематично показывать хороший уровень тенниса в одиночном разряде. Нужно было начинать практически с нуля, ведь я довольно далеко откатился в рейтинге. Понимаете, у меня уже были несколько иные ощущения во время игры на корте. Когда у тебя проблемы с коленями, ты можешь достаточно хорошо бежать вперёд, делать рывок, но очень сложно передвигаться из стороны в сторону. По скорости я ещё успевал, но двигаться вдоль задней линии, когда расшатывается коленный сустав, было достаточно тяжело.
Не скажу, что я испытал в тот период какой-то шок, так как у меня была достаточно длительная и успешная карьера. Я относительно легко к этому адаптировался.
— На официальном сайте АТР в вашем профайле есть любопытный факт: за свою карьеру, играя парную комбинацию, вы сменили 14 партнёров. С кем вам было комфортнее и успешнее всего?
— К сожалению, у меня не было постоянного партнёра. На начальной стадии я играл с Дэвидом Адамсом, но потом расстались из-за того, что уровень у нас был разный. Он совсем не играл одиночку, поэтому нам было тяжело составлять удобный для обоих график выступлений. Мы поиграли полтора года и расстались. По окончании этого сотрудничества с ним я, кстати, начал показывать свои лучшие результаты в карьере. Хотя и у нас с ним были хорошие результаты – например, финал Открытого чемпионата Франции.
Что касается вашего второго вопроса, то я успешно играл и с Адамсом, и с Кафельниковым, и с Мирным. Я много выиграл титулов с различными партнерами. Не знаю, почему не складывалось постоянного сотрудничества с кем-либо. У меня всегда были относительно хорошие партнёры, но не ведущие парные игроки. Наверное, всё из-за того, что было тяжело подобрать
Я успешно играл и с Адамсом, и с Кафельниковым, и с Мирным. Я много выиграл титулов с различными партнерами. Не знаю, почему не складывалось постоянного сотрудничества с кем-либо. У меня всегда были относительно хорошие партнеры, но не ведущие парные игроки. Наверное, всё из-за того, что было тяжело подобрать расписание.
расписание.
— А сколько у вас было партнёрш по миксту?
— Тяжело вспомнить. Достаточно много на определённом этапе. Допустим, с Евгенией Манюковой мы выиграли Открытый чемпионат Франции. С Ларисой Савченко победили в Мельбурне и были финалистами в Париже и Нью-Йорке. Кстати, изначально микст я не особо хотел играть, больше концентрировался на одиночке и паре. Потом стал играть и микст, но после операции был уже не настолько успешен, как мог бы.
— В одном из интервью вы как-то сказали, что во главе АТР-тура собраны консерваторы и они не дают в полной мере развиваться парному теннису. Сейчас ситуация такая же, или что-то поменялось?
— Совершенно ничего не поменялось. Связано это уже не только с руководством АТР. Тот момент, когда можно было что-то поменять, прошёл. Сейчас турнирным директорам более интересно, чтобы одиночники играли пару. Неважно как, главное, чтобы играли, ведь это привлекает больше зрителей.
Опять же, тот уровень парного разряда, который был до момента, когда одиночники стали попадать по своему рейтингу в парные турниры, был выше, чем сейчас. Если вы возьмёте игроков, которые боролись даже в мои годы, то многие из них до сих пор играют – те же Ноулз и Нестор, Зимонич, Бхупати и Паес. Достаточно много теннисистов в топе, которые остались с того времени. С возрастом ведущие парные игроки не меняются. Наверное, тот факт, что в топ-10 парного тенниса много ребят возрастом за 30-35 лет, это показатель общего парного уровня сегодня.
— Если оценивать всю вашу карьеру в целом, вы довольны тем, как всё сложилось? Всё получилось из того, что вы хотели сделать, или остались нереализованные цели?
— Наверное, на тот момент я ставил себе такие задачи, которых планово достигал. В один момент хотел попасть в сотню в одиночке. Потом хотел выиграть турнир из серии «Большого шлема» в паре, затем попасть в парную «десятку». В общем, я ставил себе те задачи, которых в итоге достигал. Конечно, можно было где-то что-то лучше сделать, что-то могло сложиться удачнее, но в целом моя карьера сложилась удачно.