Перед стартом этапа Кубка мира в Ханты-Мансийске Антон Шипулин дал первое интервью двум российским журналистам, среди которых оказался и спецкор «Чемпионата». Разговор получился непринуждённым и живым, несмотря на неприятное послевкусие от безмедального чемпионата мира.
«Не мог заснуть полтора часа из-за разных мыслей»
— Вернувшись в Ханты-Мансийск, вам удалось поднять настроение и забыть про неудачный чемпионат мира?
— Стараюсь, хотя полностью забыть не удалось. Мой сосед по номеру Дмитрий Малышко даже пошутил, что спрячет от меня все острые предметы в комнате. Вчера приехал в отель, и снова накатило. Понимаю, что нужно скорее избавляться от этих негативных мыслей. Они ничем не помогут, а будут только мешать. Сейчас в голове одно — завершить нормально сезон, чтобы пробежать здесь, сконцентрировавшись по максимуму, а потом делать работу над ошибками и всё проанализировать. Не на словах, а на деле. Мы с личным тренером будем смотреть, в чём подготовка отличалась от прошлого сезона, где допустили ошибки. К тренеру претензий у меня нет, потому что мы подводились очень хорошо. Лучше программы, чем он написал, не придумать, но дело в моей психологии. Я сильно переживал, много на себя навешивал, и это было видно перед спринтом. Уже тогда понял, что это страх и чрезмерные ожидания. В итоге я загнал себя в яму без результата. Такие же ощущения испытывал в юношах и юниорах, когда боялся выходить на старт из-за того, что мог кого-то подвести.
— Может, вам не хватало стрессовых ситуаций в подготовительном процессе, а для этого надо перейти на подготовку с командой и более сильными спарринг-партнёрами, чем Волков?
— Говорить о команде пока не время. При всём уважении не хочу возвращаться туда. Я много лет тренировался в команде, знаю, что это такое, но приходит время копаться в себе и использовать детали, которые в команде нельзя использовать, потому что большая команда — это для начинающих спортсменов, идущих за большим опытом. Я не могу в команде проводить большой самоанализ и слышать себя, как на индивидуальной подготовке.
— Касперович считает, что Волкову следует тренироваться с командой. Его уход станет для вас большой потерей и будете ли вы искать нового спарринг-партнёра?
— Конечно, спарринг-партнёр должен быть и будет. Я за два года привык к Лёхе Волкову, но если он примет решение вернуться в команду, не буду его отговаривать. Он самостоятельный спортсмен. Насколько я знаю, его у нас всё устраивает, и я думаю, что мы и дальше будем работать вместе.
— А что вы готовы изменить в подготовке вашей группы? Например, пригласить тренера по стрельбе?
— В конце сезона я не готов на это ответить, но у нас с Андреем Сергеевичем Крючковым есть несколько вариантов, которые мы собирались рассмотреть после чемпионата мира. Будем думать. У нас ещё почти полтора месяца до начала подготовительного периода. Будем прислушиваться к мнениям специалистов, садиться за стол переговоров и думать, что было бы лучше для нас. На протяжении прошлого подготовительного сезона мы держали связь с Гербуловым.
— Со всех последних чемпионатов вы возвращались с медалями. Ощущения перед стартами в Осло были другими?
— Я очень сильно требовал от себя, много волновался. Был большой ажиотаж. От меня многого ждали, и нужно было абстрагироваться от этого, немножко уйти и думать о своей работе. А чем ближе к старту, тем больше я мандражировал и боялся подвести людей.
— В тот момент вы понимали, что загоняете себя в угол?
— Понимал, пытался освободиться от этих мыслей, но плохо. Старался лечь спать и не мог уснуть полтора часа из-за похожих мыслей. Мы же такие же люди, как все. Волнуемся перед ответственными моментами и накручиваем себя.
«Иностранцы порой забывают о фэйр-плей»
— Если бы в смешанной эстафете получилось завоевать медаль, ощутили бы облегчение?
— Мы рассчитывали на медаль, могли её взять, но не получилось. Было неприятно. Я старался не акцентировать на этом внимание. Была злость в первые часы после финиша. Я переживал, но старался успокоиться.
— Кажется, вы были слишком злы. К чему, например, была эта перепалка с французом Фийоном-Майе?
— Я смотрел видео. Там обрезали главные моменты, когда он изначально перед выходом на прямую со спуска посмотрел на меня и специально начал вырезать. Для меня это было непонятным неуважением. Мы ведь не боролись за медаль. Это настолько меня раздражало, что меня внаглую выталкивали с финишной прямой.
— А в прошлом году на вас жаловался Беатрикс, дескать, вы его вытолкнули. Какие у вас отношения с французами, которые считают вас агрессивным и создают имидж «железного дровосека»?
— В Поклюке я после финиша не знал, был ли я прав, но раз десять извинился перед Беатриксом, после чего посмотрел повтор в отеле и увидел, что не наступал ему на лыжу, а он упал сам, потому что ушла правая лыжа. А палку ему сломал не я, как он думал, а его товарищ по команде Фуркад. Многие иностранцы ведут себя некрасиво на лыжне, пытаются подрезать и забывают о фэйр-плей.
И с Симоном, и с Мартеном я общаюсь хорошо. На чемпионате мира Мартен сам сел ко мне за стол за обедом, хотя зал был свободный. Мне было приятно, что он не прошёл мимо, а сел поговорить. С норвежцами мы всегда хорошо общаемся. Они нас поддерживают.
Если ты считаешь себя сильным, должен доказывать это на лыжне и рубеже, а не гнилыми поступками. Может, на фоне политики кто-то пытается ущемить русских, а нам хочется показать русский характер, пусть где-то и резкими поступками. Надо дать понять, что можешь ответить, чтобы не было следующего раза. Дашь им палец, они руку по локоть откусят.
— Лыжник Сергей Устюгов тоже говорил о психологическом воздействии норвежцев. Это общее отношение ко всем русским?
— Я могу ошибаться, так как не видел отношения других. Всегда обращаешь внимание на себя и на тех, с кем общаешься. Я говорил и с Гараничевым, и с Малышко, которые говорили о специально мешающих иностранцах. Можно же объехать человека, а можно внаглую вытеснять его с трассы и бить по палкам. Камеры не улавливают такие моменты, и, кроме спортсменов, которые на трассе, это никто не улавливает. Все эти моменты я принимаю на свой счёт, и мне неприятно, когда идёт неуважение к спортсменам.
— Умение за себя постоять — это хорошо, но видите ли вы грань, которую нельзя переступать? Толкните вы этого француза чуть сильнее, они бы подняли такой вой и добивались бы вашей дисквалификации.
— Камер бы не было, я бы его ещё и не так толкнул (смеётся). Понятно, что эмоции мешают обдумывать правильные решения. Но такой у меня характер — не терплю, когда плюют в душу. Была бы спорная ситуация, я бы вёл себя по-другому, а тут был на сто процентов прав. Не успели мы финишировать, я уже указал ему на ошибку, а когда переодевались, сказал ещё пару слов. Нельзя так поступать, это некрасиво. Если ты считаешь себя сильным, покажи это результатом и другими сильными поступками.
— В микст-зоне вы говорили, что разговор с Фийоном-Майе не закончен. Удалось ли выяснить отношения?
— Я хотел в тот же вечер с ним поговорить, и обязательно поговорим в будущем. Сейчас я уже буду в разговоре не таким агрессивным.
— Вы не испытывали на себе косых взглядов из-за случаев с милдронатом?
— У них всегда были косые взгляды на Россию, но лично ко мне отношение из-за допинговых скандалов не изменилось. У них другой менталитет, и при случае они могут показать своими действиями, что им неприятно со мной общаться, но пока с норвежцами и французами разговариваем без проблем.
— Несмотря на споры, отношения с французами хорошие?
— И с Симоном, и с Мартеном я общаюсь хорошо. На чемпионате мира Мартен сам сел ко мне за стол за обедом, хотя зал был свободный. Мне было приятно, что он не прошёл мимо, а сел поговорить. С норвежцами мы всегда хорошо общаемся. Они нас поддерживают, а с Тарьеем Бё мы перед каждой гонкой на чемпионате мира поддерживали друг друга. Он подходил и говорил: «Давай сегодня им всем покажем!» Мне нравится, когда все общаются дружелюбно и никто друг на друга зубы не скалит. Мы на трассе соперники, но после финиша должны быть друзьями.
«Надо меняться и относиться ко всему проще»
— Свендсен сказал, что у русских слишком угрюмые и напряжённые лица, поэтому у вас ничего не получается, а они выходят на старт на позитиве. В этом есть смысл?
— Когда я шёл перед эстафетой, видел раздающих автографы братьев Бё. Потом они раздавали интервью перед камерой и при этом улыбались. Мы же слишком закрыты. Я перед стартом автографов не даю, стараюсь концентрироваться, и в этом одна из наших проблем, потому что чем главнее старт, тем больше мы уходим в себя. Может, это из-за большого груза ответственности, который лежит на нас, но в любом случае это зависит от спортсмена. Значит, мне надо меняться самому и пытаться относиться к этому процессу проще. Это одна из основных задач на следующий сезон. Буду стараться брать пример со своих соперников.
— Перед масс-стартом Польховский сказал, что вы поборетесь за награды, только если будете улыбаться, а не замкнуты в себе.
— Много раз замечал за собой, что, когда немного расслаблюсь, всё получается, а начинаешь загоняться — всё идёт не так. Головой это понимаешь, а сделать ничего не можешь. С этим связан и наш менталитет, но я буду стараться измениться, потому что вижу большой резерв в психологии и настрое. Мы можем быть готовы на сто процентов функционально, но хватит пары часов плохих мыслей, и вся эта готовность выльется в плохой результат. В Питере мы были в хорошей форме, хорошо провели контрольную тренировку. Я чувствовал себя великолепно, но потом закопал себя в яму.
— Вы не думали поработать с психологом?
— Сколько ни работай с психологом, это не то. Для меня лучшие психологи — родители и Андрей Сергеевич, к которому я прихожу общаться. Тут он мне выговор сделал, что за три дня до спринта я к нему ни разу не пришёл, а в прошлом году мы постоянно общались и с улыбками расходились по своим комнатам. Сейчас я слишком замкнулся в своей комнате наедине со своими мыслями и зарылся. Понимаю, что лучше в такие моменты не быть одному, так как эти мысли накапливаются, как снежный ком. Надо стараться не грузить себя в ответственных моментах.
— Может, стоит этому поучиться на совместном сборе с норвежцами?
— Конечно, опыт этих спортсменов нам пригодится. Я вижу, как они бегают соревнования, как их поддерживает большинство. Нужно быть немного пофигистом и выходить на старт с мыслью «будь, что будет». Не нужно думать, что сегодня надо выступить хорошо во что бы то ни стало. Почему-то ко мне снова вернулось такое чувство.
— Промахи на последних рубежах в преследовании и масс-старте связаны с этим или это чисто техническая ошибка?
— Я выходил бороться с чистой головой и больше ошибся в техническом плане, но в промахах на «стойке» есть доля и психологии. Это были последний и предпоследний выстрелы. Будем работать и делать правильные выводы. Не просто так я выступил на этом старте плохо, а для того чтобы сделать правильные выводы к более ответственным соревнованиям. Видимо, так богу было угодно указать мне правильный путь.
— После серебра в спринте Бьорндален почти час общался с журналистами в студии NRK вечером накануне гонки, а на следующий день повторил успех в преследовании. Вы бы так смогли?
— Всё зависит от ситуации. Когда спортсмен берёт медаль, он расслабляется, понимает, что задача-минимум выполнена и можно наслаждаться оставшимися гонками, что Бьорндален и сделал. Была бы у меня медаль, тоже ходил бы на позитиве, раздавал всем интервью и следующие гонки сложились бы ещё лучше.
У иностранцев всегда были косые взгляды на Россию, но лично ко мне отношение из-за допинговых скандалов не изменилось. У них другой менталитет, и при случае они могут показать своими действиями, что им неприятно со мной общаться, но пока с норвежцами и французами разговариваем без проблем.
«Гараничеву надо помочь, а не унижать»
— Кто вас больше удивил — Бьорндален или Фуркад?
— Оба спортсмена, но от Фуркада я этого ожидал, а от Бьорндалена — нет. Он выиграл серебро в первой гонке, но я подумал, что дедушка должен устать в следующих гонках, но он умеет грамотно подводить себя к главным стартам. Он пропускал много гонок, готовился, настраивался, а это очень тяжело. Потом выходишь на старт, не зная, как ты готов относительно соперников.
— Вы не спрашивали, он останется?
— Мы с Фуркадом обсуждали Бьорндалена, и он сказал, что Уле-Эйнар, возможно, будет бегать до 2018 года. С ним лично я по этому поводу не говорил, но у него есть много мотивации и желания продолжить карьеру.
— Думаю, если бы он хотел уйти, то не поехал бы в Ханты-Мансийск.
— Ему нравится завершать сезон в России. Он знает, как здесь хорошо принимают и провожают, поэтому и приехал сюда.
— После эстафеты вы хотели взяться за Гараничева. Как будете на него воздействовать?
— Хочу лишь поддержать его в этой ситуации. Думаю, это его последний промах на чемпионатах мира. После эстафеты он начал извиняться передо мной, а я ему сказал не вешать на себя ярлыков. Я когда побежал этап, подумал, что это не только его, но и наша ошибка, что перед каждым главным стартом мы навешиваем на него ярлыки и напоминаем, что каждый год он мажет в эстафете. Иногда он читает интервью, знает, что ему приписывают новый штрафной круг. Я знаю, как он реагирует на это. С этим мало кто справится, но Женя сильный боец. Ему нужно быть наедине со своими мыслями и ни о чём не думать. Мы ещё поговорим с ним по летней подготовке и следующему сезону. Сейчас для него главное — поддержка близких. В прошлом году у меня была другая реакция. Я приехал и сказал: «Женя, ну сколько можно?». Сейчас я этого делать не собираюсь, потому что этот вариант не пройдёт. Нам надо помочь ему, а не унижать. 90 процентов его упрекают, а это неправильно.
— Польховский считает, что ему на год стоит отдохнуть от эстафет, а кто-то считает, что его надо продолжать ставить. Каким вы видите решение проблемы?
— Думаю, что в следующем году он будет себя хорошо чувствовать, выступит в эстафетах на всех этапах Кубка мира, а потом на чемпионате мира всё будет хорошо. Ему надо самому перебороть эту ситуацию. Я не знаю, какие птички у него в голове поют, но, что бы ни говорили мне тренеры, я пойму свою ошибку, только когда сам через неё пройду. Дураки учатся на своих ошибка, умные — на чужих. Я, видимо, из первой категории и думаю, что Жене нужно это преодолеть самому. Может, перед каждой эстафетой в следующем году навязывать борьбу в голове, чтобы он понял, что чемпионат мира не страшнее Кубка мира.
— Бьорндален всегда хорошо подводит себя к главному старту, но ещё в молодые годы пропускал один-два кубковых этапа. Вы готовы этим жертвовать ради главного старта?
— Конечно, всё зависит от ситуации. Если говорить о Канаде и Америке, можно посмотреть и на Фуркада, который выступал и там, и там. Я не чувствовал усталости по сезону и понимал, что отдыхом могу только растерять свою форму. Функционально я был готов к чемпионату мира, а проблемы были в голове. Если бы голова меня также не пускала, то и пропуск всех этапов бы не помог. У нас всем руководит центральная нервная система. Это как процессор в компьютере, который, если не работает исправно, не даст его загрузить. Так же и мы готовы прекрасно в плане мышц и сердечно-сосудистой системой, но руководит всем голова, и, пока мы не научимся отпускать ситуацию, так будет и дальше.
— К следующему сезону вы не будете ставить перед собой конкретных целей?
— Перед началом сезона я хотел бороться за Кубок мира, но сам себя списал. Потом так же произошло и на чемпионате мира. На следующий сезон я продолжу бороться, но буду думать не о глобальной цели, а о каждом старте в отдельности. Надо перенастраивать всю свою психологию. Крючков приводил в пример прошлый год, когда мы шли на эксперимент и ничего особого не ожидали, но провели лучший сезон. А в этом году я начал сезон с мыслью, что от меня многое ожидают, пока я не отпустил эту ситуацию, но потом перед чемпионатом мира всё началось заново. Прежде всего разбираемся с головой и боремся в каждой гонке.
— Вы сказали, что Гараничев не должен был перед вами извиняться, а почему вы у болельщиков попросили прощения за выступление на чемпионате мира?
— Я понимаю, что в этой ситуации виноват я, а не тренер или руководство. Знаю, сколько болельщиков переживает за меня. Кто-то сопереживает и поддерживает, кто-то, наоборот, пытается меня придушить. Перед всеми мне хотелось извиниться за то, что не показал результат, на который был способен. Могу извиниться перед ними и ещё десять тысяч раз.