Я долго собирался это сделать. Пару лет как минимум. Но всё как-то не складывалось. Во-первых, это немного страшно – вот так публично признаться в интимном и не самом, честно сказать, правильном шаге в своей жизни. Обратной-то дороги уже не будет. Во-вторых, не хотелось бы, чтобы это выглядело как нервическая реакция расшатанной психики на очередной «фейспалм» любимого клуба. Это не так – всё к тому шло последние годы, шаг за шагом. И сейчас, после не самой плохой игры и победы, – подходящее время, чтобы сделать то, что давно стоило.
Ну ладно, хватит предисловий, к делу. Я, болельщик с тремя десятками сезонов за плечами, перестал болеть за футбольный клуб «Спартак» (Москва). Это официальное заявление о разводе. Ниже – история о том, как мы стали чужими друг другу.
Да, и меньше всего мне хочется услышать в этот момент злорадство. Поверьте, коллеги с цветами формы других цветов, эта история может произойти со всеми вами.
Фото: Александр Мысякин, «Чемпионат»
День красно-белого единства
На самом деле, мне чуть-чуть не повезло. Старички-боровички рассказывают, что наивысший пик, эстетический и эмоциональный, «Спартака» в новейшей истории (поколения Симоняна и Хусаинова не берём – их вживую почти никто не видел, ТВ делало только первые шаги) – это 2 ноября 1983 года. Кубок УЕФА, гостевая игра с «Астон Виллой», которая за год до того выиграла Кубок европейских чемпионов. Дома на «Динамо» сыграли 2:2 в очень сложной и нервной игре, а в гостях нас сразу задавили, забили «английский» гол после навеса, и казалось — всё. А во втором тайме, минута за минутой, «Спартак» начал давить англичан как пресс. Стеночки, забегания, тонкая вязь перепаса – вот это вот всё, только без иронии. Дело было на знаменитом «Вилла Парке», в атмосфере классического хулиганства, которую сейчас принято вспоминать со слезой. На СССР шла ночная прямая трансляция, что было редкостью по тем временам (годом ранее «Спартак» разбил «Арсенал» на «Хайбери» – 5:2, и ту игру вовсе не показали), энергия передавалась онлайн, через сотни тысяч экранов в огромной стране.
И сначала Федя Черенков забил ответный, а потом, за минуту до конца, когда уже никто ни во что не верил (редко когда наши забивают решающие голы на последних минутах) – он же и второй. И вот старички-боровички говорят, что той степени экстаза, которую они тогда испытали после Фединого гола, они не ощущали ни до, ни после. «Помню, как вышел на балкон в ночи и орал, а с соседних домов так же орали незнакомые мне люди», — рассказывал мне один из них. Это был пик красно-белого единства, пик ощущения того, что мы – особенные, не похожие ни на кого. Мы можем проиграть, но нас никогда ни с кем не спутать. Мы не теряем лица. Мы всегда играем в свой футбол, а не мучаемся, выдавливая из соперников очки.
Фото: «РИА Новости»
Малолетний преступник и телевизор-сообщник
Собственно, притягательность «Спартака» всегда была вовсе не в победах, а в особом переживании, причастности к чему-то нестандартному. За 11 сезонов при великом Константине Бескове клуб становился чемпионом лишь два раза – столько же, сколько за мои шесть последних чемпионатов СССР, которые я застал. Тотальное доминирование 1990-х годов было, в общем-то, аномалией, которую лично я воспринимал даже с некоторым смущением – ну зачем так, пусть и другие что-то зацепят, мы же не только ради побед играем.
К моменту победы над «Виллой» я был ещё дитё, присоединившись к красно-белым только три года спустя. Случайно, без всякого глорихантерства. В тот июльский день 1986 года, как я уже потом выяснил, «Спартак» шёл на последнем месте – не очень удачно стартовал, из-за чемпионата мира в Мексике матчи пришлось переносить, и формально набранных (а не потерянных) очков у него было меньше всех. Про всё это я и понятия не имел, через несколько минут после начала игры бесповоротно влюбившись в этих неизвестных мне ребят с белой полосой на красной футболке.
Со «Спартаком» меня связывала тайна с самого начала (сейчас, наверное, уже можно признаться – мама с папой простят за сроком давности). Родители, разумеется, не были в восторге от ночных просмотров футбола (разница с Москвой у нас составляла два часа, с Европой соответственно четыре), а потому я в какой-то момент даже перестал их уговаривать. Тактика была такой: лечь в кровать, показательно смирившись с судьбой. Драйв от будущего футбола был таков, что будильник даже не ставился – какой уж тут сон. В нужный час я тихо-тихо вставал, на цыпочках пробирался на кухню и включал телик, дрожа и от предматчевого психоза, и от понимания, что будет, если меня поймают.
О, маленький чёрно-белый телевизор в кухне два на три метра! Сколько бесшумных танцев сумасшедшего пацанёнка ты видел, сколько безмолвных криков после забитых голов ты слышал, сколько тихих слёз после несправедливых поражений на своём мерцающем экране ты осушал! Только ты знаешь, как плохо мне было в ночь с 22 на 23 апреля 1993 года после полуфинального поражения в Кубке кубков от «Антверпена»! С каким сочувствием ты показывал на утреннем завтраке мультики, единственный в доме понимая, сколько я спал перед подъёмом в школу! Не раз Штирлиц был близок к провалу, но, видимо, бог чувствовал, что всё это всерьёз, и несколько раз чудом отводил угрозу. Ну, или я недооценивал понимание и любовь своих папы с мамой.
Нужно кое-что ещё
Эти сопли, скажет читатель, напоминают давнюю историю школьной любви, и всё, чем занимается автор сейчас, это ноет о том, что когда-то футбол был футболистее, а ромбик – ромбиковее. Повзрослел, появились другие интересы – вот и вся драма. Ну как бы да, можно согласиться – с одной поправкой, что вся эта любовь горела лет 10, плюс лет 10 держалась на старых поленьях. Как-то многовато для юношеского увлечения.
Любовь живёт три года – это, конечно, ерунда. Любовь живёт гораздо дольше, если обе стороны хотят её сохранить и ценят друг друга. В какой-то момент, явно не за один день, возникло ощущение, что мы чужие. Исчезла связь – я в какой-то момент перестал понимать, зачем я трачу силы и нервы на абстрактных физкультурников в красно-белых фуфайках. Ушло что-то, что нас связывало.
Один целует ромбик, а потом признаётся в любви к Ростральным колоннам. Второй называет нас «хрюшками», а потом за этих же хрюшек забивает голы. Третий носит капитанскую повязку, а потом целует «розу» заклятых. Как раз это всё ерунда, таков modern football во всём мире. Но в монументальных клубах, кроме любителей лёгкого бабла, симулянтов и пижонов с идеальными причёсками, всегда есть, выражаясь словами Вуди Аллена, «кое-что ещё» – то, что трудно объяснить, не употребляя пошлых слов, вроде «дух», «мифология», «эстетика», «философия» и прочих.
Если всего этого нет, то получается точь-в-точь ситуация, описанная в недавнем ироническом тексте на одной американской блоговой платформе: «Игроки, которые должны были хорошо играть, так как выступают за твою команду, иногда переходят в другие клубы, которые, по твоему мнению, должны проигрывать. И теперь ты хочешь, чтобы они играли плохо. Иными словами, единственная вещь, к которой ты по-настоящему привязан, – это комплект формы твоей команды, и не важно, кто её носит».
В «Спартаке» это «кое-что ещё» когда-то было – и было очень долго, старички-боровички не дадут соврать. Сейчас если и есть, то я этого совсем не чувствую. Простите меня. А болеть за комплект формы мне кажется глупым.
Фото: Александр Мысякин, «Чемпионат»
Наши дни
Последние пару лет я счастлив и спокоен. Совершенно очевидно, что я уже никогда не смогу болеть ни за один клуб. Это жену можно поменять, а клуб – никогда. Зато у меня освободились выходные, которые не надо подстраивать под строго определённые 90 минут, после которых ты либо пребываешь в отвратительном настроении, либо эмоционально опустошён до предела. Я работаю (скоро зимний сезон в олимпийских видах спорта стартует всерьёз, и мне как заместителю главного редактора «Чемпионата», отвечающего за «остальной» спорт, надо готовиться), провожу время с не ожидавшей такого счастья семьёй и для собственного удовольствия смотрю пару матчей. Любых – от РФПЛ до чемпионата Голландии.
И знаете – мне нравится. Футбол, как выяснилось, по-прежнему отличная и захватывающая штука. Жаль только, что я так долго мучился, чтобы снова это почувствовать.