«Насилие ужасно. Вот ещё вчера был человек. Человек, проживший до того 60 лет. И за эти 60 лет переживший столько, что на десятерых бы хватило. Встал утром, всё как обычно. Дела, встречи, планы — наверное, не на день-два, при его-то размахе. Сел в машину, поехал… И всё. В один миг ничего не стало. 60 лет, девяти языков, миллионов долларов и сотен друзей и знакомых, Джексона и Высоцкого-Шуцмана, израильской тюрьмы и литовского княжеского титула с приставкой „фон“ к еврейскому имени и фамилии, трёх жен и четверых детей — минуту назад всё это было, а теперь нет ничего. Вот это самое страшное в насилии».
2 ноября минул ровно год с того дня, как не стало самого титулованного менеджера европейского баскетбола, генерального менеджера сборной России и президента «Спартака» Шабтая Генриховича фон Калмановича. С момента его гибели написано и сказано было так много, что при желании можно было бы издать целое собрание сочинений, в которых одна автобиография заняла бы не менее полудюжины томов. Однако, по признанию его последней супруги Анны Архиповой, мало кто представлял на самом деле, каким человеком он был. Накануне печальной годовщины корреспонденты «Чемпионат.ру» навестили известную в недавнем прошлом разыгрывающую, а ныне тренера и предались вместе с ней воспоминаниям о Князе.
В лице супруга я имела лучшего друга, лучшего отца для моих детей и лучшего мужа. Наверно, каждая женщина была бы счастлива, если бы рядом с ней был такой мужчина. Я каждую секунду чувствовала, что он меня любит и ценит. И платила супругу стопроцентной преданностью. Я дала Шабтаю то, что ему было необходимо в жизни: настоящую семью, настоящий тыл, настоящий дом. Никогда в жизни не предавала, у нас всё было предельно открыто во взаимоотношениях. Эти семь лет мы прожили так, как люди не проживают за 25-30 лет совместной жизни.
– Анна, каким получился для вас этот год?
– Знаете, это как кошмарный сон. Когда спишь, ты знаешь, что проснёшься. Когда ты бежишь от кого-то, тебя догоняют, и ты просыпаешься от ужаса. И говоришь: «Слава богу, что это сон!» А получается так, что ты просыпаешься и всё равно бежишь. Это не заканчивается, это продолжается и во сне, и наяву. Такое же ощущение и на работе, и когда находишься с детьми, когда ешь, когда разговариваешь по телефону и так далее. Внутри сидит какой-то камушек боли, я даже не знаю, как это объяснить. Наверно, он там будет всю жизнь. Теперь там его место. Вот так произошло.
– Тяжело поверить в то, что это на самом деле произошло?
– Неимоверно. На днях по делам залезла в Интернет, там обычно автоматически выскакивает статья. Я задала поиск на своё имя, смотрю и не верю своим глазам: «Господи, какой кошмар!» Одно, второе, третье. Закрыла моментально, даже не стала читать. Когда у тебя есть своя правда, становится легче жить, а иначе жить невозможно, наверное. Если ты сам с собой нечестен, невозможно говорить детям на тренировке, что они не должны предавать, быть подлыми. Всегда нужно подавать руку помощи. Нельзя про всё это говорить, если ты сам этого не делаешь и живёшь по другим принципам. Жизненная позиция должна быть чёткой, жёсткой и осязаемой.
– Вам снится Шабтай?
– Да. Но, честно говоря, он уже давно не приходил ко мне. Снились какие-то споры, какие-то обсуждения. Когда думаешь о каких-то вещах и проблемах, то они вылезают во сне. Вот Грише (один из сыновей-близнецов Анны Архиповой и Шабтая Калмановича) очень часто снится. Он почти каждый день говорит мне: «Разве ты не слышала, что папа приходил?» А вот мне реже стал, хотя я и прошу его об этом. Дома стоит рабочее кресло Шабтая, оно кожаное, но запах человека не уходит. Я часто сажусь туда и заряжаюсь. Разговариваю с ним, пытаюсь найти какие-то выходы и объяснения.
– Как вы решились детям рассказать о том, что случилось с отцом?
– Рано или поздно наступает момент, когда уже не можешь вразумительно объяснить, почему папа так долго не возвращается из командировки. Я самой себе порой не могла объяснить. Не понимаю, как такое могло произойти. До сих пор отказываюсь верить в это. Отказываюсь смотреть эти ужасные фотографии, сделанные на месте происшествия. Не хочется, а они всё равно где-то вылезают. Если приносят газеты и там есть эта информация, я их выбрасываю. Обычно в таких случаях придумывают какую-то легенду и начинают в неё постепенно верить. Так же поступила и я.
– Поделитесь, какую?
– Сначала придумала историю в форме сказки. Якобы у папы выросли крылышки и он улетел в другой мир. Ребята, естественно, начали задавать вопросы: «Мам, а ему там лучше, чем здесь?» Я отвечаю, что не знаю. Говорю, что он хотел быть со всеми нами. Ещё спрашивают: «А где он там живёт? В гостинице? А какого цвета крылышки? Как та страна называется? Почему папа все вещи оставил дома?» Если едем в садик, кто-нибудь спросит: «А что сейчас делает папа? Наверно, кушает?» Я и отвечаю. Также говорю, что он сверху на вас смотрит и гордится. Вы должны быть воспитанными и хорошо учиться. Гриша каждый день смотрит семейные видеозаписи. Саша постоянно спрашивает, что и как.
– Злые языки не досаждают?
– Они всегда были, есть и будут, я пытаюсь от этого абстрагироваться. Однажды я летела за границу, женщина на регистрации смотрит в мой паспорт, потом поднимает глаза и, абсолютно не стесняясь, спрашивает: «Это вашего мужа что ли грохнули?» Я опешила, конечно, но ответила: «Да, моего». Сыновья, к слову, стояли рядом. Я даже не знала, как реагировать на такое хамство. После этого случая я поняла, что я должна всё рассказать детям. Я боялась, что однажды кто-то сделает это вместо меня. Причём так, что это останется на всю жизнь. И такое сплошь и рядом. Так будет и в школе, и в институте. Я стараюсь мальчиков воспитать таким образом, чтобы они были готовы к любой жизненной ситуации. Всякое может быть.
Рано или поздно наступает момент, когда уже не можешь вразумительно объяснить, почему папа так долго не возвращается из командировки. Я самой себе порой не могла объяснить. Не понимаю, как такое могло произойти. До сих пор отказываюсь верить в это. Отказываюсь смотреть эти ужасные фотографии, сделанные на месте происшествия. Не хочется, а они всё равно где-то вылезают. Если приносят газеты и там есть эта информация, я их выбрасываю. Обычно в таких случаях придумывают какую-то легенду и начинают в неё постепенно верить.
– Многие после смерти родных и близких жалеют о том, что не успели что-то сделать для них…
– Мы с Шабтаем прожили великолепные семь лет. Думаю, любой бы нам позавидовал. В лице супруга я имела лучшего друга, лучшего отца для моих детей и лучшего мужа. Наверно, каждая женщина была бы счастлива, если бы рядом с ней был такой мужчина. Я каждую секунду чувствовала, что он меня любит и ценит. И платила супругу стопроцентной преданностью. Я дала Шабтаю то, что ему было необходимо в жизни: настоящую семью, настоящий тыл, настоящий дом. Никогда в жизни не предавала, у нас всё было предельно открыто во взаимоотношениях. Думаю, что он со мной был безумно счастлив. Это было взаимно, настоящий союз соратников. Эти семь лет мы прожили так, как люди не проживают за 25-30 лет совместной жизни.
– То есть, если бы всё можно вернуть назад, вы бы ничего не стали менять в своей жизни с Шабтаем…
– Вряд ли. Сколько нам было отведено быть вместе, мы прожили на полную катушку. У Шабтая была невероятно насыщенная жизнь. Если посчитать, сколько событий проходило за день, обычный человек такого бы не выдержал. Ни один человек на свете не делал столько комплиментов и признаний в день. Мои дети будут воспитаны на его памяти и любви. Всё, что от меня зависит, я попытаюсь сохранить. Данечка, Лиат, Саша и Гриша должны знать, что их папа был лучшим на свете, самым благородным и самым любящим. Он безумно любил всех четверых детей. Каждого по-своему. У него было огромное сердце. И я хочу, чтобы дети выросли с таким осознанием.
– Насколько известно, история вашего знакомства не предполагала романтических отношений…
– Это уж точно. Я выступала тогда за УГМК. Всю команду собрали в одном из ресторанов и представили нового менеджера Шабтая Калмановича. Сказали, что этот человек теперь ответственен за всю нашу жизнь. Такого раньше не было. Первое время я на него смотрела, как на инопланетянина. Сумасшедший человек. Мне абсолютно не нравилось в нём всё. Как себя ведёт, как общается, шутки ниже пояса, даже цвет галстука мне не нравился, отталкивало. Эти ритуальные походы в ресторан, после которых он целовался с каждой из баскетболисток и отпускал какую-нибудь шутку. Я всегда пыталась пройти быстро и боком.
– Но со временем всё изменилось…
– Да, я начала понимать, что все эти вещи – ширма. А за ней стоит продуманный шаг. Это был сумасшедший психолог, он просчитывал человека, как рентген. У него была невероятная интуиция, потрясающее чутьё на людей. Шабтай обладал сверхспособностями – интуитивными и интеллектуальными. Такие люди, наверно, рождаются раз в миллион лет. Потом были моменты, когда я начала возмущаться некоторыми его действиями, причём это было от души. Я просто говорила: «Не делайте этого!» Он делал всё, чтобы игроку было хорошо, игроков он возводил в культ.
– Тем не менее, симпатии вы всё равно до определённого момента вы не испытывали…
– Да, пока Шабтай не сделал так, что основную часть вопросов решал через меня как игрока. И это всё при том, что я не была капитаном команды на тот момент. Уже потом я проанализировала и поняла, что это была часть его плана (улыбается). Видимо, он выработал стратегию и чётко двигался по ней. В конце концов, получилось так, что мы уже не могли обходиться друг без друга: как в профессиональном плане, так и в личностном.
– Когда поняли, что уже не можете обходиться без Шабтая и ваше сердце всецело принадлежит ему?
– Весной 2003-го во время «Финала четырёх» Евролиги во французском Бурже. Он отправился в одну из мюнхенских клиник на обследование, не предполагая, что ему потребуется срочная операция. Врачи убедили Шабтая не откладывать дело в долгий ящик, и я сорвалась и полетела к нему, несмотря на то что у нас уже шла подготовка к полуфинальной игре с «Брно». Если бы с ним тогда что-нибудь случилось, никогда бы себе не простила. Те несколько дней я запомнила на всю жизнь. Через пару месяцев он сделал мне предложение. Всё было ярко и неожиданно: корабли, отели, самолёты.
Мы познакомились, когда я выступала за УГМК. Всю команду собрали в одном из ресторанов и представили нового менеджера Шабтая Калмановича. Сказали, что этот человек теперь ответственен за всю нашу жизнь. Такого раньше не было. Первое время я на него смотрела, как на инопланетянина. Сумасшедший человек. Мне абсолютно не нравилось в нём всё. Как себя ведёт, как общается, шутки ниже пояса, даже цвет галстука мне не нравился, отталкивало. Эти ритуальные походы в ресторан, после которых он целовался с каждой из баскетболисток и отпускал какую-нибудь шутку. Я всегда пыталась пройти быстро и боком.
– Тогда-то вы и решили завершить карьеру?
– Это был последний год в моей спортивной карьере: УГМК выиграл чемпионат России и Евролигу, сборная стала чемпионом Европы, также мы завоевали бронзу на Олимпиаде. Я ушла из баскетбола. Было невыносимо, ведь это женский коллектив. Психологическая обстановка выматывала, это был кошмар чистой воды. Всё пестрело в жёлтой прессе, постоянные обсуждения, плевки в спину, лучшая подруга закрывает перед твоим носом дверь. Логичное объяснение такому поведению найти было сложно. Закончив спортивную карьеру, я спокойно начала заниматься своим здоровьем, поступила во второй институт. Когда забеременела, была очень счастлива. Ведь будучи спортсменкой, сделать это было практически невозможно из-за постоянного стресса и нагрузок.
– Вы общаетесь со всеми родственниками Шабтая?
– Со всеми. Что касается его детей, то я считаю долгом следить и поддерживать их до конца своих дней. И как бы ни сложилась моя жизнь, я буду стараться всегда быть рядом с ними в случае необходимости.
– Возможность повторного брака вы рассматриваете?
– Это очень личный вопрос. Безусловно, я человек, я женщина. У меня наверняка будут мужчины. Но Шабтай останется в моём сердце навсегда. Скажу вам больше, сколько бы времени ни прошло, что бы со мной ни происходило, никому и никогда не будет позволено войти в ту частичку моей души, которая будет хранить воспоминания о нём. Это святое и всегда останется в неприкосновенности.