«В Формуле-1 слишком много этапов? Гонщик должен гоняться!»
Виталий Крысанов
Комментарии
Комментатор ВГТРК Алексей Попов — о нюансах работы, произношении фамилий и названий, а также роли «Твиттера».

«Когда комментируешь, мозг работает иначе»

— Алексей, ваша карьера комментатора начиналась без малого четверть века назад, когда об Интернете можно было только мечтать. Откуда приходилось добывать необходимую информацию?
— Нынешнему поколению, наверное, крайне сложно понять, как это вообще возможно – обходиться без Интернета. Мы же начинали в условиях полного информационного вакуума, очень многое нам приходилось додумывать. По этой причине мы наверняка допускали огромное количество неточностей. Что касается статистики, то у меня были какие-то ежегодные журналы, и вот эта информация, пусть её было совсем немного, являлась для нас бесценной.

Это сейчас в два клика ты можешь посмотреть любые цифры, тогда же хотя бы малая их часть была сродни кладу. А вот текущих новостей, слухов – всего, из чего сейчас состоит гоночный уик-энд, – такой информации в то время у нас практически не было. Здесь, на Шаболовке, располагалось информационное агентство, сюда поступали новости на нескольких языках, в том числе на французском, а поскольку я прекрасно его понимал, то всё, что шло с пометками «Спорт» и уж тем более «Формула-1», оставляли мне. Этими двумя-тремя добытыми бумажками информация, которой мы могли располагать, и ограничивалась.

Без доступа к Интернету быть в курсе всего не получится даже сегодня

— И как выкручивались?

— В то время было принято чаще молчать, о чём-то неторопливо рассуждать, поэтому так много информации, как сейчас, и не требовалось, наверное. Спортивный комментарий в принципе был другим, к тому же в области автогонок мы были первооткрывателями. Футбольный, если хотите, стиль ввёл уже я спустя некоторое время. А тогда темп комментария был другим, информационная составляющая была другой, не было такой глубины в освещении гонок. Сейчас бы мне показались очень наивными наши первые трансляции. Но мы все учились. Готовиться к эфирам было хоть и тяжело, но интересно. А вот времени, поскольку доступной информации практически не было, тратилось значительно меньше – на подготовку уходило максимум два часа. Сегодня же я живу Формулой-1 24 часа в сутки.

— В 1992-м – год появления Ф-1 на российском телевидении – вы уже комментировали несколько этапов с места событий…
— Да, в том году я ездил на четыре гонки — Франция, Германия, Венгрия и Бельгия.

— Что с тех пор поменялось в комментаторской кабинке? В то время в вашем распоряжении был всего один монитор с ТВ-картинкой?
— Нет, их уже было два — тайминг к тому моменту уже появился. Естественно, он был более примитивным. Даже не помню, были ли там данные по секторам, например. Но ведь и сейчас информации о типах резины, которая доступна каждому болельщику, нет ни на одном из официальных каналов тайминга. Поэтому без доступа к Интернету быть в курсе всего не получится даже сегодня.

— Тем не менее раньше у вас под рукой было куда меньше информации, чем сейчас. Было проще работать?
— Да. За всем всё равно не уследишь, это во-первых. Во-вторых, болельщик очень требователен. У него больше информации, а главное, он смотрит гонку спокойно. Но когда ты комментируешь, мозг работает совершенно иначе! Иногда, когда смотрю что-то сам, я подмечаю огромное количество мелких деталей. Уверен, что когда я комментирую, то действительно их не замечаю, потому что мозг занят другим. Ты думаешь о том, что говоришь, что сказать дальше, думаешь над другими источниками, взаимодействуешь с партнёром. Кроме того, тебе необходима информация тайминга, а если у тебя к тому же есть доступ в Интернет, ты должен обращать внимание и на то, что пишут в своих «твиттерах» команды. Информации настолько много, что приходится как-то крутиться, чтобы не отстать от жизни.

— Получается, Наталья Фабричнова вовремя пришла вам на помощь?
— Получается, что так, хотя какого-то расчёта здесь не было. Я просто пригласил компетентного и дополняющего меня человека помочь. Девушка, гонщица-картингист, настоящий фанат Ф-1, к тому моменту уже работавшая на куче гонок. А вот сейчас у нас уже сотни репортажей в разных гоночных сериях. И уже не могу представить, чтобы я работал в одиночку. Я переложил на хрупкие женские плечи такое количество обязанностей, что… (Смеётся.) Я и представить не мог, что в итоге всё получится настолько хорошо и гармонично. На мой взгляд, с точки зрения комментария, за последние три сезона мы достигли оптимального результата. Всем не угодишь, но мне изнутри виднее.

— В 90-х вы комментировали Формулу-1 в паре с Ческидовым, Бурковым, Шугуровым… Тогда роль напарника была другой?
— Начнём с того, что напарником тогда был я. Бурков, Ческидов – зубры отечественного телевидения. Они были комментаторами, меня же они позвали в качестве эксперта. Я писал о Формуле-1 в газете, я в ней разбирался. А они были специалистами в телевидении, но почти ничего не знали о Ф-1. Тогда у нас был дилетантский комментарий. Но их спасало то, что они прошли через Олимпиады, через огромное количество видов спорта. К тому же представьте жесточайшие критерии советского телевидения. Такой безответственности, как сейчас, не было и в помине. Так что я у них учился телевидению, они у меня – пониманию того, что такое гонки. Мы друг друга дополняли.

К сожалению, Буркова и Шугурова уже нет с нами. Ческидова я не видел уже много лет, он давным-давно на пенсии. Время от времени я вижусь с Николаем Поповым, который, несмотря на возраст, по-прежнему работает здесь и комментирует фигурное катание. Да, несмотря на одинаковую фамилию, мы с ним не родственники (улыбается)! Иногда на каких-то гоночных мероприятиях встречаю Потехина, реже – Козанкова, которых мы также привлекали к трансляциям в качестве экспертов.

Я не раз пытался уговорить Феттеля завести личный «твиттер», но почему-то он не видит интереса

«Если буду новостным агентством, ничего хорошего не выйдет»

— Если раньше трансляции были чуть ли не единственным источником информации для болельщика, то сейчас, в век Интернета, поделиться новостями, о которых зритель ещё не знает, фактически невозможно…

— Не стоит пытаться объять необъятное. Как вы справедливо заметили, болельщик может прочитать всё что захочет в Интернете, поэтому глупо было бы выписывать перед эфиром заголовки новостей и за время репортажа стараться рассказать максимальное их количество. Я никогда этим не занимался. К тому же не всё попадает в поле зрения телекамер, да и я могу что-то не заметить, и если буду выступать в роли новостного агентства, ничего хорошего из этого не получится.

— Заинтересовать аудиторию стало сложнее?
— Я часто получаю от болельщиков письма, в которых они признаются, что я заинтересовал их Формулой-1. Благодарен за тёплые слова в свой адрес, но, как ни странно, я никогда не ставил перед собой именно задачи заинтересовать зрителя. Я всего лишь любил Ф-1 и делился своей любовью с теми, кому это близко. Собственно, я и сейчас делаю ровно то же самое. Исхожу из того, что мы со зрителями, если хотите, единомышленники.

— Если затрагивать тему общения с болельщиками, как появился ваш «твиттер»?
— Это очень интересный момент. Однажды мне пришло письмо от человека, который зарегистрировал там аккаунт от моего имени и настроил автоматическую публикацию моих записей в блоге. Кстати, это работает до сих пор. Он написал мне, что, поскольку количество читателей этого «твиттера» достигло отметки 10 тысяч, он хотел бы отдать мне пароль от учётной записи и передать её в мои руки. Я просмотрел аккаунт, немного изменил информацию о себе и постепенно начал что-то писать, публиковать фотографии с трасс. «Твиттер» @F1Popov сейчас читают уже свыше 70 тысяч человек. Очень благодарен человеку, который его создал, потому что самостоятельно, с нуля, я не стал бы всем этим заниматься. Потом уже добавил «Инстаграм», «Фейсбук». Кстати, никаких страниц «ВКонтакте» у меня никогда не было, а то мне часто пишут, что я им что-то отвечал там…

— А до того момента не возникало желания писать о чём-то в «Твиттере»?
— Писать – нет. Поначалу даже среди пилотов он был не слишком популярен. Уэббер и Баррикелло были одними из первых активных пользователей, и их было очень интересно читать. Сейчас ты не так часто общаешься с пилотами лично. В начале 90-х, к примеру, ты мог свободно подойти к гонщику, представиться, поговорить с ним. Я с первого раза познакомился с Простом, Алези… В современной Формуле-1 не могу себе такого представить.

Тогда у пилотов было в десятки раз больше свободного времени. Сегодня же «Твиттер» – едва ли не единственная возможность неформального общения для них. Именно по этой причине я не раз пытался уговорить Феттеля завести личный «твиттер», и не думаю, что я одинок. Но почему-то он не видит интереса. Быть может, со временем он, как и я, изменит мнение.

— Но ведь у виртуального диалога с болельщиками есть и негативная сторона. Она сильно вам мешает?
— Вы знаете, я не вижу разницы между Интернетом и обычным миром. Если человек хамит в Сети, он должен быть готов повторить это в глаза. А когда кто-то сначала берёт автограф и заискивающе смотрит в глаза, а потом пишет про тебя гадость – что тут сказать… Я вот не могу поставить себя на место таких людей, потому что привык отвечать за свои слова. И когда встречаюсь с этим в свой адрес, не могу этого понять. Да, меня это расстраивает. С другой стороны, я вижу, что таких меньшинство, просто оно, как это всегда бывает, очень громкое. К счастью, тех, кто со мной, кто думает так же, как я, значительно больше.

— Приятно, когда вас узнают на улице, что человек, подошедший к вам, интересуется Формулой-1?
— И да, и нет. Когда человек подходит и искренне улыбается, говорит, что смотрит Ф-1 уже 20 лет, что все эти годы мы провели вместе, жмёт руку и уходит, – после этого я действительно буду какое-то время улыбаться, мне будет приятно. Но, признаюсь, мне не очень комфортно, когда ко мне подходят незнакомые люди. Я не стремлюсь к тому, чтобы быть звездой и раздавать миллионы автографов. У меня совершенно нет честолюбия.

Алексей Попов

Алексей Попов

Фото: РИА «Новости»

«Британцы не могли договориться между собой, как произносится «Кэйтерэм»»

— Вернёмся к вашей работе. Когда «Ред Булл» только появился в Формуле-1, вы произносили название этой команды через «е»…
— Да, и потом это постепенно в «э» стало уходить…

— Если раньше вы, скажем так, адаптировали названия и фамилии к русскому языку, то сейчас, напротив, стараетесь быть максимально близким к оригиналу. Например, «Кэйтерэм» (здесь и далее — фамилии и названия приводятся так, как их произносит Алексей. – Прим. «Чемпионат»)…
— Лучше поздно, чем никогда. У нас есть устоявшиеся названия – тот же «Мерседес», скажем. И даже если бы вдруг выяснилось, что это «Мерчéдес», как говорят итальянцы, не мне эти устои менять. А с «Кэйтерэмом» – никто ведь в России не знал эту марку, правильно? Поэтому нужно было задать стандарт с самого начала. И я обошёл в пресс-центре всех англоязычных журналистов, человек 30, попросил каждого произнести название команды.

Самое интересное, что иногда они удивлённо смотрели друг на друга и не могли прийти к общему знаменателю! С «Кэйтерэмом» было далеко не всё очевидно, но база именно такая – она безо всякого «ха», с ударением на первый слог. Кто-то говорил «Кáтерэм», но если в случае с Хэмильтоном вариант «Хамильтон» действительно ближе к оригинальному – просто у нас принято транскрибировать такие конструкции через «э», – то здесь всё-таки «эй». Я перестал говорить «Брэкли», кстати, потому что англичане отчётливо говорят «Бракли». Там такое «а», что очевиднее уже просто некуда. Но у нас всё привыкли произносить на американский манер, через «э».

Идеальный уик-энд – это час свободных заездов и квалификация в субботу, гонка в воскресенье и целый день тестов в понедельник

— А как приходилось решать вопрос с транскрипцией в 90-х?

— Знаете, меня всегда упрекали, что я говорю «Браун», в то время как в оригинале это звучит как «Брон», «Броун». Но вначале я не настолько хорошо знал английский и мог лишь довериться тому, как эту фамилию произносят более опытные коллеги. Если бы начинал сейчас, я бы, наверное, говорил «Броун», но тогда Ческидов – а он знал немецкий – прочитал это как «Браун», и все мы стали говорить именно так.

— На ум приходит ещё «Барричелло»…
— Самое интересное, что это не так и далеко от истины! Но он действительно Баррикелло – он италоязычный, он сам себя так называет. Возможно, по правилам португальского, раз уж он бразилец, и следовало бы произносить «Барричелло», но даже в Бразилии все говорят — Баррикелло. Это исключение, и все подобные моменты просто надо знать. Во французском языке, к примеру, согласные на конце не произносятся в принципе, но когда мне довелось поговорить с Панисом и Комасом, я понял, что в этих случаях имеют место исключения. Они сами себя называют именно так, а отнюдь не Пани или Кома. И постепенно я это тоже модифицировал, стал говорить так, как говорят они. Сейчас я тем более стараюсь придерживаться этого правила. Когда в паддоке появляется новое лицо, я стараюсь поговорить с человеком лично, чтобы узнать, как он себя называет.

«Был счастлив, узнав, что Хюлькенберг поедет в Ле-Мане»

— Согласны ли вы с утверждением, что в Формуле-3000 было меньше денег, но больше смысла, чем в GP2? В конце 90-х у «Макларена», «Уильямса» были молодёжные команды…
— Не больше, чем сейчас, на самом деле. Это тогда так казалось. Тот же «Вест» был создан фактически на один год под Хайдфельда. Сейчас точно так же «Макларен» зашёл в «АРТ», отдал одно шасси «Хонде» и усадил за руль второго Вандоорна. «Феррари» выкупила на сезон половину «Рэйсинг Инжиниринг» и посадила туда Марчелло. Если в следующем году Рафаэле им будет не нужен, не будет и никакой «молодёжной» «Феррари». У «Ред Булл» есть какая-то преемственность, да, но даже им ничего не мешает иметь по одной машине в паре команд Мировой серии. Всё это очень точечно, здесь нет какой-то структуры. Может быть, к сожалению.

— За кого из гонщиков, так и не добравшихся до Формулы-1, вам наиболее обидно? Не берём в расчёт, допустим, Фряйнса, который ещё имеет гипотетические шансы на попадание в чемпионат, а рассматриваем тех, чьё время уже ушло. Кто, на ваш взгляд, обладал наибольшим потенциалом чего-то добиться в Ф-1?
— Таких очень много и выделить кого-то одного… Он добрался до Формулы-1, но на одну-единственную гонку — Стефан Сарразан. Человек выигрывает в WEC, через неделю одерживает победу в ралли на уровне чемпионата Европы, тут же пересаживается в Формулу-Е и едет в группе лидеров! Раньше гонщики были универсалами, они умели ехать, причём ехать быстро, на всём. И мне очень жаль, что сейчас этого почти нет. Когда узнал, что Хюлькенберг поедет в Ле-Мане, я был счастлив! Или Вернь, который после Абу-Даби поехал в Уругвай… Они – молодцы! У Глока, кстати, траектория очень интересная: Ф-1, GP2, «ЧампКар», снова Ф-1, DTM… Мне нравятся такие гонщики, которые не фиксируются на чём-то одном.

Стефан Сарразан и Алекс Вурц

Стефан Сарразан и Алекс Вурц

Фото: Getty Images

Это не значит, что я не люблю Формулу-1. Мне по душе, чтобы человек совмещал сразу несколько гоночных серий, чтобы он не был зациклен на паддоке. Гонщик должен ехать на всём, что едет, он должен гоняться! Вспомните Джеки Стюарта: у него ведь было больше пятидесяти полётов через океан за сезон! «Кан-Ам», европейские серии, зимой – австралийские и новозеландские… Чем больше гонок, тем лучше! И я не могу согласиться с мнением, что в нынешнем календаре слишком много этапов. Давайте лучше откажемся от пятничных свободных заездов, полностью запретим тесты, но увеличим количество Гран-при до тридцати.

— А может, стоит заменить свободные заезды закрытыми тестовыми сессиями?

— В понедельник, на той же трассе. Для меня идеальный уик-энд – это час свободных заездов и квалификация в субботу, гонка в воскресенье и целый день тестов в понедельник.

— Вы сказали, что вам нравятся универсальные гонщики. Надеялись на переход Валентино Росси в Ф-1в середине 2000-х?
— Нет. Росси всегда мне был крайне симпатичен, мне нравилась его бескомпромиссность, и я очень не хотел, чтобы он провалился. Я понимал, что поехать быстро с первых же гонок он не сможет, а два-три года на раскачку ему никто бы не дал. Вот через три года он смог бы ехать на уровне, не сомневаюсь.

— А Лёба ждали?
— В этом случае речь шла об одной-единственной гонке, в Абу-Даби, и мне жаль, что он её не проехал. Всё-таки даже у Сарразана в послужном списке есть один Гран-при, а у Лёба – нет. Но если Росси всерьёз задумывался о карьере в Ф-1, то возраст Лёба не позволял ему рассчитывать на что-то большее, так что это разные ситуации.

Во второй части интервью с Алексеем Поповым, которая выйдет в ближайшие дни, вы узнаете его мнение о Гран-при России, наказаниях за опасную борьбу и переходе Даниила Квята в «Ред Булл».

Комментарии