Интервью с Григорием Дроздом

ФОТОГАЛЕРЕЯ. ГРИГОРИЙ ДРОЗД В ГОСТЯХ У «ЧЕМПИОНАТА»

Чемпион мира по версии WBC в первом тяжёлом весе 35-летний россиянин Григорий Дрозд (40-1-0, 28 КО), который 22 мая провёл свою первую защиту чемпионского титула, нокаутировав поляка Лукаша Яника, нокаутировав поляка Лукаша Яника (28-3-0, 15 КО), стал гостем редакции «Чемпионата». В интервью нашему изданию Григорий поведал историю своего восхождения на чемпионский олимп, рассказав о детстве, взлётах и падениях, семье и многом другом.

— Григорий, с чего всё начиналось для вас как для спортсмена?
— Я пересмотрел много видов спорта: лёгкая атлетика, хоккей, где я тренировался вместе с Сергеем Зиновьевым и Мишей Черновым. Ещё у меня были лыжи и другие виды спорта. В 11-12 лет мама принесла газету «Шахтёрская правда», где было объявление о наборе в группу по каратэ. Недолго думая, я пришёл в ДК Маяковского, записался. Отзанимался там год или два, а затем попал к своему первому тренеру Виталию Юрьевичу Ильину. В каратэ у меня были различные награды и синий пояс, но я понял, что надо выбирать что-то ближе к улице, к делу. Одно время я занимался кикбоксингом, а потом пришёл в тайский бокс.

— Чем увлекли единоборства?
— Трудно сказать. Мне понравился индивидуальный подход тренера к каждому, плюс я чувствовал в себе силу. Мне нравились отжимания, удары. На тот момент у меня уже была некая смелость. Я не боялся пропускать и чувствовал преимущество над другими мальчишками, заметил, что у меня внутри есть что-то, чего нет у других. Ещё мне повезло с тренером. Можно сказать, он заменил мне отца. Он учил нас жизни, как вести себя в школе, как на улице, как нужно разговаривать. Многие свои жизненные принципы я получил от него. Виталий старше меня всего на восемь лет, поэтому одно время и нас тренировал, и сам боксировал. Частью этого коллектива и этого вида спорта я остался навсегда.

— Заниматься каратэ в 90-х было модно, особенно среди подрастающей молодёжи. Слухи о том, что кто-то пошёл на каратэ, разлетались по двору мгновенно, с этим и менялось отношение сверстников. У вас было так?
— До 15 лет я рос в своём доме в частном секторе. Сажали картошку и морковку на огороде, боролись с полевыми хомяками и червяками. Поэтому большого двора у меня не было, но была улица, где многие знали, что я расту, развиваюсь физически и вступать со мной в стычки не стоит. Люди чувствовали силу во мне, но без драк всё равно не обходилось. Без этого никуда.

— Часто приходилось ставить на место хулиганов?
— Хулиганы особо не приставали, а вот разборки с каким-нибудь лидером другого класса были постоянно. Я занимался спортом, а кто-то пошёл в блатную романтику, рано познав «прелести жизни»: алкоголь, наркотики. Помнится, как-то раз ехал с тренировки на трамвае и вышел на остановке у друга, а у меня были перчатки. Один парень из параллели попросил посмотреть. Я ему не дал, в итоге произошёл конфликт, в результате которого я выбил ему четыре зуба ногой. Об этом узнали все на районе, и после этого даже старшие стали на меня смотреть по-другому.

— В бандиты не звали?
— В 15 лет я уже оканчивал школу и чётко понимал, что буду делать, а в 12-14 у меня уже не было сомнительных друзей. Мне никто ничего не предлагал, но в моём окружении были люди, связанные с криминалом, которые потом пошли этой дорогой. Если бы я этого захотел, то вполне мог бы попасть в группировку, где меня уважали, и стать её лидером. В то время были очень тяжёлые времена, шахтёрам не давали зарплату по полгода, поэтому быструю популярность приобрели наркотики. Волна наркоманов захлестнула Кузбасс. Альтернативой были шахта, криминал, алкоголизм/наркомания и спорт. Выбирай, налево или направо пойдёшь. Большинство выбрали не тот путь. Многих из моих одноклассников нет в живых, кто-то сидит или отсидел. Я же выбрал спорт и всем этого желаю.

— Что вам дала школа?
— Детские воспоминания о школе у меня остались тёплыми. Как человек, получивший два высших образования, я понимаю, что школа дала мне знания. Как и в спорте, в школе важен хороший педагог и классный руководитель. С таким человеком, Тамарой Павловной, меня и свела судьба. Если честно, я учился так себе, а в 10-11 классах был то на соревнованиях, то на сборах, но все, включая директора школы, понимали, что я выбрал спортивный путь и мне не нужно мешать, а напротив, поспособствовать. Я окончил школу с восемью тройками, но это не помешало мне сдать экзамены в академию физической культуры и получить высшее образование.

Помнится, как-то раз ехал с тренировки на трамвае и вышел на остановке у друга, а у меня были перчатки. Один парень из параллели попросил посмотреть. Я ему не дал, в итоге произошёл конфликт, в результате которого я выбил ему четыре зуба ногой.

— С одноклассниками проводите вечера встреч?
— Нет, потому что их в принципе нет. К тому же я давно уехал из Прокопьевска и с одноклассниками почти не поддерживаю отношений.

— В Прокопьевске, наверное, вас знает каждая собака, как, например, Мэнни Пакьяо на Филиппинах.
— Толпы за мной, как за Мэнни, не ходят, но на улицах люди узнают, начиная с аэропорта. В основном я передвигаюсь на машине, посещаю зал, кафе или рестораны. Народ там скромный, не бегает за мной, но дети в школах пишут обо мне сочинения на тему «На кого бы ты хотел стать похожим?» В этом году мэр принял решение сделать аллею спортивной славы, где будет вылита из бронзы моя фигура в полный рост в боксёрских перчатках. Буду олицетворять спорт в городе Прокопьевске. Приятно.

— Кто из ваших родственников сможет лицезреть в Прокопьевске эту скульптуру?
— Все остались там: мама, бабушка, мой дядя и младший брат Николай.

— Вы часто говорите о дружбе с ребятами из хоккейной школы. С кем из них связь по жизни наиболее крепкая?
— Самый главный для меня хоккеист — это Дима Пархоменко. Мы сильно сдружились, дружим до сих пор, общаемся семьями. Дмитрий отыграл 13 сезонов в Суперлиге, а сейчас возглавляет «Кузнецких Медведей» из Новокузнецка. Также с недавних пор у меня партнёрство и товарищество с Сергеем Фёдоровым из ЦСКА, который мне доходчиво объясняет все новости, в том числе и игру сборной России и сборной Канады.

— Чего не хватило нашим хоккеистам для победы в финале?
— Не хватило лет 20, когда страну грабили и развалили все школы. Пока всё это не вернётся, пацаны из трущоб не получат питания, коньков, какой-то одежды, ничего не будет. Играет в хоккей тот, кого везут на лимузине, а талантливые мальчишки, у которых нет денег на новую клюшку, не могут нормально тренироваться. В Канаде же всё иначе. Поэтому они могут привезти на любой турнир три такие же сборные, как мы видели в Чехии. Всё это я говорю не в укор ребятам, защищавшим цвета сборной, которым я хочу сказать большое спасибо за то, что они бились до последней секунды. Но таковы реалии современного хоккея и спорта в целом.

— Ваш сын Даниил занимается хоккеем. Не много ли ставите на карту, отдавая его в хоккей?
— Он занимается в профессиональном клубе, но я его отдал туда не потому, что хочу видеть его Овечкиным, Ковальчуком или Кросби. Во-первых, я хочу, чтобы сын был дисциплинированным, во-вторых, сильным и здоровым парнем. Тот коллектив, который есть в спорте, на 100 процентов лучше улицы. Спорт учит дисциплине, вниманию к старшим. Тренер учит, как себя нужно вести, по жизни это пригодится, без этого никуда. Конечно, я как родитель желаю, чтобы мой сын стал известным спортсменом, и всё будет зависеть от него. Но уже сейчас мы видим дивиденды, которые нам приносит спорт. С того момента, как Даня начал заниматься хоккеем, он практически перестал болеть.

— Часто ли посещаете матчи с его участием?
— У них пока нет матчей. Ему исполнилось восемь лет, а играть будут уже на следующий год, после нового года. Пару товарищеских поединков видел. Забавно. Кто-то из родителей приходит на игры с флагами, орут, как бешеные. Интересно наблюдать за всем этим процессом.

— В каком возрасте в вашей жизни наступил момент, который принято называть во многом определяющим?
— Это диапазон с 16 до 20 лет. В 16 я окончил школу и поступил в СИБГАФК, проучился там два года, после чего меня забрали в армию. Я служил в СКА-18 в Новосибирске и был устроен на Прокопьевский разрез хозрабочим. Это делалось для того, чтобы меня могли командировать на соревнования. Денег спорткомитет выдавать не мог, но от предприятия хозрабочий мог поехать в командировку хоть в Италию. В одно время я учился, работал, служил в армии и занимался своим основным делом. Я выиграл чемпионат вооружённых сил перед поступлением в армию и этим закрыл год службы. За два года срочной службы я был в казарме всего пять дней. Остальное время тренировался и сдавал сессию. В конце 2000 года я переехал в Москву и затем выиграл чемпионат мира в Таиланде. Это и стало переломным моментом для меня. Я по сути начал новую жизнь.

— В чём изменилась ваша жизнь?
— Я рассматривал эту ситуацию как своё развитие, старался сделать шаг вперёд и наверх. Я поменял тренера, зал и город пребывания. Понимал, что если я чего-то хочу добиться, мне нужно находить пути, тренера и идти дальше. Одно дело быть в Москве проездом, и другое — жить там.

— Стала ли Москва вашим городом?
— Стала. Многим друзьям с периферии изначально было тяжело. Два-три дня побудут, голова болит и чувствуется негативная энергетика. У меня такого не было. Когда приезжал в Москву, ощущал мощь людских волн и сумасшедший заряд. Первый год у меня болела голова от метро, мозг уставал от постоянных передвижений и смены картинок. Но я привык, понимал, что есть что-то, за что стоит бороться, чтобы подняться наверх. Москва мне всегда нравилась как город, а сейчас нравится в 10 раз больше.

— Уже спустя год, в 2001-м, состоялся ваш дебют в рамках профессионального бокса.
— Как сейчас помню тот бой. Первым моим соперником был проведший больше 10 боёв Валерий Семишкур. До этого я выиграл чемпионат Москвы по любителям, стал мастером спорта и вышел на профессиональный ринг. Тогда я жутко устал и так плохо чувствовал себя после боя, что меня тошнило. Терпел, но было очень тяжело. Мы с моим тренером Сергеем Николаевичем Васильевым очень много работали над передвижением на ногах, потому что в тайском боксе оно другое, как и структура мышц, привычных к другой работе. Мы два года боролись с ногами. Я был рад, что выиграл свой первый профессиональный бой на вечере бокса, где боксировали Денис Бахтов и Дима Кириллов. Впечатления остались самые положительные, а эмоции говорили о том, что впереди большие цели.

— Насколько тяжело было бороться с рефлексами на начальной стадии, дабы привычно не ударить соперника ногой?
— Я вообще не знаю, откуда взялось такое мнение, что если ты привык бить руками и ногами, можешь вдруг ногой ударить. У тебя же разум есть, ты контролируешь эмоции, знаешь правила. Всю жизнь бил ногами и сейчас могу ударить, но никогда они сами не вылетали. Я всегда контролировал свои эмоции.

— Во время вашего профи-дебюта в стране складывалась хаотичная ситуация с промоутерскими компаниями. Так называемые фирмы-однодневки присутствовали почти во всех регионах. Стабильно на плаву держались разве что Москва, Питер и Екатеринбург. Насколько сложно было в то время выбить гонорар и какова была средняя сумма заработка?
— Выбирать практически не приходилось, моим тогдашним промоутером был Герман Титов. Стандартная оплата в то время — 100 долларов за раунд. Потом чуть-чуть начали увеличивать. Я стал чемпионом России, победив нокаутом мастера спорта международного класса Яна Кулькова. После этого мои гонорары чуть-чуть подросли. Также однажды в Прокопьевске губернатор подарил мне машину «Волга», иногда помогали спонсоры. Но в целом получал 100 долларов за раунд.

— На «Волге» ездили?
— Мне знающий друг сказал: «Зачем тебе это ведро с болтами, возьми лучше инжекторную девятку». Я так и сделал и ездил на ней года три. Поставил музыку, была шикарная машина, которая сразу заводилась и ни разу меня не подвела.

— Что слушали в то время?
— Что и все. «Руки вверх», «Иванушки», «Демо», Prodigy. Ещё в 2000 году появилась Земфира, которая до сих пор в моём плей-листе. Она сразу же до меня дошла, попала.

— Вы боксировали во многих городах России. Где получили самое большое удовольствие от выступления?
— Везде боксёров встречали здорово, ко мне хорошо относились, да и сам я был положительно настроен. Меня тепло принимали в Казани, большую часть своих боёв я провёл в Екатеринбурге, в клубе «Водолей». Но как бы хорошо меня ни встречали, так тепло, как в Кузбассе, я себя нигде не чувствовал. Когда ты ходишь по тем же улицам, что и люди в зале, к тебе другое отношение. Помнится, на День шахтёра привозили тайцев, с которыми мы проводили профессиональные бои по тайскому боксу. Нас уже знали, и ту любовь не передать словами.

— От Кузбасса, можно сказать, рукой подать до Байкала. Часто ли бываете в тех краях?
— У меня много друзей из Иркутска, из Ангарска, но на Байкале я так ни разу и не был, хотя давно собираюсь. Недавно для себя открыл Эльбрус, на который попытаюсь в этом году взойти. В прошлом году не получилось.

— Почему горы?
— Нравится. Кому-то прыжки с парашютом или подводное плавание, а мне — горы, охота и рыбалка. Я пересматривал много фильмов про Эверест, про то сопротивление, которое преодолевает организм на запредельных высотах. Я побывал в Приэльбрусье — это нечто. Хочу взойти на Эверест и постараюсь это сделать. Хотелось показать нашему телевидению и наш Прокопьевск, ДК Маяковского — место, откуда я родом. У нас в городе есть район Чистугаш, где дачные дома и детские лагеря стоят в тайге. Там растут кедры, водятся дикие звери. Мы каждое лето проводили там в детском лагере «Орлёнок». Там была и любовь, и дружба, и драки. Столько всего. Иногда я приезжаю в Прокопьевск и просто еду туда посмотреть. Пробегаю по тому маршруту, по которому мы бегали молодыми, заряжаюсь энергией.

— Вы могли бы жить за границей?
— Смог бы. Безусловно, я патриот и люблю Россию. В этом нет сомнений. Но если у тебя есть финансовая независимость, ты свободен делать всё, что хочешь. Можешь жить, где угодно. Например, я в Прокопьевск летаю, когда захочу, могу просто воздухом подышать поехать. Дом, дети, мама у меня в России, поэтому на постоянной основе уехать было бы сложно. А если дома всё в порядке, то сама заграница меня не пугает. Я ничего плохого в ней не вижу, там тоже можно создать свой уют. Люди, имеющие финансовые возможности, так и поступают, приобретая дом в Европе, за океаном или в селе Берёзки. И там, и там удобно, живи, где тебе нравится. У меня к этому такое отношение.

— В детстве могли себе представить, что сможете позволить себе многое из этого?
— Я вырос в рабочей семье. Моя мама всю жизнь проработала в Прокопьевске на шахте Тырганская газоэлектросварщиком, бабушка — ветеран труда, получала 120 рублей. В 11 лет у меня не стало отчима, а отец бросил нас, когда мне был год или два. Мы жили одни, и я знаю, что такое финансовые трудности и есть одну картошку на завтрак, обед и ужин. При этом мне мама дала всё необходимое, потому что у нас был большой деревянный дом, огород, собака, две кошки, велосипед. Мама дала мне всю любовь и теплоту и научила тому, что счастье и богатство измеряется не деньгами. Когда я приходил домой, получал удовольствие, которое только может получать любящий сын. При этом, видя соседскую «четвёрку», я думал: «Ё-моё, какие же это богатые люди. В моей семье, наверное, никогда не появится машина». Я даже не понимал, какие огромные деньги нужны, чтобы её купить. Но в то же время я понимал, что у всех нас есть две ноги, две руки, голова и сердце. Тебя никто ни в чём не ограничивает. Поэтому с детства мне хотелось стать финансово независимым, помочь маме ни в чём себя не ограничивать. Для этого нужно было добиться известности через спортивные победы.

— Можно ли сейчас назвать вас обеспеченным человеком?
— Ситуация всё время менялась к лучшему, но резко всё изменилось в лучшую сторону после подписания контракта с промоутерской компанией “Мир бокса” Андрея Рябинского и победы над Матеушем Мастернаком в бою за титул чемпиона Европы. За бой с Влодарчиком я получил самый большой гонорар в своей жизни, что привело к знакомству и партнёрству с клубом ЦСКА и компанией «Роснефть». Игорь Иванович Сечин смотрит мои бои, я являюсь «армейцем» и сотрудником команды ЦСКА. Всё это сделало мою финансовую ситуацию достаточно хорошей, чтобы я чувствовал себя спокойно, уверенно и радостно, а моя семья была в достатке. Я чувствую себя чемпионом со всех сторон и готов идти дальше и выше.

— От какого первого гонорара у вас немного закружилась голова?
— Это был 1999 год, время, когда мы периодически по два-три месяца жили на острове Хоккайдо в Японии и боксировали там по правилам сэйкиндо (свободный бой). Это был кикбоксинг с элементами борьбы, своеобразная альтернатива PRIDE. Там собрали многих спортсменов из России и СНГ, и мы проводили турниры с японцами. Я стал чемпионом по этой версии, победив в финале соотечественника Вадима Токарева, который был предыдущим чемпионом. Японцы тогда платили нам очень большие деньги — по 800 долларов за бой, а мы проводили за пребывание три-четыре боя. Можно было заработать гонорар в три тысячи долларов. Тогда я и купил себе первую машину. Япония — сумасшедшая страна, куда мне хочется снова вернуться. Когда я увидел, что улицы моют с пеной, я обалдел. Чистота нереальная. Там уже были в то время цифровые аппараты и плоские телевизоры, которые мы покупали за свои гонорары. У нас об этом тогда никто и мечтать не мог.

— После долгого российского периода выступлений вы завоевали в Германии пояс WBC International и позже сразились в элиминаторе с Фиратом Арсланом в Штутгарте. Этот бой как бы разделил вашу спортивную жизнь на до и после.
— Арслан тогда был зверь, на самом пике. А я почему-то думал, что я такой красавчик и сейчас из этого 36-летнего пенсионера выну душу. На тот момент у меня была победа над проспектом Пашей Мелкомяном, и я вместе со своим окружением был уверен, что его уничтожу. 80 процентов даже считали, что я его нокаутирую. Я тренировался, готовился, но ближе к бою увидел, какая у него сумасшедшая команда и потрясающая заряженность, и понял, что что-то готовится. Позже я узнал, что он из Штутгарта, и там была такая бешеная поддержка. Я чувствовал себя в клетке, а вокруг беснующаяся толпа. Тем не менее я до последнего верил в свои силы, готовился к серьёзной битве, но не подозревал, что бой пройдёт именно так.

У меня было ощущение, что кто-то сделал дырку в моём бензобаке. Я садился в угол и вообще не восстанавливался. Вставал такой же, какой сел, а через раунд уставал ещё сильнее.

— Со стороны казалось, что вы могли продолжать бой, хоть и были зажаты у канатов. Рефери не поторопился?
— Нет. Может, в этом моменте я и мог продолжать, может быть, дотянул бы до конца раунда, но в следующих двух он бы точно меня съел. У меня было ощущение, что кто-то сделал дырку в моём бензобаке. Я садился в угол и вообще не восстанавливался. Вставал такой же, какой сел, а через раунд уставал ещё сильнее. Понимаю, что не справился психологически, дал ему высосать всю энергию. Я не думал, что он так держит удар и не реагирует на удары по корпусу. Это психологически ломает моментально.

— Как вы пережили первое поражение в карьере?
— У меня был рекорд 22-0, и это стало сильным ударом. Потом ушёл в себя, но понял, что я тоже хожу по земле, а кто-то может мне по голове ударить, и очень сильно.

— Что, по-вашему, уйти в себя?
— Пару ночей я вообще не спал, ни с кем не разговаривал и не понимал, что такое произошло. Я сразу начал отматывать всю свою карьеру, думать, как такое могло произойти и почему это случилось. Просто так ничего не происходит — ни победы, ни поражения. Потом я прилетел из Германии и где-то неделю-две никому не звонил. Пацаны с Прокопьевска обрывали телефон, я не брал трубку. Потом время прошло, я остыл и понял, что меня не нокаутировали, голову не отбили, я какой был, такой и остался. Ну, появилось в графе одно поражение, но оно есть даже у великих боксёров, включая Роя Джонса, Леннокса Льюиса и Майка Тайсона. Я понимал, что если я не сломался внутри, то ничего плохого нет. Для себя я разобрался, отметил моменты, что сделал не так, перенастроился и решил идти дальше и продолжать тренироваться.

— Перенастроиться — это значит кардинально поменять отношение к жизни и тренировочному процессу?
— Совершенно верно. Когда я уехал в Германию, мой тренер Сергей Николаевич остался здесь, взять с собой его не получилось. Приехав, я пришёл к нему и поговорил, и мы продолжили тренироваться. У меня остался контакт с Universum, но я стал ездить туда меньше и больше готовиться здесь. Перетерпел, пережил всё это и понял, что ничего такого не произошло. Отношение людей, которые в меня верили, и близких друзей после этого не изменилось. Для меня это было очень важно. Я стал по-другому тренироваться и относиться к себе с большей ответственностью. Фират Арслан меня научил многому, в частности, справляться со своими внутренними амбициям и понимать, что я такой же, как все люди, и меня тоже могут побить. Я научился терпеть, быть более внимательным и старательным. Настоящие чемпионы — это те, кто был высоко, потом падал и снова поднимался. Я себя к ним не причисляю, но понимаю, что это нормальная история.

— Мне вспоминается кадр, где вы стоите на фоне чёрного «Мерседеса» с титулом и на фоне Кремля. Что это был за эпизод в вашей жизни?
— У меня тогда была возможность ездить на такой машине. На тот момент я считал, что это круто.

— Недавно вас избрали президентом федерации тайского бокса Москвы. Какие у вас функции и обязанности?
— Мои корни в тайском боксе не потеряны. Я со всеми дружу, общаюсь с президентом российский федерации. Мой первый тренер — главный тренер сборной, поэтому мне сделали такое предложение, и я откликнулся на него. Я до сих пор в теме, слежу за ребятами, помню свой родной зал в Прокопьевске, нашу кузницу чемпионов, из которого всегда было по нескольку человек в сборной. Поэтому я считаю, что это полезный опыт и возможность отдать дань уважения этому виду спорта, в котором я сформировался. У меня есть хорошие финансовые партнёры в Москве и есть время, чтобы поговорить с клубами и тренерами, наладить работу с Москомспортом и организовать большие спортивные мероприятия на территории Москвы. Безусловно, управление такой федерацией — это большая ответственность и хороший управленческий опыт, но в первую очередь это затраты моей энергии и времени на развитие спорта. Я провожу мастер-классы, поддерживаю молодых парней, которые знают, что у них есть поддержка в Москве, проводим турниры в Кемерово, а в перспективе и в Москве.

— Желания сыграть в кино не возникало?
— Мне нравится работать на камеру. Сняться в фильме — огромная честь для меня, но я пока не представляю, как это может произойти. Я же не учился на актёра. Например, есть фильм «Бой с тенью» — не самый любимый мой фильм, но местами интересный. Могу видеть себя в подобном фильме, сыграть в боксёрской сцене или же подсказать режиссёру и поделиться своим опытом.

— У вас есть любимый фильм о боксе?
— Нокдаун (англ. Cinderella Man («Мужчина-золушка») — Прим. «Чемпионата»). Это один из лучших фильмов с Расселом Кроу. Он очень крутой. Это фильм не столько о боксе, сколько о человеческих взаимоотношениях.

— А вообще любимый фильм?
— Перед боем уже много раз смотрю «Трою». Мне нравится античный героизм. Сейчас теряются понятия о чести, уважении, правильных мужских взглядах, а в этом фильме это есть. Ну и сцены драк там на высоком уровне. Ещё нравится «Однажды в Америке».

— Как относитесь к компьютерным играм?
— Играл когда-то в молодости. Например, в «Героев». Сейчас уже не играю.

— После небольшой паузы в выступлениях вы вернулись на ринг поединком с Ричардом Холлом. Начиная вторую попытку восхождения на боксёрский олимп, вы сомневались, что получится?
— Когда ты делаешь шаг, веришь в это на 100 процентов, иначе делать этого не стоит. Если не веришь на 100 процентов в победу, лучше не выходить в ринг. Тогда у меня прошла встреча с Хрюновым, который сказал: «Гриша, ты был очень высоко, но я знаю, что ты можешь стать чемпионом мира и готов сделать тебе бой». Я чётко понимал, что готов всё отложить в сторону и снова взяться за дело и стать профессиональным боксёром. На тот момент Хрюнов как менеджер внушал доверие, поскольку был одним из самых видных деятелей в области бокса.

— Однако через некоторое время от него отвернулись ранее сотрудничавшие с ним Поветкин и Лебедев, а вместе с ними ушли и вы. Почему?
— Он действительно харизматичный и талантливый человек, который разбирается в боксе и умеет организовывать. Если бы у него было чуть лучше с человеческими качествами, может быть, многие с ним и остались бы. В итоги наши дороги разошлись, но я благодарен ему за всё, что он для меня сделал.

— Когда вы победили Мастернака, специалисты увидели нового Григория Дрозда в плане физических возможностей. Что изменилось?
— В мае 2013-го я уже попрощался со своей боксёрской карьерой и был в нескольких днях от заявления об этом. Я позвонил своим близким, рассказал о ситуации, о том, что, похоже, схожу с дистанции. И тут раздался звонок от Андрея Рябинского, который сказал, что хочет видеть меня на шоу Поветкин — Кличко. Этот момент стал для меня самым важным. Я понимал, что это мой последний шанс. Меня включили в команду Саши, и мы поехали в Киргизию на Иссык-Куль. Начали выбирать соперника, и я сказал: «Андрей Михайлович, давайте мне не какого-нибудь мешка, а хорошего оппонента». На тот момент от чемпиона EBU Мастернака многие отказывались. Понятное дело, это же чемпион Европы с рекордом 30-0. А я был готов! Рябинский сказал: «Гриша, ты с ума сошёл! Нам нужна победа, а он очень крутой боец!» Я ответил, что если я пройду этого боксёра, то отвечу на многие вопросы и себе, и вам. Будет понятно, могу я сделать, то, о чём заявляю. Мы с тренером посмотрели его бои, и Николаич сказал: «Мы его слепим!» Я уговаривал Рябинского дать этот бой мне, пообещал нокаутировать Мастернака и в конце концов убедил. Для себя на тот момент уже победил. Поляки перед взвешиванием говорили Рябинскому: «Ну с Дроздом всё понятно, как мы будем Матеуша дальше вести?» Такие наглые и уверенные в себе они были. Многие тогда повелись и думали, что Рябинский хочет таким образом подставить Дрозда. А у меня внутри всё кипело. Я бегал как олень по Иссык-Кулю, готовый разорвать этого поляка. Если бы я не выиграл, это был бы мой последний бой в жизни. Даже если бы я проиграл решением, закончил бы. Когда я вышел в «Олимпийский», услышал рёв трибун, подумал: «Вот этого я ждал всю жизнь». У меня была огромная мотивация. Не знаю, чтобы мог сделать Мастернак, чтобы меня победить.

— Компания «Мир бокса» громко заявила о себе, проведя ряд больших боксёрских шоу. Можно ли сравнить условия в ней с теми, что присутствуют в ведущих европейских и мировых компаниях?
— Да. Во-первых, это совершенно другие условия, другие лагеря. Мы готовим смету, где будем готовиться, и закладываем туда всё: проживание, питание, услуги массажиста. Юридически могут и сказать «нет», но все мои пожелания направлены на победу, а потому Рябинский создал мне идеальные условия. Главное было хорошо подготовиться и выиграть. Я сразу почувствовал, что мои возможности увеличились и я могу горы свернуть. У Рябинского во всём видны надёжность, ответственность и желание содействовать развитию бокса в России, а не просто взять боксёров и вести их. Деньгами он не разбрасывается, но по делу даёт всегда. Уровень шоу и гонораров в «Мире бокса» вызывают уважение и ощущение, что ты находишься в команде одного из лучших промоутеров мира.

Потенциальный бой с Влодарчиком я допускаю, но уже в новых рамках, как отдельный поединок. Сейчас чувствую, что это пройденный этап. Уже эти поляки надоели. Я после третьей победы могу попросить пояс абсолютного чемпиона Польши по боксу.

— О бое с Уанной можно говорить дольше, чем длился поединок. Что почувствовали, когда попали?
— Громкий стук. Когда он упал, я понял, что это всё.

— Вам хватило этого боя?
— Нет. Там всё было идеально. Смущало только, что после ярчайшей победы над Мастернаком ко мне приехал человек с восемью поражениями в карьере, которого нет ни в одном рейтинге. Но он был в контракте на бой с Мастернаком, поэтому я должен был отработать это наследство. Хорошо, что не стал с ним возиться.

— Перед боем с Влодарчиком ответственность была ещё больше, чем с Мастернаком. Как с ней справились?
— Если бы эти бои пришлись на 23-24 года, то, может, я психологически бы шатался, а когда тебе за 30, ты многое видел, знал победы и поражения, то мозг и разум готовы к таким всплескам. Я понял, что если я победил Мастернака, то готов как минимум конкурировать в бою за титул чемпиона мира и даже победить чемпиона. С Кшиштофом у нас совпали графики, на тот момент он завис без боя. Мне также говорили, что он лучший чемпион, но я был настроен разорвать и его. После этого я понял, что это то, чего я так долго ждал и ради чего просыпался много лет. Трудно передать свои ощущения, когда я понял, что бой состоится. Я готовился к нему как зверь.

— Кто ставил вам тактику на бой с Влодарчиком?
— Нет такого одного человека. Сергей Николаевич Васильев, Виталий Миллер и я были мыслями в одном ключе. План постепенно созрел, некоторые моменты подметил Виталий, и мы с его слов выбрали эту дистанцию. Я старался быть рядом и всё время опережать передней рукой, не давая ничего сделать в клинче. Дашь слабину, начнёшь защищаться, он сломает. Надо было не убегать, быть рядом с ним и напрягать его, но не вступать в рубку, где у него хорошие шансы.

— В целом бой проходил под вашу диктовку, но временами поляк достаточно опасно огрызался.
— В одном из эпизодов я почувствовал два-три сильных удара. Вспышек не было, но я брал после них паузу, чтобы сориентироваться, но это не было переломным моментом в бою. У меня с первого раунда всё началось аккуратненько и пошло лучше и лучше. У меня и мысли не было, что что-то не получается и нужно что-то менять. Как боксировал в одном ключе, так и продолжил, сохранял дистанцию и работал в рваном ритме. Ничего кардинально менять не приходилось.

— В каком раунде поняли, что Влодарчик ваш?
— Внутреннее спокойствие наступило после третьего-четвёртого раунда, когда я понял, что если будем работать в таком ключе, это принесёт мне успех. Когда я услышал счёт после восьми раундов, понял, что мне нужно просто дисциплинированно дотерпеть. А оказалось, что в последних раундах всё получалось только лучше и лучше.

— Что почувствовали, когда подняли руку?
— Есть значимые и запоминающиеся победы и не значимые. Хорошо, когда ты не знаешь, кто победил в противостоянии, но ещё лучше, когда тебя не считают фаворитом. Влодарчик ведь семь раз защищал этот титул. Один из журналистов тогда сказал: «Гриша — хороший боксёр, но это Кшиштоф Влодарчик».

— Наверняка держали в голове неудачный опыт Рахима Чахкиева?
— Эта история тоже отложила отпечаток. Когда ты делаешь такое, во что никто не верил, кроме моих спарринг-партнёров, тренеров и мамы. Остальные думали: как «Жигули» могут обогнать «Мерседес»? Такие победы происходят не потому, что у одного колесо отвалилось, а потому, что этот «Жигуль» обогнал «Мерседес» на дороге без кочек и ям. Это наиболее ценные победы в спорте, и они настоящие. Когда мне поднимали руку, я понимал, что мы сделали такое дело, которое запомнят многие. Они думали, что это слишком большой кусок, который я не могу проглотить, а мы смогли. После такого понимаешь, что всё возможно, нужно только идти к своей цели. Этот пояс я видел только на картинках и по телевизору в руках Майка Тайсона. Это фантастика для всех, моей команды, промоутера и семьи.

— Реванш с Влодарчиком возможен? И нужен ли он вам?
— Кшиштоф Влодарчик право на обязательный реванш потеряет. Я подготовился к бою, вышел на ринг 22 мая, а его там не было по своим причинам. Потенциальный бой с ним я допускаю, но уже в новых рамках, как отдельный поединок. Сейчас чувствую, что это пройденный этап. Уже эти поляки надоели. Я после третьей победы могу попросить пояс абсолютного чемпиона Польши по боксу. У меня есть будущий официальный претендент, от которого я обязан защищать титул. Если бы Андрей Михайлович смог бы в будущем сделать объединительный бой, было бы великолепно. Такие большие бои случаются редко, и они всегда интересны. Я уже полностью вкатился в статус чемпиона мира и с этим пониманием буду готовиться к любому сопернику. Если раньше я просматривал бои чемпионов, то сейчас кто-то смотрит мои бои и готовит какие-то ловушки и секреты. Это надо понимать и серьёзно готовиться.

— Кого вы считаете более опасным из чемпионов по другим версиям?
— Сложно сказать. Хук имеет свои плюсы и минусы, как и каждый из нас. У Эрнандеса другой стиль и другие качества. Каждый из них может ударить, очень вынослив, имеет свой рисунок и значимость и опасен по-своему. Я выделял в своё время Влодарчика, который опасен, как хищник. Если раз попадёт, то будут большие неприятности. От него нельзя пропускать, и он до сих пор топовый боксёр и коварный соперник. Я готов сразиться с любым чемпионом, если на то будет воля божья.

— Как празднуете победы?
— Я не люблю перед незаконченным делом планировать, как я отмечу победу, поэтому всё проходит очень спокойно. Я организовываю место через недельку. В этот раз мы были в одном. Владимир Валентинович Поляков организовал этот вечер, ведущим был Александр Рева. Сразу же после боя я в раздевалке сам не свой, у всех улыбки. Слышу звонки, радость крики. Все переживали эмоционально. После этого мы поехали в компании 15 человек в какой-то ресторан просто посмотреть друг на друга. Брызг шампанского и кувырканий не было. Потом я собрал человек 30-40 более основательно.

— Сто граммов поднимаете?
— Конечно. Водку я не пью, а ром уважаю. Пиво также бывает в моей жизни.

— Какое предпочитаете?
— Нефильтрованное, но не люблю кислое и горькое. Что-то ближе к сладкому или с мягким ячменным вкусом. Я не против пива или любого другого алкоголя. Вопрос — когда и сколько? Конечно, если засадить бутылку водки или коньяка — это вред, но что плохого, если выпил бокал вина и занимаешься своими делами. Пиво же часто пить не стоит, чтобы живот не вырос (смеётся).

— С недавнего времени вас можно наблюдать в качестве комментатора на телеканале «Россия 2». Насколько вам комфортно в этой роли?
— Я получаю от этого большое удовольствие. Это началось достаточно давно, когда я комментировал на «НТВ-плюс» тайский бокс в 18 или 19 лет. Потом был период с Николаем Пучковым на «Евроспорте», который приглашал меня работать. Потом была серия больших передач на «7ТВ» с Сергеем Лозовским. Тогда я почувствовал, как слышать режиссёра, рассказывать, почувствовал структуру комментирования. И наконец, Борис Сергеевич Скрипко пригласил меня на «Россию 2». Мне реально нравится сидеть перед телевизором, смотреть на картинку и рассказывать о происходящем. Я очень хорошо себя в этом чувствую. Главное тут получать кайф, а не финансы. Вдвойне нравится, когда получаешь звонки или читаешь позитивные отзывы. Это моё хорошее хобби и дружба с «Россией 2» на этом поприще. Пока будут приглашать, я буду это делать.

— Если заглянуть чуть дальше, кем вы видите себя по окончании карьеры? Рассматриваете ли вариант с телевидением?
— Сложно сказать, сколько будет телевидения в моей жизни в будущем, но оно будет бесспорно. Были встречи с руководителями «России 2», которые говорят, что моё кресло у них стоит всегда. Я готов и к роли ведущего. Если есть у российского телевидения нужда в информации, то я готов её удовлетворять. Я могу дать людям полную картину происходящего в поединке, возможность понять, почему происходит именно так, а не по-другому. При этом надо использовать простые слова. Будешь умничать, никто тебя не поймёт. Мне телевидение нравится, и если его будет больше, то хорошо.

— Сколько ещё вы готовы выступать на самом высоком уровне?
— Не хочу далеко забегать и повторять историю Бернарда Хопкинса. Когда ты к чему-то долго идешь и исполняется твоя мечта, ты веришь в себя и происходит перестроение твоего сознания. Ступень достигнута, и мне бы хотелось этот успех развивать и продолжать. Но я уверен, что это не будет больше трёх лет. В августе мне будет 36, и обманывать себя не стоит. У меня двое детей, и я ещё хочу детей, чувствую зрелое понимание будущей жизни. Хочется иметь успех в жизни вне бокса, но пока я полон сил, глаза горят, нахожусь во всех отношениях на пике славы и готов боксировать.

— Вы азартный человек?
— Я не столько азартен, сколько люблю рисковать. Азарт — это эмоции, а осознанно рисковать и сделать шаг я могу. Ринг этому очень хорошо учит. Тебе страшно делать этот шаг, но ты его делаешь, потому что шаг назад — это точно провал. Я готов рисковать, привык рисковать и могу это делать и дальше.

— Боитесь проиграть?
— Поражений не боюсь. В принципе, страх есть у любого спортсмена, но я не боюсь, потому что имею такой опыт, а если готов, надо верить в свою силу и свою победу. Есть хорошая поговорка, что из спорта нужно уходить вовремя. К этому бы я относился внимательнее и серьёзнее. Уйти в статусе чемпиона, непобеждённым удаётся не каждому. Один из ярких примеров — это Леннокс Льюис, а противоположный пример — Рой Джонс или Мухаммед Али. Надо найти в себе силы, мужество пересмотреть свою жизнь и вовремя уйти из спорта, но это очень сложно.

— В жизни что на вас наводит страх?
— Потеря близких — это вещи, которых боятся все. У меня есть семья, дети, мама. Любая угроза их здоровью — это самое страшное.

— Часто говорят о потенциальном поединке с соотечественником на фоне числа талантов из России в вашем весе. Вы готовы выходить против своих товарищей и партнёров по команде?
— Я нормально к этому отношусь, потому что мы в одной весовой категории и теоретически можем встретиться. Противоречий в этом нет никаких. Были бы мы чуть помоложе, наверное, момент встречи возрос бы в разы. Но нам с Денисом по 35, Рахиму — 32. Мы долго шли к своим титулам, и хочется развивать свой успех. У нас нет искренней нужды драться друг с другом. Любому можно найти большой бой с интересными претендентами. Тем более мы у одного промоутера, а Андрей Михайлович стремиться, чтобы было больше чемпионов из России, и я в этом его поддерживаю. Если нам будет нужен и удобен этот бой, мы будем боксировать, но я в это мало верю. Дениса я знаю больше 10 лет, Дима Кудряшов мой спарринг-партнёр в двух лагерях. С ним у нас сложились тёплые дружеские отношения. Я не вижу силы, которая заставила бы нас сойтись в ринге, и от этого я бы испытал мало удовольствия.

— В спаррингах обыгрываете Кудряшова?
— Говорить так было бы некорректно. Дима мне помогает, и у него есть свои успехи, а у меня свои.

— Он хороший нокаутёр. Он может что-то другое, кроме как сильно ударить?
— Может. Он очень обученный, имеет свой стиль, которого придерживается. Его бокс строится на жёстком нокаутирующем ударе. Я же могу боксировать 12 раундов, просто обыгрывая соперника, защищаться и отвечать. Диме очень важно ударить сильно, но он также может боксировать по-разному. Он очень терпеливый и выносливый, умеет не только бить и держать удар.

— Каков в ринге Лебедев?
— Я хорошо его знаю. Его школа — классика работы на ногах, очень острый левый удар. Последний раз мы спарринговали года два назад. Я всегда получаю пользу от совместных спаррингов. С удовольствием перед встречей с левшой пригласил бы его в свой лагерь. Для меня важно не создавать себе тепличные условия и избегать сильных конкурентов. Если ты спаррингуешь с чемпионом, ты растёшь от этого. Неважно, в одном вы весе или нет, надо боксировать с сильными. Я бы с удовольствием работал и с Рахимом, и с Димой, и с Денисом. Не нужно друг друга жалеть, нужно конкурировать и создавать друг другу дискомфортные ситуации. Тогда будет расти твой уровень бокса.

— Как восстанавливаетесь после поединков?
— Я отдыхаю, ничего не делаю, потому что ты на несколько месяцев загоняешь себя в жёсткие рамки режима и от этого сильно устаёшь психологически из-за того, что должен вовремя поспать, покушать, перенести нагрузку. Сегодня я проснулся в полвосьмого, сделал зарядку, побегал, опять лёг спать. Это полная свобода действий снимает напряжение, ты играешь с детьми, кажется, что мир крутится вокруг тебя. От этого и получаешь наслаждение.

— Вы строгий отец?
— Строгий. У меня не забалуешь. Иногда ловлю себя на мысли, что перегибаю с дисциплиной. Я всегда строг прежде всего к себе и того же требую от своей команды и детей. Пытаюсь до них донести это, потому что они родились в других условиях, когда у семьи есть квартира, телефоны, деньги и холодильник, полный еды. Они на маршрутках ни разу ездили. Мы с женой пытаемся сделать так, чтобы они выросли с правильным пониманием жизни, что подобные вещи не происходят просто так, а нужно что-то заработать, заслужить своим трудом. У них нет особых вольностей в виде ночного Интернета и прочих подобных вещей, всё очень строго: тренировки, питание, школа. Дети ведь сразу чувствуют, что хорошо, и расслабляются, поэтому их нужно держать в рамках. Едем мы на машине, я и говорю: «Даня, а у нас раньше машины не было, мы на трамвае ездили». «Почему, папа?» — спрашивает. «Потому что нужно было много трудиться, зарабатывать деньги, чтобы купить себе машину». Нужно прививать ценность вещей и уровня жизни, чтобы дети понимали, как это даётся и каким трудом этого можно достичь. Я считаю, что дети у нас не избалованные вещами, слушают маму с папой, говорят «спасибо», когда покушали.

— В кино их хоть водите?
— Конечно (смеётся). Смотрим фильмы.

— За какие качества вы цените свою супругу?
— Во-первых, она по гороскопу Дева, как и я. Во-вторых, она красива и привлекательна, на что всегда обращают внимание мужчины. Наконец, она приняла правила игры, зная, кто я, и вместе со мной шла к этому успеху с 2003 года. Всё это происходило на её глазах. Она никогда не критиковала меня, если ей хотелось шубу или что-то ещё. Когда я ещё не был женат, познакомился в Америке с Ромой Кармазиным, у которого там был турнир. Я спросил у него, как супруга отнеслась к его переезду в Америку. Он сказал: «Гриша, если у тебя будет супруга, которая возьмёт на себя весь быт, не будет тебя отвлекать, то никаких проблем не будет. Ты будешь знать, что дети сыты и одеты и всё хорошо. Если у тебя так же, женись». Я подумал и понял, что Юля готова создать мне этот уют и закрыть тыл, чтобы у меня голова не болела о памперсах, а я спокойно спал, кушал и тренировался. Сейчас мы вместе с ней получаем дивиденды за это терпение и веру. Я у неё как-то спросил об отношении к моей боксёрской карьере, она ответила: «Гриш, как ты решишь. Если хочешь заниматься боксом, я всё сделаю, чтобы ты хорошо себя чувствовал. Надо в Америку — поедем». От неё я никогда не слышал никаких капризов. Она для меня не только любимая женщина, но и надёжная боевая подруга и член моей команды.