Заслуженный тренер России по фигурному катанию Этери Тутберидзе рассказала, как Камила Валиева на Олимпиаде в Пекине узнала о положительном результате сданного на чемпионате России допинг-теста и что происходило дальше.
«Давайте историю вам расскажу. У меня не только девочки, у меня и пары катались, и мальчик катался за Грузию — Морис Квителашвили. На тренировки надо было доехать от Олимпийской деревни: 40 минут на автобусе, 10 минут до автобуса, пройти все тесты ещё — нужно было прикладывать, чтобы сработала зелёная галка. В общем, день весь расписан, ты не успеваешь ни поесть, ничего. Я приезжаю с одной тренировки, и у меня буквально где-то час времени ехать на вторую тренировку. С федерации мне звонят, и там такой голос строгий: «Срочно зайди в штаб». Ну, правда? Я сейчас пойду в этот штаб? Пока туда дойдёшь, поднимешься — время пройдёт. Я хотела быстренько хотя бы чай попить, что-то перекусить. Я сказала: «Нет, давай не сейчас, у меня сейчас совсем времени нет». «Срочно».
Я пошла в этот штаб, поднимаюсь, и первое, что вижу: сидит Камила абсолютно бледного цвета, отёкшая, заплаканная. 15 лет на тот момент. А у нас история с ней получилась какая… Я хочу даже так, чтобы так происходило: их родители с ними ездили везде. Везде, где можно, сопровождали их мамы, потому что я не могу нести за них ответственность после соревнований. Или даже вечером они поели, мне нужно, чтобы они пошли в номер отдыхать. Я не буду их сопровождать, потому что, если я буду их сопровождать, как это делала с Юлией Липницкой, начинают портиться взаимоотношения. Начинаешь запрещать что-то, она на тебя огрызается, дальше портятся взаимоотношения, и это переливается уже в тренировочный процесс. Я не хочу влезать в их личную частную жизнь. Я хочу быть тренером на льду или где-то там. Всё. Поэтому я практически требую, чтобы родители их сопровождали.
Все соревнования мама с ней ездила, со всеми родители ездили, и в Красноярске они тоже были аккредитованы и проходили все тесты каждый день. Я что-то смотрю: тренировка началась, мама сидит в раздевалке странно как-то, немножко завалилась. Я подумала, зачем она приехала сюда, если не идёт на лёд даже тренировку смотреть. И, как оказалось, у неё коронавирус в тяжёлой форме. Она была госпитализирована в Красноярский госпиталь, где она даже попала в реанимационную палату, и какой-то период у неё было очень тяжёлое состояние.
Я, когда увидела Камилу… Я всё время боялась спросить, как там. Тихонечко спрашивала, но она же скромная, отвечала тихо. И тут я увидела это её лицо, и у меня первая мысль, что что-то не так с мамой. Не дай бог, а что ещё может быть? Потом мне начинают объяснять, что с ней здесь уже час допрос был по поводу допинга. Какого допинга? И почему час допрос с ней одной? Её там допрашивали, эти мужики все сидели. Мне кажется, потом, когда мы сели и сидел уже Александр Георгиевич Горшков — президент Федерации — мне казалось, у него сейчас сердце остановится. Он сидел бледный очень. Вот. И когда нам это сказали, я, честно, даже не поняла, что это за препарат, какой чемпионат России и как это всё.
Дальше они говорят: «Поскольку у неё там допинг обнаружен, её сейчас нужно срочно вывезти с Олимпийской деревни». А это же пандемия, закрытая Олимпиада. Куда вывезти? Вывезти одну, вот в таком состоянии? Я говорю: «Куда её вывезти в 15 лет?» Они говорят: «Сейчас мы найдём какую-нибудь гостиницу, где её поселят». Я: «Нет, ты серьёзно? А кто будет за неё там отвечать? Как это взять так и вывезти?» Говорю: «Нет, вы никуда не повезёте. Как угодно, мы её оставим здесь».
Они соглашаются, что мы её оставляем, и я прошу: «Хорошо, можно тогда мы будем её с собой просто возить на тренировку?» Чтобы она с нами была в автобусе, где-то в зале или переоделась, когда мы пошли на лёд. Но в любом случае где-то с нами, потому что меня это её состояние тревожило. Какая-то такая истерика. Но нам сказали: «Но это же Олимпийская деревня, автобус, как же так...» Я сказала: «Но она же не преступница, ей 15 лет, ну, куда? Вы готовы взять ответственность за девочку?» Нет, там не было такого человека, который бы за неё отвечал. Хорошо, самолётов нет, это же чартерные рейсы, у нас какой-то ближайший только 16-го, что ли, отходил.
Мы договорились, чтобы она приходила в зал, но, не дай бог, на лёд не выходила. Хорошо, она не будет выходить на лёд. Так они там поставили охрану через каждые пять метров, которые сопровождали, проверяли, чтобы спортсмен, видимо, не перепрыгнул через бортик, вышел на лёд, я не знаю. В этот момент я уже видела, что Камила даже в зале уже не такая, что ли, звонкая. Этот стресс и отсутствие уже какой-либо мотивации… В зале она уже помедленнее стала.
И вдруг говорят, что хотят, чтобы она вышла на лёд, потому что там же медиа, СМИ, они же снимали, им это, видимо, тоже важно. В общем, хотят, чтобы она вышла на лёд, можно тренироваться. А я уже на тот момент не понимала, хочет ли она тренироваться, потому что видела в зале, что она немножко уже не в форме. Мы Камиле озвучили: «Камил, разрешили выйти на лёд». Я её пыталась настроить, чтобы она максимально старалась получить удовольствие от нахождения на Олимпиаде. Говорила, что неизвестно, будет ли вторая Олимпиада. И даже есть видео, где она катается, падает, что-то делает, подъезжает, у меня на плече плачет и говорит: «Я не понимаю, я катаюсь и не понимаю, что здесь делаю». Но это так и было. Она просто сама уже не понимала, ради чего она здесь.
Эти все СМИ, которые уничтожают её вопросами и издеваются над ней. Более того, много писали: как так, что мы ребёнка бросили, в медиазоне она пошла одна, мы должны были её сопровождать. Это Олимпиада. У тренера аккредитации одни, мы можем здесь стоять и заходить оттуда. Там по зонам всё. У спортсмена — выход со льда и сразу зоны идут, и проходят они в свою раздевалку, в которую мы не можем зайти. Это Олимпиада, здесь всё строго. Нет такого, что куда хочешь пошёл. Это я уже, увидя потом в видео, что она закрылась капюшоном, на следующий день сказала, чтобы её сопровождали. И там что-то придумали, её сопровождали. А в первый день, да, она пошла одна», — сказала Тутберидзе на канале «Коммент.Шоу» в YouTube.
