Теперь уже бывший российский гонщик Формулы-1 Никита Мазепин провёл в среду, 9 марта, большую пресс-конференцию для журналистов, на которой подробно прокомментировал разрыв контракта со стороны американской команды «Хаас». Она отказалась от услуг как Никиты, так и титульного спонсора команды – «Уралкалия». В компании уже потребовали от «Хааса» вернуть выплаченные за сезон деньги и пригрозили судом. Кроме того, Никита и «Уралкалий» объявили о запуске фонда поддержки спортсменов «We Compete As One».
Перед ответом на вопросы Мазепин сделал небольшое заявление насчёт событий на Украине, которые, собственно, и привели к его уходу из Формулы-1: «Прежде всего, я хочу сказать, что понимаю: мир не такой, каким он был две недели назад. Это невероятно болезненное время для всех. Мы в России и на Украине видим происходящее по-разному. У меня есть друзья и близкие, которые по воле судьбы находятся по обе стороны конфликта. Я не хочу делать никаких публичных заявлений насчёт конфликта, помимо того, что уже сказал. И сегодняшнее мероприятие я провожу только для того, чтобы со всей ясностью закрыть эту главу.
На прошлой неделе юрист «Хааса» направил мне письмо с уведомлением о незамедлительном расторжении контракта. Между тем ранее Всемирный совет ФИА постановил, что я и другие российские пилоты можем выступать дальше под нейтральным статусом. Поэтому хочу подчеркнуть, что решение «Хааса» не было основано на решении руководства нашего спорта или на каких-либо санкциях в адрес моего отца или его компании».
«Не хочу возвращаться туда, где меня не хотят видеть»
— Никита, считаете ли вы, что этап вашей карьеры, связанный с Формулой-1, остался навсегда позади?
— Я абсолютно не считаю Ф-1 закрытой главой для меня. Собираюсь оставаться в форме и быть готовым использовать возможность, если она будет. Пока я нацелен только на Формулу-1.
— Планируете предпринимать какие-либо юридические шаги против «Хааса»?
— Хорошо бы сохранить все варианты возможными, но я точно не хочу возвращаться туда, где меня не хотят видеть. Ф-1 — опасный вид спорта, и поэтому важно, чтобы ты доверял команде, с которой работаешь. Вопрос безопасности важен.
— У Формулы-1 есть специальный орган, который не позволяет командам и пилотам нарушать условия действующих контрактов. Вы планируете обращаться в CRB?
— Хорошо сохранять все варианты. Мы изучим и решим, что делать. Но, как я уже сказал, я не хочу возвращаться в то место, где меня не хотят видеть.
— Какие у вас были чувства утром в последний день тестов в Барселоне, когда с машины уже убрали «российскую» ливрею?
— Я понимал, что это сложный момент. Работа гонщика — уникальная, и её всегда можно лишиться. Но я не подозревал, что ситуация с потерей места пилота может произойти так быстро. Я приехал на трассу и просто готовился к сезону. В первые два дня ощущения от машины были отличными, несмотря на проблемы, и я рассчитывал дальше готовиться к Бахрейну, к старту сезона.
Я почувствовал облегчение, когда ФИА разрешила россиянам выступать в нейтральном статусе. Надеялся, что смогу выступить. Но всё поменялось, и я потерял мечту, ради которой работал всю жизнь.
— Общался ли с вами Гюнтер Штайнер?
— Я сильно ценю отношения. Формула-1 — уникальный спорт, тут так много зависит от построения команды, от химии, чтобы вывести машину на хороший уровень. Я беспокоился за своё будущее после Барселоны. Но мне сказали, что если ФИА позволит выступать мне и я соглашусь на её правила, то меня не будут убирать.
Я считал свои отношения с Гюнтером хорошими. Верил его словам на сто процентов: если он что-то говорит, то это всегда происходит. У меня не было никакой информации от команды с момента, когда всё это произошло. Я узнал об увольнении в тот же момент, когда это было доведено до прессы. Я молодой человек, мне 23 года, и я не был готов к такому. Не было никаких намёков или слов вроде: «Знаешь, мы приняли вот такое решение, через 15 минут оно будет объявлено, будь готов».
Я не общался с Гюнтером с момента своего отъезда с трассы в третий день тестов в Барселоне. Гюнтер не дал мне никакой информации, кроме той, которую он давал моему менеджеру вплоть до 4 марта включительно. Я всё узнал из пресс-релиза, лично с Гюнтером не общался.
— Вы можете назвать поведение «Хааса» ударом в спину?
— Я не хочу переходить на личности и говорить, какой тип удара это был. Это для меня очень болезненная и неожиданная ситуация, и нужно время, чтобы с ней свыкнуться. Но у нас в России не принято говорить о ком-то за спиной. Раз напрямую никто со мной из команды не связывался, я бы не хотел что-то говорить через прессу. Если будет возможность пообщаться, я выскажу свою точку зрения. Но я не буду первым инициировать такой разговор, потому что не считаю, что сделал что-то не то.
— Вы сказали про Гюнтера Штайнера. А что думаете про руководителя команды Джина Хааса?
— Я лишь несколько раз общался с Джином, он редкий гость в паддоке. А вот Гюнтер на сто процентов вовлечён в работу команды. Мне трудно что-то говорить про Джина, он не был вовлечён в мою ситуацию.
«Мик не выразил мне ни положительной поддержки, ни отрицательной»
— Вы были готовы подписать дополнительный документ от ФИА с рядом обязательств?
— Нет смысла входить в детали второго договора. Я бы делал всё с одной целью: я гонщик и хочу выступать в Формуле-1. Так как мой контракт был расторгнут, нет смысла обсуждать, что бы я подписал или стал обсуждать. С этой бумажкой я выступать не могу: выступать я могу только с контрактом.
Срок подписания документа ФИА был до сегодняшнего дня, а контракт расторгли 5 марта. Самое главное — контракт. Он был расторгнут за четыре дня до дедлайна.
— Вы рассматриваете возможность получить гоночную лицензию от другой страны? Например, от Азербайджана?
— Я ещё не смотрю варианты с лицензий от других стран. Не думаю, что лицензия — это проблема, ведь ФИА разрешила российским спортсменам выступать под нейтральным статусом. Так что не вижу повода выступать с лицензией от другой страны.
— Можете ли вы выступать в действительно нейтральном статусе с учётом тесных связей вашего отца и «Уралкалия» с Владимиром Путиным?
— Я собирался выступать как нейтральный атлет. Это было позволено ФИА. Однако вечером накануне аннулирования контракта была получена дополнительная бумага со стороны федерации. Мы изучали все варианты, в той бумаге было много условий. Но уже следующим утром я получил информацию об аннулировании контракта, так что ещё до того, как я решил, подписать эту бумагу или нет, контракт разорвали.
— Кто из пилотов Формулы-1 контактировал с вами после известия о разрыве контракта?
— Со мной связывались Серхио, Валттери, Шарль и Джордж. Я также хотел бы добавить, что благодарен им за оказанную поддержку в момент, когда остался без своей мечты и без работы. Это были простые сообщения со словами поддержки, когда они узнали, что я потерял место. Никакой политики, просто личное общение с пожеланиями не вешать нос.
— В прессе поддержку вам также выразил Тото Вольф. А лично с вами связывался кто-то из представителей мира Ф-1 такого масштаба?
— Нет, я не получал подобной поддержки.
— По слухам, разрыва контракта с вами и «Уралкалием» требовал немецкий спонсор Мика Шумахера. Вы слышали про это?
— Я не получал никакой информации от команды или своих менеджеров о том, по какой причине со мной расторгли контракт. Я в Формуле-1 не так долго, но и не так мало, чтобы доверять слухам. Так что мне нечего сказать. Мик не выразил мне ни положительной поддержки, ни отрицательной. В такой ситуации, как моя, каждый человек показывает свой настоящий характер.
«Я не знаю, кто получит моё место»
— Кандидатом на замену вам называют Пьетро Фиттипальди. Что вы думаете о таком варианте?
— Я не знаю, кто получит место. Наверное, я знаю меньше, чем вы, ребята. Кто бы ни оказался, надеюсь, он хорошо выполнит свою работу. Если это будет молодой пилот, то очень важно хорошо себя проявить. Ф-1 непроста — не только физически, но и психологически. Но я в любом случае пожелаю этому пилоту всего хорошего, никаких проблем лично с ним у меня не будет.
— Считается, что ваш отец и его компания очень близки к Кремлю. Так что многие не смогли бы понять ваше выступление даже под нейтральным флагом. Что вы об этом думаете?
— Были две стадии решения по тому, чтобы позволить россиянам выступать. Сначала прошло онлайн-голосование на Всемирном совете ФИА, и он решил, что пилоты из этих стран могут выступать как нейтральным. С этим я был согласен. Если мы перейдём ко второй части, дополнительному письму от ФИА, то я даже не начал его изучать, потому что мой контракт был расторгнут.
— Как ваш отец отреагировал на разрыв контракта? Чувствуете себя жертвой политики?
— Он меня поддержал. Я достиг всего в своей жизни благодаря его поддержке. У него была непростая жизнь, он поднялся с нуля до своего нынешнего уровня.
— В новом сезоне «Drive to Survive» рассказали, что «Уралкалий» угрожал «Хаасу» разрывом контракта из-за ваших проблем с шасси. На практике как близки вы с «Уракалием» были к уходу?
— В нашем спорте нужно бороться, двигаться вперёд. Я как молодой пилот не был готов, что в итоге окажусь в ситуации, когда одно шасси — прошлогоднее, прошло 22 Гран-при плюс тесты и так далее, а второе — совершенно новое. Конечно, кто-то спросит — какая разница, быть 19-м или 20-м, зачем команде тратить деньги? Но я многим жертвовал на пути к Ф-1 и хотел добиваться максимального возможного результата, это было важно. Я не поднимал вопроса об уходе, но трения были. Так или иначе, я завершил сезон на высоте.
— Как вы проводите первые дни после увольнения, как пытаетесь отвлечься от произошедшего?
— Отвлекаться от ситуации никак не получается. Стараюсь замечать вещи, где могу быть полезным. Хочу направить своё время на то, чтобы сделать мир более дружелюбным и более безопасным для других спортсменов, у которых случилась похожая ситуация, но нет возможности получить ту поддержку, которую я им предоставлю.
