Вратарь «Спартака» Артём Ребров – о Карпине, Акинфееве и Буффоне

Спартаковский голкипер решил на время прекратить общение с прессой и сконцентрироваться на тренировках. Мы словно предчувствовали эту ситуацию и сделали большое интервью с Ребровым в конце декабря.

«До перехода в «Спартак» никто не обращал внимания на поцелуи штанг»

– Вы рассказывали, что у вас дома нельзя говорить слово «чемпионство». Священная тема?
– Я в «Спартаке» уже шесть лет, и каждый год столько про чемпионство говорят. Ко мне сосед на улице подошёл и спросил: «Ну что, в этом году-то возьмём?!» Я сначала даже не понял, о чём он. Все об этом твердят постоянно, а сейчас как раз стали меньше мусолить эту тему.

– Верите, что можно накаркать?
– Да, поэтому мы и не говорим об этом.

– Вы суеверный человек?
– Ну, не то чтобы… Если я встал не с той ноги или чёрная кошка дорогу перебежала – даже не замечу. Но есть вещи, о которых лучше говорить по факту.

– Когда первый раз поцеловали штангу?
– Ох эти штанги. Многие мне говорят, мол, Ребров пиарится, больной псих, у него с головой проблемы. Друзья постоянно подкалывают. Самое интересное: когда я играл в «Сатурне» и «Шиннике», никто даже внимания не обращал на это. Как только я пришёл в «Спартак» – началось. Первый раз помню, сделал это в Раменском. Хорошо сыграли, и я продолжил ритуал.

– Вы ведь не только целуете штангу, но и что-то ей говорите?
– Да, у нас целый диалог. Я знаю, что это не безумие. Тут есть что-то своё, духовное. Был сезон, когда кто-то посчитал попадание мячей в каркас наших ворот. Даже нарисовали табличку. После этого не было ни одной штанги до конца сезона! Тут хочешь – верь, хочешь – нет.

– Вы религиозный человек?
– Лет 10 назад узнал, что бабушка меня втихаря в деревне крестила. С каждым годом больше и больше

углубляюсь в веру, не переходя какие-либо грани. Я хотел поститься, но спортсмену это тяжело сделать. Мы с Катей стараемся водить детей в церковь по воскресеньям. Конечно, мы им ничего не навязываем – вырастут и сами поймут, надо ли им это, но какие-то основы мы хотим заложить. Платон видит, что я в церкви крещусь и повторяет за мной. У нас для каждого сына есть икона с изображением ангела-хранителя. Планируем их повесить над кроватями.

– Почему в декабре занялись благотворительностью?
– Получается так, что по ходу чемпионата нет времени. Да и у нас давно была договорённость с ребятами из фонда борьбы с лейкемией. Сейчас самый удобный момент. И у нас нет игр, и повод появился, чтобы поздравить, подарочки принести.

– Вне этой акции занимаетесь благотворительностью?
– Да, конечно. Раньше мне не хотелось об этом говорить, но недавно люди из благотворительного фонда объяснили, что неправильно скрывать такие вещи. В Европе это везде освещается, а у нас делают втихую. Так рождается убеждение, что футболисты зажрались и никому не помогают.

– Кому помогаете?
– Детским тренерам, разным фондам. Для этого не нужны большие деньги – достаточно приехать с майками, зефиром, печеньем. Люди довольны, улыбаются. Казалось бы, мелочь, а мне объяснили, что много людей из тех регионов, где проблемно купить даже зефир, не говоря уже о майках.

– Другие футболисты «Спартака» занимаются благотворительностью?
– Да, много раз видел, что ребята приходят и говорят: «Надо скинуться». Например, кому-то нужно инвалидное кресло или в детском доме крыша протекла. Как-то раз Володя Гранат приносил листочки из детдома. Каждый берёт себе один – у кого написано костюм, у кого – велосипед. Иногда по два листочка берём. Каждый футболист покупает и сам привозит подарок. К Карпину пришла повариха, которая очень долго работала в «Спартаке». Я был свидетелем этой ситуации и помню, как она приезжала. Карпин оплатил ей операцию.

«В детстве могли и ремешочком дать»

– Ваша сестра живёт рядом с вами?
– Да, через дорогу. Сейчас мы с ней большие друзья, а в детстве часто собачились. Хотя если мы во двор выходили, она там за меня глотки готова была рвать. Все знали, что у меня такая сестра, что лучше со мной не связываться. Я был тюфиком, а она – с характером.

– В детстве попадали в какие-то передряги?
– Меня папа так воспитывал: «Если я узнаю, что дерёшься, то я тебе ещё сам добавлю». Он всегда считал, что любой вопрос можно решить человеческим языком. Обычно ничего такого не происходило, но однажды пришли драться двор на двор.

– И вы тоже?
– Да. Когда все собрались, то решили: «Чтобы всем не драться, вы выдвигаете одного пацана и мы». Вся наша братва отступила, и я остался один впереди. А отец из окна смотрел. Напротив меня оказался какой-то чудак. Он мне с левой хлабысь – и всё! Очнулся – какие-то люди вокруг стоят, а ребята уже разошлись. Я даже испугаться не успел, если честно. А ещё у меня голова побитая. В общем, нормальное детство было.

– А голова почему побитая?
– А вот тут видно (показывает затылок)? Раньше рядом с домами были турники. У меня друг крутанулся на перекладине. Я за ним повторил и со всего маху рухнул на асфальт. Весь в кровище был, когда сестра пришла. У меня вообще было славное детство. В деревне летом костры жгли, по деревьям лазили, шалаши строили, даже браконьерские сетки с рыбой пытались воровать. Так до 12 лет и жил.

– С кем?
– Наша компания: я с сестрой и двоюродный брат с сестрой – у нас был свой график. Мы каждое утро встречались и делали уроки – писали, что-то рисовали, читали, потому что папина мама была учительницей. Потом нам надо было покормить свиней. Как расправлялись с этим, могли до обеда заниматься своими делами: на великах катались, рыбу руками ловили, горох собирали, в лесу в войнушку играли. Тем более в Смоленской области была настоящая война. В лесах много всяких пуль и снарядов сохранилось. Мы даже каски откапывали, возили их в музей.

«Для меня было облегчением отдать капитанскую повязку»

– Мы недавно спросили Широкова, кто самый интеллигентный футболист. Он назвал вас дипломатом. Как думаете почему?
– Приятно было слышать такое от Романа. Мне отец всегда говорил, что с любым человеком можно найти общий язык. Я стараюсь жить по такому принципу: нравится мне человек, не нравится – надо постараться урегулировать отношения.

– Со всеми тренерами удавалось найти общий язык?
– Да. Хотя были моменты, когда я злился, приходил домой и сокрушался: «Почему так?!» Иногда я был в корне не согласен с решениями, но ничего не высказывал. Понимал, что есть другие мнения, есть субординация.

– Были удивлены, когда вас сделали капитаном «Спартака»?
– Естественно. Все были удивлены. Думаю, помогла как раз та самая дипломатия. Спасибо папе, что привил это.

– Вратарю тяжело общаться с судьями?
– Для меня стало облегчением, когда повязку отдали Глушакову. Я считаю, что капитаном должен быть полевой игрок. Конечно, если ты не Буффон. Полевому легче добежать до судьи, решить какие-то вопросы. Денис намного ближе к происходящему на поле. Вообще, капитанство Глушакова пошло на пользу команде. А всё, что я делал с повязкой на руке, могу делать и будучи вице-капитаном.

– Повязка – лишь формальность?
– Для меня да. И больше в напряг, если честно. Больше ответственности.

– А почему привели в пример именно Буффона?
– Я считаю, что среди европейских голкиперов это пример вратаря-капитана. А у нас такой Акинфеев.

– В одном из матчей после удаления вы подошли к судье и пожали ему руку. Почему?
– Опять же, воспитание. Просто поблагодарил его за игру. Тем более это был Каюмов, царство ему небесное. Через какое-то время, когда Дикань получил травму, он был резервным. Я ему тогда сказал: «Помните, вы меня с «Зенитом» удалили, а сейчас выпускаете». Посмеялись, обменялись парой фраз, и всё. Потом мы встречались на поле, у нас были хорошие отношения, и в чём-то это даже помогало мне и моей команде. Судьи – тоже живые люди, они такие моменты чувствуют.

– Хитрили когда-нибудь с судьями?
– Нет, вроде. Бывало, что фолишь, но судья не заметит. Бывало, рефери ошибутся и потом говорят: «Артём, извини за сегодняшнюю игру». Просто я этого никогда не афиширую.

– В обсуждении судейских решений вы не участвуете.
– Мне в этом вопросе нравится позиция нашего тренера. После игры с «Зенитом» он ничего не сказал про судейство, а, наоборот, указал на наши ошибки. Я придерживаюсь такого же мнения. Судейские решения должны разбирать те, кто на этом специализируется. У футболистов другая работа. Арбитры могут ошибаться. Чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше они будут судить. Тем более с такими командами, как «Спартак» или «Зенит», тяжело работать.

«Я собирался заканчивать с футболом»

– У вас два высших образования. Отец настоял?
– Да. Сказал, что сначала образование, а потом уже будем решать. У меня тогда расписание было, ух… Школа, тренировка, репетиторы – я приползал домой часов в 10, так ещё и уроки делал. Сейчас я бы так не смог.

– Почему выбрали ветеринарный вуз?
– Папа мне предложил пойти в МЭИ, который он закончил. Но я подумал: он всегда был отличником, его многие знают, и тут я, футболист, приду в этот институт. Я сказал, что не хочу так. А дед мой был ветеринаром, вот как-то и сложилось. Первые два курса учился, а потом уже мне шли на уступки. Декан в положение вошёл – многие зачёты сам ставил.

– Потом вы получили ещё одно высшее. Зачем?
– Это уже так, физкультурное. Может, потом ещё какое-то будет. Сейчас я пока не понимаю, куда буду двигаться после карьеры футболиста. Честно скажу, главным тренером точно не буду. Мне было бы интересно учить чему-нибудь молодых вратарей, рассказывать им, как нужно укреплять мышцы. А так… Катя вообще говорит, мол, возьму тебя к себе, будешь курьером работать, опыт же у тебя есть.

– В фирме отца?
– Да. Когда у меня были травмы, я собирался заканчивать с футболом и просто вешался от скуки. Но, как папа мне потом рассказывал, он мне специально дал понять, что офисный образ жизни – не моё. Такие моменты очень хорошо закаляют.

– А кем себя видите в неспортивной сфере?
– Есть всякие проекты, в которые мне предлагают вложиться, но пока я не готов. Были моменты, когда я вкладывал и понимал, что этим нужно заниматься. Не бывает так, что всё само по себе развивается.

– Вас когда-нибудь разводили на деньги, как Кержакова?
– Ко мне многие обращаются по разным вопросам, но вообще я осторожный человек в общении с людьми. Кажется, будто я весь такой хи-хи, да ха-ха, но когда доходит до чего-то серьёзного, то меня тяжело провести.

«После АЕК начали искать проблемы в себе, а не в окружающих»

– С кем из футболистов общаетесь ближе всего всего?
– Мой близкий друг – Сабитов. Много общаюсь с Песьяковым и Макеевым. А приятелей и знакомых – море. Когда ты наверху, сразу столько людей вокруг. А чуть травму получишь и думаешь: где они все?

– В «Фейсбуке» к вам каждый день добавляются?
– Постоянно кто-то стучится, но я к этому нормально отношусь, стараюсь помочь. Недавно девочка написала. У неё мальчик попросил у Деда Мороза автограф Реброва или Глушакова. Мы с ней встретились, я расписался.

– То есть человек просто сказал, что хочет ваш автограф, а вы приехали и расписались?
– Она сама подъехала. Почему бы и нет? Один человек флаг попросил расписать, я ему прислал по почте.

– Через кого вы поддерживаете связь с фанатами?
– Сейчас больше всего Глушаков общается с ними. Болельщики сказали, что хотели бы нас поблагодарить за первую часть сезона. После «Мордовии» они нам напихали, а теперь – наоборот. В самолёте Глушак спросил у игроков, и все согласились подняться на трибуну после заключительного матча в году. У иностранцев тоже не было никаких вопросов. В этом и заключается большая часть того, что мы видим на поле. У нас в раздевалке вообще никто права не качает, поэтому и есть единство.

– Когда последний раз болельщики «Спартака» высказывали своё недовольство?
– После матча с АЕК. Встреч никаких не было, да они и не нужны были – мы и так всё сами слышали и понимали.

– Все были расстроены после этой игры, но разве не вылет из Лиги Европы помог «Спартаку» набрать такой ход?
– Я читал одно интервью. Не буду говорить чьё. Так вот автор сказал, что «Спартак» специально слился из еврокубков. Серьёзно?! Мы так рубились за попадание в еврокубки, чтобы в сентябре слить АЕКу? Не знаю, помог ли нам вылет. Судить можно будет только в конце сезона, но это поражение обозлило нас – каждый начал искать проблемы не в окружающих, а в себе.

«Я не знаю, каково было Акинфееву начать в 16-17 лет»

– На одной из пресс-конференций в Тарасовке вы сказали, что лучше будете тренироваться в «Спартаке» и проводить время с семьёй, чем сидеть на лавке в сборной. У вас был какой-то разговор с Черчесовым?
– Нет. Я же не говорил, что сидеть на скамейке – это унизительно. Можно по-разному трактовать мои слова. Я лишь сказал, как будет лучше для российского футбола. Мне 32 года, у меня двое детей, я почти всё своё время провожу в клубе. Молодому вратарю посидеть рядом с Акинфеевым будет намного полезнее, чем мне.

– А чему можно научиться, сидя рядом с Игорем?
– Акинфеев – наш вратарский флагман, у него многому можно научиться. Я это видел, пускай другие посмотрят.

– Чему вы научились у Акинфеева?
– Тяжело объяснить. Мне когда-то говорили: «Ну зачем ты сидишь под Кински?». А я увидел, как человек готовится. Ты общаешься и отмечаешь для себя какие-то вещи в тренировочном процессе, в обычной жизни. Я даже смотрел, что он ел – мне было интересно! Кажется, что это глупости, но я у каждого чему-то учился. Поэтому для молодых вратарей поездка в сборную полезнее, чем для меня, а не потому что я весь такой обиженный. Сейчас ведь много хороших вратарей: молодые Селихов, Крицюк, более опытные Джанаев, Беленов… И опять же, когда ты не играешь в сборной, а через две недели возвращаешься в клуб, то выпадаешь из игрового ритма.

– Перед матчем с «Амкаром» вы уже знали, что Селихов переходит в «Спартак»?
– Конечно. Не просто так все перед игрой заговорили. Наверное, специально был расчёт на то, что Ребров дрогнет, сейчас у него руки затрясутся. Но честно, мне всё равно, ну пришёл и пришёл, я спокойно отреагировал.

– А в какие моменты эмоционально тяжело?
– Когда пропускаем. Иногда я думаю: «На хрен мне всё это надо?! Был бы нападающим, сейчас бы побежал в центральный круг разыгрывать, а тут все 40 тысяч болельщиков на тебя смотрят, будто ты во всём виноват…». Утром просыпаешься и идёшь дальше.

– С вашим опытом уже не так трудно настроиться на игру?
– Сейчас-то уже да, а вот перед первым матчем серьёзно трясло. Помню, «Динамо» тогда играло против «Торпедо» в Кубке России. Сидел в раздевалке и думал: «Сейчас просто убегу отсюда!». Я не знаю, как Акинфеев начал играть в 16-17 лет. Это же психологически очень тяжело. То, к чему я пришёл к 30 годам, Игорь достиг уже в 16-17 лет. Раз в 100 лет рождаются люди с такой психологией.

– У вратарей между собой особые отношения?
– У нас каждый друг за друга. Во вратарской среде свой микроклимат. Любой неверный шаг, любая ситуация может это легко нарушить. Вратари – это семья. Маленькая, но семья. С Серёгой Песьяковым у нас идеальные отношения, хоть мы и конкуренты. Естественно, не сразу стали друзьями. Сначала мы друг на друга с осторожностью смотрели, а потом вся ревность прошла.

«Передо мной сидел Карпин. Я даже на контракт не смотрел»

– Первый матч за «Спартак» был волнительным?
– Я вообще думал, что надолго в клубе не задержусь. Мечтал хоть один матч сыграть, в маечке сфотографироваться на память и мысленно поставить себе плюсик, что ещё одна мечта исполнилась. Честно, были такие мысли. Не то чтобы я не верил в свои силы, просто думал, что «Спартак» для меня – космос. Я и сейчас переживаю. Меня напрягает, когда я спокоен перед матчем. Стараюсь завестись, мысленно ругаю себя. В первую очередь чувствую ответственность перед семьёй, которая за меня переживает.

– Они вас критикуют?
– Шестилетний Платон иногда говорит: «Папа, ну как ты мог?!» Это самое обидное для меня. Помню, приехал после сборной, когда три гола за тайм пропустил, а меня старший сын успокоил: «Да ладно тебе, пап. Мне понравилось, ты хорошо сыграл». Я сразу подумал, что всё не так плохо оказывается.

– Помните свой первый матч в Лиге чемпионов?
– Я тогда вообще не должен был играть, но сломались и Дикань, и Песьяков. Представлял, как услышу гимн лиги. Выходил и даже не парился – вообще всё равно было, как сыграю. Хочется снова услышать тот гимн.

– Вы ведь были фанатом «Спартака»?
– Да, болел. Ходил с «розой» по улице, прятал её, чтобы по зубам не получить. Один раз остановили на улице и спросили: «Ты за «Спартак» болеешь? А ну назови пять человек из состава!».

– Назвали?
– Да, но уже не помню кого. Наверное, Тихонова, Цымбаларя, Титова, Филимонова, Хлестова, Пятницкого, Юрана…

– Ваш любимый игрок того «Спартака»?
– Филимонов нравился, Баранов и Ромащенко лупили мощно, Тихонов в ближний и дальний бил как с левой, так и с правой. Техничный Титов. Конечно, Аленичев. Цымбаларь левой ногой «Реалу» засадил. Там любого можно вспомнить. Когда подписывал контракт со «Спартаком», передо мной сидел Карпин. Меня трясло. Я даже на контракт не смотрел.

– А ведь всего этого могло и не быть – ваша мама не одобряла увлечение футболом.
– Да, потому что постоянно были синяки, подранные бока, рваная и грязная одежда. Поля были не такие, как сейчас. Так ещё и стиральные машины постоянно ломались. Они же были другие, с ручным отжимом, ванна вечно засорялась. Мама мне сказала: «Слушай, ну что ты ерундой занимаешься? Заканчивай с этим футболом». Если бы не папа, она бы меня точно отговорила. Первое время родители даже не знали, что я футболом занимаюсь. Ну ходит ребёнок куда-то, собрал сумку – и пошёл. Потом папа спросил: «Ты куда ходишь-то?» Да вот, говорю, на «Красный Октябрь» в Тушино езжу.

Беседовали: Полина Куимова, Григорий Телингатер