Во второй части интервью Николай Круглов рассказал о необходимости работать со специалистами по связям с общественностью, своих функциях как капитана команды и проблемах борьбы с допингом.
Во время отпуска хотелось бы просто побыть дома после тяжелейшего сезона в физическом и эмоциональном плане. Все проблемы с руководством федерации, которые у нас были в последние годы, не могли не отразиться на спортсменах, а в этом году произошла ещё эта трагедия с допингом.
— Вы известны как первый российский биатлонист, работавший пиар-менеджером. Расскажите о впечатлениях от этого опыта.
— Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом, поэтому человек, отвечающий за связи с общественностью, нам нужен. Проблема в том, что не так просто найти квалифицированного специалиста для этой должности, который бы понимал суть своей работы и получал бы за это адекватные деньги. Возможно, эти вопросы следует взять на себя федерации.
— Вот как раз в федерации появился пресс-атташе Дмитрий Лоев.
— Это здорово, что в одной из ведущих спортивных федераций страны наконец-то появился пресс-атташе. Говорить о погоде и собственном самочувствии на пресс-конференции может любой, а вот о спорных, острых моментах нужно уметь говорить правильно, грамотно подбирая слова и расставляя акценты. Поэтому со спортсменом должен работать профессионал, объясняя, как понятно донести свою точку зрения. Сегодня уже никто не будет спорить с тем, что спорт – это шоу и ничего больше. А значит, он должен подчиняться исключительно законам бизнеса, где каждый занимается своим делом.
— В чём ваши функции в команде как капитана?
— С приходом нового руководства многое меняется, но вообще капитан – это посредник между спортсменами, тренерами и руководством. У каждого в команде есть своё мнение, и зачастую мнения 10 человек не совпадают. Поэтому задача капитана — найти какие-то точки соприкосновения, и на их основе выстроить общее мнение и донести его до верха.
— Только выбрали Павла Ростовцева, как он завершил карьеру, Сергея Рожкова вскоре вывели из состава команды, а теперь вот и ваши результаты пошли вниз. Вас не беспокоит, что в последние годы капитанов мужской команды преследует какой-то рок?
— Я знал, что это нелёгкое дело: приходится анализировать всю информацию, даже не касающуюся меня как конкретного спортсмена. Но для меня чем сложнее задачи, тем интереснее жить. А когда нет никаких препятствий, быстро надоедает.
— Как бы вы хотели провести предстоящий отпуск?
— Сложно сказать. Хотелось бы просто побыть дома после тяжелейшего сезона в физическом и эмоциональном плане. Все проблемы с руководством федерации, которые у нас были в последние годы, не могли не отразиться на спортсменах, а в этом году произошла ещё эта трагедия с допингом. Когда с ребятами проводишь столько времени вместе, воспринимаешь случившееся как потерю члена семьи. Особенно неприятно, когда нет оснований обвинять в чём-либо людей. Ведь никаких неопровержимых доказательств вины ребят никто ещё не предоставил.
— Вы считаете, положительная проба «Б» не является доказательством употребления допинга?
— Лично я ни одного весомого аргумента для таких выводов не видел. Я согласен, что в спорте нужно бороться с допингом, но методы этой борьбы должны быть существенно пересмотрены, иначе мы столкнёмся с тем, с чем столкнулись велосипедисты. Когда тебе говорят, что два плюс два – это четыре или что чёрное – это чёрное, всё понятно, но когда начинают оперировать понятиями, доступными только специалистам в медицине, это не совсем верно. Во всей мировой судебной системе есть кассационные инстанции, в которых можно оспорить любой вердикт. У нас же ВАДА является единственной и конечной инстанцией. Налицо монополия людей, берущих пробы, делающих анализы, осуществляющих транспортировку и дающих заключения. Но если я не согласен с заключением ВАДА, я не могу его где-либо оспорить или опровергнуть. Ведь даже ВАДА может ошибиться.
Мне вот непонятно, как такая авторитетная организация, как IBU, сначала заявляет о том, что это эритропоэтин конкретной модификации, разработанный в Швейцарии, затем говорит, что это продукт китайского производства, потом, что это якобы не эритропоэтин, а какая-то кустарная русская субстанция, подобная эритропоэтину. О каком доказательстве вины может идти речь, когда они сами не могут разобраться в своих выводах?
— Ну а как же Высший арбитражный спортивный суд в Лозанне, уполномоченный заниматься разрешением допинговых вопросов?
— Поймите, что суд и медицина – это разные отрасли. Насколько я понимаю, в суде в Лозанне можно оспорить только процессуальные моменты, но не медицинские заключения. Мне вот непонятно, как такая авторитетная организация, как IBU, сначала заявляет о том, что это эритропоэтин конкретной модификации, разработанный в Швейцарии, затем говорит, что это продукт китайского производства, потом, что это якобы не эритропоэтин, а какая-то кустарная русская субстанция, подобная эритропоэтину. О каком доказательстве вины может идти речь, когда они сами не могут разобраться в своих выводах?
— Вас не беспокоит то, что ваши слова идут вразрез с позицией зарубежных коллег? Они только ратуют за ужесточение допинг-контроля и наказания виновных и поддерживают политику ВАДА.
— Я тоже поддерживаю политику ВАДА, только считаю, что не должно быть нарушений прав человека. Когда ВАДА ввела систему «АДАМС», никому и в голову не пришло, что не в каждом населённом пункте России есть Интернет. Некоторые ребята находятся в таких местах, где его физически нет. Думаю, такая проблема есть во многих регионах нашей планеты. Как в этом случае предупредить об изменении своего местонахождения? А если я поехал на охоту или рыбалку, я должен дать спутниковые координаты, где буду находиться, ведь у нас многие места не имеют почтового адреса. Или другой пример: мегаполис с огромными пробками, как Москва или Нью-Йорк, где ты не сможешь предсказать своё нахождение дома с точностью до часа. Это говорит не о том, что я избегаю тестов, а о том, что данная система не везде может работать одинаково хорошо. Я не против, если бы на 20-дневных тренировочных сборах и на соревнованиях у меня брали пробы хоть каждый день. Все места наших сборов и соревнований известны заранее, поэтому никаких препятствий для ВАДА нет. К тому же это в общей сложности 10 месяцев в году. А вот проверять людей в отпуске весной, лишая их права на неприкосновенность личной жизни, нелепо. А нас пытаются обвинять, что мы каким-то образом стараемся уклониться от допинг-тестов. На встрече капитанов команд в Ханты-Мансийске мы долго обсуждали эту проблему. Австриец Кристоф Зуманн, например, рассказал, что ему предложили пройти допинг-тест на следующий день в конкретное время. Где логика? Разве это внезапный контроль? Я думаю, вполне возможно скорректировать систему борьбы с допингом, сделать её более прозрачной и эффективной.
— Предупреждения, как у Максима Чудова, у вас были?
— Недавно было предупреждение.
— Завершить нашу беседу хотелось бы менее серьёзным вопросом. Елена Аникина как-то обмолвилась, что хотела бы попробовать пострелять. Вы бы согласились дать ей мастер-класс?
— Никаких проблем. Елена Романовна сейчас всё время с нами и может в любой момент взять в руки винтовку. Убеждён, что у неё неплохо получится.