Реанимация. Яркий мерцающий свет медицинской лампы. Холодные стены. Кружится голова, порезаны руки. Надо просыпаться, хотя Мартин Бенгтссон не хотел – он и попал к врачам, потому что хотел заснуть вечным сном. Его спасла уборщица интерната «Интера», заметившая, что парень лежит в крови.
На следующий день после попадания в больницу – приём у психотерапевта. Она села перед Мартином и спросила: «Не понимаю, зачем ты это делаешь. У тебя в жизни есть всё, абсолютно всё. Ты много зарабатываешь, у тебя есть автомобиль. Ты можешь заманить в кровать любую фотомодель, какую только захочешь. Ты игрок миланского «Интера». Слушая врача, Бенгтссон подумал, что разрушил её мечту, а не свою.
В «Интере» журналистам сказали, что Бенгтссон пережил эпилептический припадок и уехал передохнуть в Швецию, и только сам Мартин знал – в большой футбол он больше не сыграет.
***
Бенгтссону было то ли 6, то ли 7 лет, когда мальчик уже знал, чем хочет заниматься. На детской фотографии, которая занимает важное место в его альбоме, Мартин смотрит в объектив глазами, по-детски насыщенными любопытством, а на нём – форма «Милана». «Это шизофрения, но я обожал «Милан» и не хотел переходить в «Интер», когда мне предложили контракт», – вспоминал Бенгтссон.
Его родители были творческими людьми, у них нечасто оставалось время на воспитание: отец – художник и музыкант, вечно в разъездах, мама – менеджер танцевальной команды в Эребру, городе в 200 километрах от Стокгольма, где Мартин Бенгтссон провёл детство. Он окончательно заболел футболом в 1994-м, следя за американским чемпионатом мира и желая стать как Томас Бролин, а спустя пару лет впечатление на Мартина произвёл документальный фильм о методах работы академии «Аякса», выигравшего Лигу чемпионов. Тогда Бенгтссон задумался: «Почему золотые ноги меня не слушаются?».
Он начал вгонять себя в крайности – в 12 лет сел на диету, считая себя жирным и неуклюжим. Мартин любил, когда по вечерам родителей не бывало дома – значит, можно было не ужинать. Когда домашние в сборе, ел за столом, а потом убегал в ближайший лес якобы бегать — на самом деле очищать желудок от еды. Тогда же он забыл про школу, начал тренироваться по пять раз в день (одного занятия в городской команде было мало), учился играть босиком. В Эребру, глядя на мальчика, все кричали, что подрастает новый гений.
В 16 Мартин Бенгтссон попал в юниорскую сборную Швеции, впервые сыграл за «Эребру», но первые сборы с основой вышли жуткой пыткой. «В «Эребру» с самого начала была чёткая линия – старики и молодые. И молодые должны повиноваться, как в армии», – вспоминает Бенгтссон. В тренировочном лагере на Кипре кто-то из стариков узнал, что Мартин боится высоты, и объявил: в конце недели команда выбирается на банджи-джампинг. Бенгтссон два дня подряд жил в страхе, а в ночь перед прыжком проснулся в холодном поту и решил бежать с острова на лодке. Утром Мартин узнал, что это была шутка, а кто-то из молодых товарищей продолжил подначивать: «Не переживай, через год мы можем пугать высотой других новеньких».
Бенгтссону было всё равно. В знак протеста против стариков он отрастил дреды, стал слушать панк-рок, и в раздевалке на него стали смотреть с недоверием.
Многие игроки заводят автопарк, но у Бенгтссона, купившего дорогой автомобиль, даже не было прав на вождение
***
Альберто Дзаккерони хватило всего одного финта Мартина Бенгтссона, чтобы напутствовать шведа: «У тебя всё получится». Его позвали на просмотр «Аякс», «Челси» и «Интер», и Бенгтссон выбрал вариант с Миланом, на первой же тренировке с основой оказался лицом к лицу с Марко Матерацци – он тот ещё псих, готов вырубить и вывести из себя каждую минуту – и легко обыграл жёсткого защитника. Дзаккерони сразу позвонил Моратти: «Покупаем».
Бенгтссона подселили в миланский интернат, хотели отправить его в итальянскую школу учить язык и изучать культуру, но парень всё отверг: «В наших головах не было ничего, кроме футбола. Если мы не играли и не тренировались, мы резались в PlayStation или смотрели старые матчи на Inter Channel». Вместе с товарищами по «Интеру» он начал бегать по Милану, соря деньгами и покупая ненужные вещи — искал дорогую одежду, покупал новые сотовые телефоны и привозил в Швецию друзьям, чтобы показать свой достаток, ел самые дорогие стейки и самые дорогие десерты. Вершина – купленный автомобиль: многие игроки заводят автопарк, но у Бенгтссона даже не было прав на вождение.
С основными игроками Мартин общался по мелочам. Будучи травмированным, он болтал в тренажёрном зале с Эмре Белозоглу, там же занимался Кристиан Вьери – Бенгтссон вставал рядом, боялся заговорить, выразительно смотрел на нападающего, кивал и выдавливал: «Привет, Кристиан». «Он был очень прохладным, львом в саванне. Уравновешенность и целостность – это про него», – вспоминает Бенгтссон. Лучше всего задавалось общение с Обафеми Мартинсом: приятели готовили кус-кус по нигерийским рецептам, садились перед телевизором и смотрели традиционную итальянскую программу о футболе. Традиционную – это когда мужики спорят до потери голоса, что-то показывая на тактической доске, а красиво одетые девушки просто занимают место в кадре.
Ещё швед тянулся к Адриано: «Тогда он не пил, был скромным и добрым. Если бы я создал музыкальную группу из ребят, игравших в «Интере», обязательно позвал бы туда бразильца. Вьери — на барабанах, Адриано — на басу, я — на вокале. Идеально».
Фото: youtube.com/user/dwkickoff
***
Впервые Бенгтссон понял, что футбол не должен быть смыслом жизни, летом 2004-го, когда Мартин укатил отдыхать в Швецию. Он приехал на музыкальный фестиваль в Стокгольм, хедлайнером был Моррисси, основатель группы The Smiths, делавший сольную карьеру. В толпе познакомился с весёлой девушкой, сразу влюбился, разговорились. Бенгтссон тонул в её словах, но, главное, она ничего не знала ни об «Интере», ни даже о футболе. Он смущался, потому что с трудом мог поддержать разговор. Вернувшись в Милан, Мартин захотел писать стихи и музыку: «Мне хотелось быть для неё и Роберто Баджо, и Куртом Кобейном».
До отпуска Бенгтссон получил травму колена и впервые понял, что такое депрессия, его дни растянулись в бесконечный день сурка. «Я не мог играть в футбол, лежал на диване, а после того, как выиграл все возможные футбольные турниры на приставке, понял, что заняться больше нечем. Когда так много играешь в футбол, он становится мерой самооценки. Мне нужно было поговорить с кем-то, кто не ограничится словами «старайся дальше», «мысли позитивно», – дело не в позитивном мышлении и не в самореализации», – вспоминал Мартин.
Шведский игрок уезжал из обычного интерната, а вернулся в концлагерь – трое игроков «Интера» курили марихуану на балконе, и за это наказали всех, даже непричастных. «Я не мог просто так зайти на базу или выйти оттуда, – говорил Бенгтссон. – После 9 вечера ворота закрывались. Тебя забирал автобус, ты ехал со всеми на тренировку, ел, на том же автобусе возвращался назад – никакой свободы передвижения. Многие игроки «Интера» чувствовали себя, как в тюрьме. Нам даже не позволялось выйти с базы, чтобы купить продукты». Бенгтссон погрузился в депрессию, захотел купить гитару, чтобы было чем заняться по вечерам. Спрашивал надзирателей, они отвечали – «завтра, завтра» – и кормили «завтраками» пару недель.
Бенгтссон купил гитару, написал несколько песен и стихов, укатил в юношескую сборную Швеции, а когда приехал обратно – увидел, что всё его творчество, все фотографии, стихи и песни выбросили. Мартин пошёл возмущаться к уборщице, она пожала плечами: «Не похоже на номер нормального футболиста» — «Но там был мой дневник». – «Ничего, напишешь новый».
Спустя две недели Мартин созвонился с девушкой – она была единственной, кто знал о его депрессии. Она плакала в трубку и просила вернуться домой, в Швецию, но Бенгтссон не захотел заканчивать карьеру именно так: «Я боялся неудачи, был в ужасе. Боялся, что обо мне напишут, что я вернулся домой с поджатым хвостом. Боялся, что люди будут комментировать новости обо мне и проклинать меня. Боялся, что скажут: маменькин сынок просто захотел домой». Мартина захватила паранойя – он видел в зеркале девушку, слышал звуки, которых нет, перестал понимать, какое время суток, ему чудилось, будто он гуляет по большому облаку.
После звонка Мартин Бенгтссон выкинул телефон, а потом четыре дня подряд слушал песню Дэвида Боуи «Days». «В песне был секрет, который я хотел узнать», – вспоминает Бенгтссон. На четвёртый день он подготовил бритвы, а следующим утром, пока вся команда завтракала, вновь включил песню, порезал руки и еле-еле добрался до кровати.
Вернувшись в Милан, Мартин захотел писать стихи и музыку: «Мне хотелось быть для неё и Роберто Баджо, и Куртом Кобейном»
***
Вернувшись домой, Бенгтссон всё-таки попытался вернуться в футбол: «Уже тогда я был готов повесить бутсы на гвоздь, но организм говорил мне: «Ты можешь играть!». Он подписал контракт со второй командой «Эребру», выдал один мощный матч, где замучил всю защиту, и городская газета вышла с его фотографией на первой странице и заголовком «Блудный сын вернулся». Тогда Бенгтссон и понял: всё, хватит. Он хотел обнулить ожидания от своего футбола, но журналисты и болельщики помнили всё.
***
Группа Waldemaar, названная в честь улицы, где жил Бенгтссон, часто исполняет мрачную песню «Mental Hospital». Мартин поёт там: «Keep all the demons away» – «Отпусти всех своих демонов прочь». Эту песню он написал в период депрессии в Милане, когда самым понимающим другом игрока стала гитара. Закончив с футболом, Бенгтссон погрузился в искусство – стал рисовать картины, фотографировать, писать музыку.
Он нашёл квартирку — 30 квадратных метров — в Берлине. На книжной полке –Ноам Хомский, Чарльз Буковски и автобиография Барака Обамы, рядом стоят диски The Smiths, Nirvana и футбольный симулятор для игровой приставки. По стенам развешаны карандашные наброски, картины акриловыми красками. Свои работы Мартин Бенгтссон выставлял в арт-центре берлинского района Кройцберг, где жил четыре года. Теперь его музыкальная группа даёт кобейновский гранж в районных барах Мальмё, куда Бенгтссон переехал, чтобы окончить театральную академию, но часто остаётся дольше положенного – ребята слишком любят говорить о жизни.
Его обычный день – такой же, как у обычного человека, забывшего о футболе. Днём – прогулка по городу, немного игры на гитаре, футбол на приставке, поход к басисту Waldemaar Габриэлу на «Спагетти Крёстного отца»: спагетти он смешивает с консервированными помидорами, добавляет щепотку сахара, немного греческих оливок, много чеснока, баклажаны — по настроению. Когда солнце уходит за горизонт, а улицы ещё не затихают, Бенгтссон включает венгерскую цыганскую музыку. Так он медитирует и готовится к новому дню.
Всё футбольное, что осталось у Бенгтссона, – приставка и редкие матчи с детворой. «Иногда играю с ребятами из турецкой диаспоры, – рассказывает Мартин. – Мы играем в маленьких клетках, 4 на 4, почти как в футзале. Я учу их обводить и не пасовать в каждой ситуации, они меня – немецкому и турецкому сленгу. Я дал им несколько своих старых футболок, так что многие бегают с фамилией Бенгтссон на спине. Некоторые перечёркивают. Думаю, это здоровая независимость от всех остальных».
У Мартина Бенгтссона не получилось стать Роберто Баджо, но быть Куртом Кобейном получается.
