Вряд ли московский «Спартак» настолько глубоко задумывался о том, кем заменить Эйдена Макгиди, но когда замена была найдена в лице Патрика Эберта, она получилась точной вплоть до деталей. Буйного кельта, который был резким на поле и ещё более резким за его пределами, в Москве сменил немец, родившийся в самый кельтский праздник и получивший самое кельтское имя. Этот немец был таким же страстным и впечатлительным в игре и таким же несдержанным в жизни.
Несдержанность, склонность к саморазрушению не дали полностью раскрыться ни Эйдену, ни Патрику. Ещё до «Спартака» Эберт нанял личного физиотерапевта, затем личного диетолога, но всеми этими профессиональными заморочками он всё равно не смог скрыть свою сущность на поле. К 30 годам он так и продолжает чередовать шикарные игровые решения с безумными, типичный Патрик Эберт — это пара классных финтов на скорости, а затем ужасный пас, смысл которого не понял даже он сам. С возрастом он стал спокойнее в гражданской жизни, но в футболе по-прежнему теряет голову от страсти. Я включил случайный матч «Райо» с его участием, и уже на 15-й минуте он сфолил на своей половине. Фол был настолько очевидным, что резко контрастировал с реакцией Эберта — он упал на колени перед судьей и вымаливал… что? Отменить решение? Не показывать ему жёлтую? Наверное, Патрик и сам не разобрался, но не упасть на колени не мог по своей натуре.
Малик Фатхи, с которым они вместе росли в «Герте» и вместе прикоснулись к истории «Спартака», в одном из интервью говорил, что так и не стал человеком, который способен где-то пустить корни. Такой была черта поколения футболистов, пришедших в академию «Герты» в конце девяностых, — никто из них не был из благополучных семей. Часть ребят родилась в гэдээровской агонии, другая часть — дети бурной ассимиляции самой мощной волны иммигрантов. Турецкому отцу Фатхи было разрешено забирать его у немецкой матери раз в неделю — и это была обычная для того времени история.
Росшая частично без отцов банда в «Герте» заложила коллективные черты характера — граничащая с помешательством любовь к мячу, эмоциональность, склонность к необоснованным решениям и постоянный анархичный поиск самого себя. У них даже языка общения не было — они разговаривали на смеси ломаного немецкого, турецкого, арабского, английского, французского, фарси, боснийского и ещё миллиона наречий. Зная это, не стоит удивляться тому, что Эберт и сейчас находится в метаниях. После ухода из «Спартака» он вернулся в российские новости самым громким образом после того, как принял ислам. На самом же деле мусульманином Патрик едва не стал ещё 10 лет назад — он прочитал Коран и сказал мусульманским партнёрам по «Герте», что принимает их веру. Тогда увлечение быстро прошло и он вернулся к христианству — история, которая характеризует Эберта лучшим образом.
Фото: Александр Сафонов, «Чемпионат»
«Надо знать меня, чтобы убедиться, что я никакой не идиот», — сказал он в одном из интервью, где в очередной раз пожаловался на то, что пресса припоминает ему старые истории. Он действительно не идиот, но стал жертвой своей рефлексии, сложившейся репутации, всегда слегка бешеного выражения глаз и историй, которые могли случиться только с ним. В 2011 году «Герта» вернулась в первую Бундеслигу, и после заключительного матча и пивного душа команда побежала к Восточной трибуне, где сидят самые активные фанаты. Эберт не заметил под ногами стеклянную бутылку, поскользнулся на ней и надорвал сухожилия — в итоге вместо чемпионского фуршета на Мальорке он пробил выезд в больницу. Подобные факты помогали складываться пазлу стереотипа о нем как о человеке крайне странном.
Решительное стремление убежать от прошлого (чего сделать невозможно) сделало из него стеснительного, сомневающегося и скрытного человека. Он почти перестал давать интервью, а в ответ на любые слухи о себе (самый знаменитый — о том, что в Москве он живёт с другом) молчал. Он сам лучше всех знает, что в положение жертвы его поставили ошибки молодости — деньги, легко свалившиеся на 19-летнего парня, пинавшего еще недавно мяч на асфальте с иммигрантами, способны свести с ума. «Теперь я стараюсь говорить с нашими молодыми игроками. Если я вижу, что с ними происходит то, чего быть не должно, я пытаюсь помочь им предотвратить те ошибки, которые допустил сам», — говорит Эберт и думает о карьере консультанта или агента после завершения карьеры.
Фото: Александр Сафонов, «Чемпионат»
Но проходя до конца путь от юношеской несдержанности до удовлетворённого взрослого спокойствия, в игре он остаётся таким же. Тем, кто фолит так же часто, как фолят на нём (что редкость для техничного игрока его позиции). Тем, кто хватается за голову сразу после обреза, потому что врождённого и закалённого общением с не говорящими на его языке партнёрами понимания игры ему хватает, чтобы осознать: через два хода из-за него случится выход один на один.
Патрик Эберт — один из футболистов, очевидному таланту которых помешал раскрыться внутренний яркий День святого Патрика.