Игрок «Спартака» Артём Тимофеев рассказал о Карпине, Аленичеве и Каррере

«10 минут после операции, а уже ставят кинетик»

«Ушла» опорная нога, голень пошла вперёд, а бедро осталось на месте, — рассказывал «Чемпионату» Тимофеев сразу после матча с «Арсеналом». — Почувствовал боль, услышал хруст. Завтра МРТ. Надежда? Надежда умирает последней».

«Это была такая боль…, — вспоминает Тимофеев спустя два месяца после травмы. — Сразу понял — нужна замена, не мог коленом шевельнуть. В раздевалке Вартапетов и Диего (руководитель медицинского департамента «Спартака» и тренер по реабилитации. – Прим. «Чемпионата») меня осмотрели. Лежу и думаю: «Что же это?» Они переглянулись, и я понял: не хотят разочаровывать сразу. Спрашиваю: «Кресты?». Отвечают: «Скорее всего, да». На МРТ всё подтвердилось.

— О чём подумали, когда узнали диагноз?
— Обидно: на ровном месте, никто не толкал. Не знаю, почему так получилось. Особых нагрузок не было, да и не влияют они на «кресты». Жаль пропускать столько времени, потом заново набирать форму. И ещё кажется, что когда всё будет хорошо, может возникнуть страх за ногу. Это же психология. Надеюсь, боязни не будет, но…

— Асатиани после «крестов» восстанавливался 9 месяцев. Что вам говорили врачи?
— Установили разрыв передней крестообразной. Сказали: «Летишь в Рим на операцию, дальше — восстановление». Травмировался 9 августа, прооперировали только 25-го. Профессор Мариани был в отпуске. В Рим прилетел 22-го, до этого закачивал ногу в Москве.

— Зачем столько ждать? Нельзя было найти другого доктора?
— Мариани делает операцию быстро и качественно: 35-40 минут. Чем меньше ковыряются в колене, тем лучше. За 1,5 часа оно опухнет в два раза больше. Потом месяц ждать, пока опухоль спадёт. Мариани оперирует 40 минут, и уже через пару дней ходишь без костылей. В ортезе, потихоньку, но передвигаешься.
Ортез — это штука, которая не даёт согнуть ногу и удерживает боковые связки. В нём хромаешь, ходишь с прямой ногой, но ходишь. Если оперировать дольше, первое время проведёшь на костылях, и восстанавливаться придётся на месяц больше. После операции у Мариани возвращаешься в строй примерно за 4 месяца. У кого-то уходит 4,5, кто-то восстанавливается и за 3-3,5. Обычно на это требуется до полугода.

— Как проходит такая операция?
— Под общим наркозом. С утра натощак приехал в клинику, в операционную увезли без десяти два. Немного потряхивало — боялся. Сперва в предоперационной поставили капельницу. Разнервничался, мне что-то вкололи, и я успокоился. Лежал, думал о чём-то, будто в облаках.

В операционной девушка Ольга помогала с переводом на итальянский, разговаривала со мной, пока засыпал. Я говорил-говорил и бах — отрубился. Проснулся, первый вопрос: «Как себя чувствуешь?». Нога ныла, я признался: «Болит очень». Чтобы обезболить, впрыснули морфий.

Привезли в палату и сразу поставили кинетик. Это аппарат, который сгибает и разрабатывает ногу. 10 минут прошло, как очнулся — в голове мысль: «Блин, как так? Операцию ведь только сделали!». Но боли или дискомфорта не было — вообще ничего не чувствовал. Даже поспал, а аппарат в это время работал.
Целый день он разрабатывал ногу, на следующий из колена через дренажи откачивали жидкость. Полтора дня не вставал с кровати. Наутро всё сняли, надели артез, и физиотерапевт показал, как правильно ходить. Например, при спуске надо ставить сначала прооперированную ногу — она не должна сгибаться.

— Сколько занял первый спуск?
— Один пролёт я шёл минуты полторы. Больно, непривычно, ногу особо не чувствовал. Через два дня стал нормально заниматься. В первый день особой нагрузки нет: работал на переднюю мышцу и на икру.

— Какие упражнения делали?
— Обычные изометрические: ногу вверх, в сторону и кругом. 100 раз — вверх, 100 раз — вверх и вбок. В первые дни это занимало минут 45, затем стало проще. Поначалу было тяжело, нудно. Во-первых, нет силы. Во-вторых, есть боль. Медленно, через боль поднимаешь ногу, но понимаешь: так надо.

До операции всё было нормально, мышцы не атрофировались. Проходит 40 минут — и нога тонкая, как спичка, нужно снова набирать массу. Постепенно привыкаешь, опухоль спадает, становится меньше болевых ощущений — и соответственно легче разрабатывать ногу. С каждым днём добавляются новые упражнения.

— Опишите ваш распорядок дня.
— Просыпался в 7:30, час делал кинетики. Это неутомительно, но важно — проще заниматься, когда нога разработана. Завтракал, ехал в клинику. С 9:30 до 12:30 работал там, к часу возвращался в отель и снова час кинетики. В 14:30 — трансфер в клинику, в 15 вторая тренировка до 17-17:30. Сначала было поменьше, часа полтора. Потом количество упражнений и повторов увеличивалось.

— Ваша девушка жила в том же отеле?
— Да, могла что-то принести, сходить в магазин. Например, нога опухает — нужен лёд. Она сходит в бар отеля, принесёт. Тот же кинетик — тяжёлый, на одной ноге его сложно поднять. Она помогала, ставила. С Зобниным в Риме не пересекался, он был уже в Москве. Но мы общались, он подбадривал: «Не бойся, делай всё, что говорят. Они всё знают. Если больно — говори им, а если просто дискомфорт — терпи, так и должно быть».

«Отчислили из «Спартака», потому что не был готов физически»

— Расскажите о своей семье.
— Я родился в Саратове. Обычная русская семья, не богатая, не аристократы. Мама делает маникюр и педикюр, отец — слесарь. Водили меня в школу, возили на тренировки. Когда жил в Саратове, сестры ещё не было, я был один.

— Футбол в детстве был для вас целью №1 или просто одним из увлечений?
— Мне нравилось играть, хотелось тренироваться. Очень расстраивался, когда пропускал занятия: бывало, даже плакал. Через неделю после прихода в спортшколу меня отправили в группу 93-го года, потому что среди сверстников я выделялся. Дважды звали в академию Коноплёва, но я отказался — был слишком маленьким. Родители не хотели отпускать, да и сам не горел желанием. Позже на одном из турниров меня заметили «Локомотив» и «Спартак».

Смешной момент: к нам в Саратов приехал селекционер «Локо». Я туда не хотел изначально: за «Спартак» душой с детства. Он приехал с подарками: мячи, футболки, рюкзак с атрибутикой. Может, подкупить хотел, не знаю. Мне было 11 лет.

Он сидит, разговаривает с родителями, а я играю. Звонит телефон, отец берёт трубку: «Здравствуйте, это из «Спартака» звонят». Отец говорит скауту: «Звонок по работе, я отойду». Поговорил, вернулся, и три часа они сидели, общались. В итоге сказали человеку, что мы подумаем и перезвоним.

После его ухода папа объяснил — звонили из «Спартака», предлагают поехать на сборы в Сочи. Я тут же согласился. Из сборной ДФЛ там было четыре человека: я, Селихов и ещё два парня из Орла. Всех четверых взяли! Я вернулся в Саратов, оттуда поехал в «Спартак», а в «Локо» мы так и не перезвонили.

— Говорят, вы тогда были очень худым. Сколько весили?
— 40 с чем-то килограмм, рост тоже был небольшой, где-то 150 см. Расти начал поздно, всегда был худеньким.

— Из-за этого в какой-то момент перестали играть?
— Сначала была одна команда — «Спартак». Через какое-то время появился региональный «Спартак». Набрали вторую команду 94-го года, но только из приезжих. Там играли Игорь Леонтьев и Артём Федчук. Когда наши команды объединили, поменялся и тренер. Я перестал играть, вообще не выходил на поле. Отчислили из-за того, что я не был хорошо готов физически. Я и сам чувствовал разницу в габаритах с другими ребятами, но всегда был бойцом и старался не уступать в борьбе. Но, видимо, этого кому-то показалось мало, и я перешёл в «Чертаново».

— Почему именно туда?
— Один из орловских парней, с которыми я попал в «Спартак», перешёл в эту школу. Его мама была у нас воспитателем, она тоже пошла туда работать. Предложили: «Давай к нам в «Чертаново», там хорошее руководство». Ещё не забрав документы из «Спартака», поехал на просмотр. Мне было 15 лет, и тогда жутко болела спина.

Если честно, сначала хотел попробоваться в «Локомотиве», но не сложилось — кажется, они были на сборах. Поехал в «Чертаново»: не оставаться же без команды. И на первой же тренировке, как назло, дёрнул спину — упал и не смог встать, пронзила адская боль. После матча, помню, сижу на скамейке, и думаю: «Кто меня теперь возьмёт, кому я нужен?». Как тут подходят и говорят: «Берём». Я был в шоке.

— А что со спиной?
— Так и не выяснил.

— ???
— Как-то встретил врача, который работал в академии «Спартака», но потом ушёл в женскую команду «Чертаново». Сказал ему: «Спина болит, месяц не могу тренироваться». Тот ответил: «Завтра здесь тренировка. Приходи, сделаю укол — всё будет нормально». Пришел, и он мне такой «болючий» укол сделал в спину! Еле доковылял до интерната, целый день лежал. Наутро встаю — как рукой сняло. Сразу начал тренироваться.

— Не спросили, что он вколол?
— Нет. Больше того: ни разу его после этого не видел.

— У вас есть прозвище — Нежный. Откуда оно?
— Прозвали так ещё в «Спартаке», но кличка закрепилась в «Чертаново». Может быть, так прозвали, потому что маленький был. Прижилось. Но сейчас уже меньше так называют.

— Есть версия, что прозвище закрепилось потому, что вы тяжело переносили поездки. Говорят, однажды вам стало плохо в «Газели».
— Не совсем. Я сидел на заднем сиденье, было хреново, тошнило, но её ведь не остановишь. Как только приехали, сразу выбежал подышать свежим воздухом — и вот там уже стало полегче. А один раз мы с 1993 и 1994 годом поехали на автобусе в Польшу. Тряслись почти 30 часов, было очень плохо. Перед поездкой скинулись на «цу-е-фа» с одним парнем за то, кто сидит у окна. Там полегче: облокотиться можно, стекло холодненькое. Я проиграл и сидел у прохода. Сами понимаете, впечатления от поездки незабываемые.

В «Чертаново» платили 2 тысячи. Жил на то, что родители присылали.

«В «Чертаново» говорят: ты должен поехать в Польшу»

— Как развивалась карьера после перехода в «Чертаново»?
— За год я сильно вырос: на 9 см. Там я стал играть опорника, хотя в «Спартаке» выступал на разных позициях (нападающий, под нападающим, справа, слева и в центре полузащиты), но всегда с акцентом на атаку. Много забивал, отдавал голевые: мог по 2-3 мяча положить за игру, за сезон набиралось по 15 голов. Но на новом месте почувствовал, что комфортнее играть ближе к обороне.

— Почему? Там ведь важна физическая сила, которой вам не хватало.
— Повторюсь, я в целом не уступал борьбу. Просто, перейдя в «Чертаново», немного окреп и перебрался играть в опорную зону на постоянной основе.

— Чтобы окрепнуть, делали что-то специальное?
— Нет, так само получилось. Отец у меня высокий, но, может, развитие шло медленно, поэтому вырос позднее. При этом в «Чертаново» были ребята и поменьше.

— В вашей жизни был тяжёлый момент, когда вы собирались вернуться в Саратов. Почему?
— Тренера, при котором я стабильно играл, перевели работать с другим годом, а нам поставили нового. При нём я перестал играть, просто сидел на лавке. Он ничего не объяснял, хотя на тренировках я был одним из лучших: всё выгрызал на своей позиции, раздавал передачи, выкладывался на сто процентов.

Помню момент: опорник не тренировался всю неделю, а я в это время пахал. Он выходит на предыгровую — и оказывается в старте. Обидно до слёз! Тренер подходит к центральному защитнику и говорит: «Готовься — если с ним что-то случится, выйдешь ты». А мне, готовому опорнику, ни слова.

После игры подошёл к нему и говорю: «Не хочу здесь оставаться. Если не играю, смысл просто так тренироваться? Лучше поеду в Саратов». Он отвечает: «Ты будешь у меня играть, оставайся — дам тебе шанс». Я остался, но шанса он мне не дал. Один раз выпустил на замену в матче с «Химками». Я вышел, вратарь выбил от ворот и прозвучал финальный свисток.

— Что было дальше?
— Перед отпуском тренер сказал, что есть два игрока лучше меня, поэтому играют они. Решил — всё, уезжаю в Саратов. Попросился тренироваться вместе с «Соколом». Меня взяли в дубль, там неплохо смотрелся. «Сокол» играл во второй лиге, и мне казалось, что круто попасть из дубля в основу такого клуба. Предложили остаться, пообещали заявить на областной чемпионат и дать игровое время.

Позвонил в «Чертаново», попросил прислать документы. Говорят: «Мы за тебя заплатили, ты должен поехать в Польшу. Если не поедешь, придётся оплатить сборы». Назвали большую сумму, у родителей столько не было. Я согласился при условии, что после поездки мне отдадут документы.

Приехал, стал тренироваться. В играх неплохо себя проявил, забил пару-тройку мячей. Тут подошёл тренер: «Оставайся — обещаю: будешь играть». Я подумал: «А что терять? Если что, в Саратов всегда успею вернуться». Начался второй круг чемпионата Москвы, я стал чаще выходить на поле, прогрессировал.

«Гунько спросил: «Тебя, что ли, к основе подтянуть?»

— Как получилось, что вы вернулись в «Спартак»?
— Отправили туда от «Чертаново». У «Спартака» каждую зиму проходит селекционный сбор, 40 человек приезжает. Предложили, я согласился — хотел перейти на новый уровень.

— Обиды не было?
— Нет. Это 2011 год, тренером уже был Гунько. Приехал на просмотр, потренировался — в итоге пригласили на сборы. Там проявил себя — и мне предложили первый контракт: 30 тысяч рублей в месяц.

— Хорошие деньги для 17-летнего парня?
— В «Чертаново» платили 2 тысячи. Жил на то, что родители присылали. Кормили в интернате бесплатно. Поэтому был в шоке, когда увидел эти цифры — подписал контракт не глядя.

— Быстро почувствовали разницу в классе?
— Пришлось тяжело, на моей позиции под основой сидел Брызгалов. Помню первую игру за дубль с «Рубином». В стартовом составе вышел Серёга, меня выпустили минуте на 70-й. Вели 2:1, а я нервничал, думал: «Дубль «Спартака» — такой уровень». Вышел и сразу чуть гол не привёз, было немного не по себе.

После матча неплохо так присел на скамеечку. Но Гунько мне даже ничего объяснять не надо было, я и сам всё понимал. Перескочил планку, перешёл на новый уровень, но, видимо, не был готов к этому. Если не ошибаюсь, это был переходный сезон. Весь третий круг я просидел на лавке, но Гунько на меня не «забил».

На каждой тренировке он подходил и объяснял, как правильно принимать мяч от защитников, подстраиваться, давал специальные упражнения для опорника. Что-то я умел, но школы не хватало. В плане тактики я тогда очень прибавил, стал умнее. Начал играть за дубль, хотя в команде были Горбатенко, Махмудов. Играл все 90 минут, если не было проблем со здоровьем. Бывало, я менял Зотова или, наоборот, он меня. А потом меня резко подтянули к основе.

— Как?
— Сижу в комнате, заходит Гунько. Спрашивает: «Где Зубарев?» — он хотел его позвать на тренировку с основой. Но Зубарева в комнате не было. Тогда он смотрит на меня и говорит: «Тебя, что ли, подтянуть?». На следующий день сообщают: «Тренируешься с основой». Само собой, Зубарева тоже взяли.

Может, меня позвали для количества, не знаю. Это было перед турниром с участием киевского «Динамо», «Шахтёра», «Спартака» и «Зенита». В первой игре мы проиграли «Динамо», кажется, 0:1. Карпин выпустил меня в концовке, я неплохо сыграл. Даже чуть не забил, эмоции били через край.

Второй матч играли на выезде с «Шахтёром», я вышел в основе. Никогда не забуду заполненные трибуны «Донбасс-арены», зрители кричат. Впервые выступал при таком количестве людей. Сыграл минут 75, получилось неплохо. Счёт 0:0, хотя по чесноку — отскочили: Дикань всё тащил. С тех пор начал тренироваться с основой. На сборы с дублем ездил лишь один раз, когда была травма, выбившая меня на 10 месяцев.

— Что за травма?
— Череда травм. Сначала три месяца не играл из-за колена. Только восстановился, как сломал пятую плюсневую — ещё три месяца в минус. Вернулся, потренировался буквально две недели в общей группе — и бац, травма стопы. Возможно, это было последствием хождения в гипсе. В общем, ещё месяца полтора не играл. Потом дёрнул приводящую…

Травмы шли одна за другой. Знали бы вы, как тяжело после 10 месяцев простоя возвращаться в общую группу. Главным тренером был уже Якин. На первый сбор я поехал со «Спартаком-2», второй у обеих команд был в Турции. На второй день утром мне сказали: «Переезжаешь в другой отель к основе». Я переехал и уже вечером сыграл в матче. С тех пор на сборы ездил только с основой.

— Вы попали в команду Макгиди, Парехи, Эменике, Инсаурральде и Кариоки. Кто из них хотя бы пытался говорить по-русски?
— Кариока более-менее понимал. Он, кстати, очень хороший полузащитник, спокоен при работе с мячом. Не знаю, почему его не любили в России. Может, я чего-то не понимаю в футболе, но это классный опорник.

— Кто больше всех поразил из легионеров, показался игроком экстра-класса?
— Жоао Карлос. Он не нервничал, отлично подсказывал, руководил игрой обороны и опорной зоны. Мне нравилась его уверенность. Может быть, у него не всё получалось, но я с ним не играл, только тренировался. Получал игровую практику в «Спартаке-2» и в дубле.

— Давыдов тогда уже работал с основой?
— Нет, он подтянулся через полгода. Помню, как Федун назвал его «русским Месси». Кажется, это было совсем недавно, хотя столько времени прошло. Подкалывали его, конечно. Но он нормально реагировал: улыбался, смеялся. Денис был тогда довольно безбашенным парнем: мог нести ерунду, болтал без умолку. Сейчас он более спокойный, видно, что вырос.

«Карпин сказал: «Может, ты ноги будущей звезды тейпируешь»

— Что чувствовали перед дебютом в первом матче с «Санкт-Галленом"?

— Коленки тряслись, думал: «Как играть — сердце из груди сейчас выпрыгнет!» Мне было всего 19 лет — перегорел и не очень хорошо отыграл. Возможно, меня заменили из-за жёлтой карточки, боялись удаления. Я тогда был молодой, горячий: без «горчичника» с поля не уходил. В московском матче остался в запасе. Игра разочаровала — обидно, ведь в первом матче была ничья.

— Каким вам запомнили Карпин?
— Тейпирую голеностопы перед товарищеской игрой с «Уралом». Прошу второй тейп, администратор в шутку предъявляет: «Ты чего материал расходуешь?». А Карпин ему: «Тейпируй давай — ты, может, ноги будущей звезды тейпируешь!». Всё посмеялись.

— Вартапетов называл вас одним из самых выносливых в команде наравне с Промесом и Глушаковым. Как это выражается в цифрах?
— Есть тест на беговой дорожке, где постепенно повышается темп. Я пришёл, спрашиваю: «Сколько Промес пробежал?». 17 минут 40 секунд. Говорю: «Побью его результат». Встал на дорожку и, как только превзошел его секунд на 10, спрыгнул. Когда проводили «йо-йо» тест, я бежал в первой группе, установил рекорд. За мной бежали Промес и Глушаков, которые сделали на один отрезок больше и остановились. Беги я третьим, я бы их обогнал.

— С Якином общались?
— Мало. Он мог спросить, как дела, состояние. Это всё, личных разговоров не было. По нему видно, что это добрый, безобидный, но прямолинейный человек. Для него не было авторитетов — если ты плохо тренируешься — не играешь. Он отправил Бокетти, Мовсисяна и ещё кого-то в аренду. Возможно, Юру он мог задвинуть не по спортивному принципу, но в основном его интересовали футбольные качества. Условно, если человек — дерьмо, но это топовый игрок, тренер не будет себе во вред оставлять его в запасе.

Может, я чего-то не понимаю в футболе, но Кариока — это классный опорник.

— Что мешало избавиться от статуса резервиста?
— При Якине я выходил. Если бы его не убрали, второй сезон вполне мог начать в основе. Было видно, что он мне доверял, хорошо относился, подсказывал. Но не было результата — и его уволили. После Якина пришёл Аленичев — и я перестал играть вообще.

— Аленичев объяснил почему?
— Нет. Наверное, он считал, что я был хуже остальных и выпускать меня не было смысла. Было обидно: тренировался с основой, но играл за «Спартак-2» — и то не всегда. В какой-то момент меня перевели обратно, перестал работать с главной командой. Это было решение Аленичева. Но я понимал, что в этом есть и свои плюсы. Когда нет игровой практики, очень фигово. Тебя выпускают — а нет тонуса, и через пять минут задыхаешься. Тренировки — это совсем другое, а так я хотя бы играл.

— Почему у Аленичева не получилось в «Спартаке»?
— Возможно, он был слишком мягким. Как человек он хороший, но мне кажется, что тренер в определённые моменты должен уметь напихать, чтобы игрок, тем более русский, всё понял. А Дмитрий Анатольевич пытался корректно объяснить. Может быть, этого футболистам было недостаточно.

— Когда вы поняли, что Аленичева уберут?
— Были сборы, ничто не предвещало отставки. Затем мы не вышли в Лигу Европы — и Аленичева убрали. До этого не было ощущения, что его уволят.

— Как вы отреагировали на поражение от АЕК?
— У меня был шок. В гостях видел, что соперник слабый, должны его проходить. Подумал: «Ничья на выезде — неплохой результат, дома должны побеждать». Дома мы не забиваем, не забиваем и пропускаем в концовке. Настоящая жопа, что тут скажешь.

— Не возникло потом ощущения, что гол Тричковски — к лучшему для «Спартака»?
— Всё, что ни делается, к лучшему. Но в тот момент не было мыслей: «Спасибо, что забил и тренера уволили». Несмотря на то что я не играл, хорошо отношусь к Дмитрию Анатольевичу. У каждого тренера свои взгляды: каждый по-своему видит игру, состав. Тренер знает, кто ему нужен, а кто — нет. Прекрасно понимаю, что я не подошёл под тот стиль игры, который он видел. Ничего страшного, надо было просто продолжать работать.

— В это время чувствовалось, что снизился уровень притязаний команды? Особенно после эпохи Карпина, когда «Спартак» боролся за золото и играл в Лиге чемпионов.
— Не думаю, что статус «просел» — статус «Спартака» всегда на высоте. Скорее чувствовался некоторый кризис. Уровень футбола, возможно, стал хуже. Но прошлый сезон расставил всё на свои места.

«Пилипчук много сделал для победы в прошлом сезоне»

— Какое впечатление создавал Каррера в роли помощника Аленичева?
— Особо с ним не работал, он приехал тренировать оборону. Опорники и нападающие работали с Аленичевым и Титовым, а защитники — с Ананко и Каррерой. Я слышал, как Массимо кричал, подсказывал — куда выдвинуться, что сделать. Но каких-то особых эмоций не чувствовал, ведь до игры с АЕК он тренировал всего неделю.

— Как воспринимали слухи о приходе Бердыева?
— Сами не понимали, оставят ли Карреру, ждать ли Бердыева. В итоге Каррера остался, и «Спартак» стал выигрывать.

— Момент, когда вы были на пике чемпионских эмоций?
— Матч «Спартак» — «Терек» я провёл на скамейке. Когда услышал финальный свисток, выбежал на поле, и меня стали чуть ли не раздевать. Просят: «Дай что-нибудь!» — отвечаю: «Да я уже всё отдал, нет ничего с собой!». Меня толкали, я падал, держался за кого-то. В итоге понял, что долго там стоять — не вариант. Я был далеко от подтрибунки, и пришлось руками прокладывать себе путь, кричать, чтобы дали пройти.

Подхожу туда, а меня не пускают. Слава богу, Трахтенберг (пресс-атташе «Спартака». — Прим. «Чемпионата») выручил. Болельщики стояли чуть ли не в подтрибунном помещении. Не будь дверей — они бы до раздевалки дошли. Но всё равно это было здорово, фантастические ощущения. Естественно, было круто, когда «Терек» выиграл у «Зенита», и мы официально стали чемпионами. Но атмосфера настоящего праздника всё-таки была, когда болельщики выбежали на поле «Открытие Арены».

— Есть мнение, что золото «Спартака» — это стечение обстоятельств: слабые соперники, хорошие трансферы и адекватное судейство. Что вы думаете об этом?
— Футболисты сами были голодны до побед и выкладывались. Когда пришли победы и лидерство в таблице, ребята стали более эмоциональными, заряженными на борьбу. Все хотели выиграть, не уступать никому. Бывало, везло: забивали на последних минутах. Конечно, удача важна.

— После серии побед было разгромное поражение от «Крыльев Советов» — 0:4.
— Такие проигрыши полезны: можно сделать выводы, поработать над ошибками. Конечно, не хотелось, чтобы повторился самарский кошмар.

— Что делал Каррера, как он себя вёл?
— Когда Массимо только пришёл, он вообще не знал российский чемпионат и много общался с ребятами, узнавал их мнение — как лучше. Естественно, в том числе общался с Пилипчуком. Роман Михайлович очень много сделал для победы в том сезоне: досконально разбирал соперников, говорил вещи, которые помогали выигрывать. На теории, например: «Эта команда действует в пять защитников, с ними лучше играть через середину. Если мы заставим их ошибаться в центре, у них не получатся переводы на фланг, и латерали могут не успеть назад в оборону».

— Как вы узнали о трагедии в семье Пилипчука?
— В команде говорили. Видел его после этого. Поздоровались, обнялись. Я выразил свои соболезнования.

— Чувствовалось, что человек немножко выпал из жизни?
— Конечно. Думаю, у любого так было бы, когда в семье такое горе. Он продолжал работать, но немного ушёл в себя: меньше подсказывал. Его можно понять.

«Из меню убрали всё сладкое, а его очень хотелось»

— Как готовились к этому сезону?
— Вначале нас было очень мало, человек 14 — многие разъехались по сборным. Подтягивали ребят из «Спартака-2» и дубля. Ничего особенного, обычные сборы.

— В «Спартаке» травмирован каждый второй из заявки. Подготовка не отличалась с точки зрения физических нагрузок?
— Такие же сборы, как и в прошлые годы. Может быть, какие-то упражнения в тренажёрном зале поменялись, но беговые занятия остались такими же. Как и раньше — было много беговой работы. Но я не почувствовал, что нас перегрузили.

— С чем, на ваш взгляд, связано такое количество травм?
— Возможно, с тем, что сейчас игры каждые три дня. Мышцы не очень хорошо отдыхают, не до конца восстанавливаются — отсюда и микронадрывы. Не говорю, что это единственная причина, но одна из — всё-таки играем без пауз.

— В команде появился диетолог-нутриционист. Как это сказалось?
— Он появился ещё в середине второго круга прошлого сезона. Питание поменялось уже тогда. Выбор блюд в меню шведского стола сильно ограничился, осталось не особо калорийное. Убрали всё сладкое, а его очень хотелось. Перед сном можно съесть только кусочек ананаса, дыни или орешки. Сейчас уже более-менее привык, всё нормально. Но поначалу, честно, было тяжело. Хотелось взять и съесть какое-нибудь пирожное.

— Ни разу не позволили себе шоколадку?
— На сборах где их купишь? В Москве, конечно, пошёл в магазин, купил сладенького. Это нормально, никто не будет это скрывать. Тебя же не убьют, если ты съел шоколадку! У нас замеряют жировую прослойку и вес. Если каждый день будешь есть тоннами сладкое, ты и жировую прибавишь, и лишний вес появится — тренироваться станет тяжелее. Но если ты поддерживаешь форму, почему не позволить себе съесть что-то сладкое?

— Тяжелее всего было Фернандо?
— Ха — думаю, да!

— В прошлом сезоне лишний вес не мешал ему классно играть. Этот начался по-другому…
— У всех бывают спады. Но даже сейчас всем понятно, что это игрок высокого класса. Вспомните хотя бы его гол со штрафного «Ливерпулю».

— Не удивило, что в этом сезоне даже после побед не было командных фото из раздевалки?
— В прошлом сезоне фото появились после серии побед. Думаю, совсем скоро традиция продолжится. Разговоры об этом были, но без конкретики.

— Нет ощущения, что команде не хватало Глушакова как капитана? В последнем матче с «Ахматом» он впервые с 9-го тура появился на поле и сразу забил.
— Когда я был, он так же всех подбадривал, заводил команду, как и в том сезоне. Сейчас — не знаю. Не появляюсь в раздевалке перед играми, но уверен, что Денис в полном порядке.

«С игроками Каррера общается так же, он не зазнался»

— В первом же матче текущего чемпионата «Спартак» не удержал преимущество и упустил победу. Это стало болезнью команды в последующем. Чем это объяснить?
— На тренировках разгильдяйства не было, все занимались на уровне. Были проблемы с тем, что не можем дотерпеть в концовке. Даже не знаю, в чём причина. Может быть, физически уставали, и теряли концентрацию. Думали, что будем дожимать, как в прошлом сезоне, а тут бах — в одном матче залетело, в другом.

— Проигрыш в Санкт-Петербурге психологически повлиял на команду?
— Было обидно проиграть принципиальному сопернику. Главное после таких матчей — не поникнуть. Не нужно думать, что всё потеряно, что не сможем побороться за чемпионство. Надо работать до конца, спады бывают у любой другой команды. Никто не срывался, не обвинял — все поддержали друг друга. Каррера первый сказал: «Это футбол, всё бывает. Главное — не расстраиваться. Двигаемся дальше, всё будет хорошо».

— Каррера ведёт себя иначе в этом сезоне? Есть мнение, что он изменил отношение к персоналу, игрокам.
— С игроками он общается так же. Год назад он совсем не знал чемпионат, поэтому, естественно, больше спрашивал у Пилипчука и ребят, как играет будущий соперник, что это за команда. Сейчас он более-менее всё знает. Думаю, с тренерским штабом он обсуждает достаточно, советуется, и нет такого: «Всё, я решил — и я так сделаю». Каррера не зазнался.

— После поражения от ЦСКА не возникло ощущение, что это уже что-то более серьёзное, чем просто невезение?
— Я просто подумал: «Что происходит!?» Трудно найти этому объяснение, нужно просто еще раз извиниться перед болельщиками и постараться всё исправить. Ещё и поэтому хочется поскорее вернуться на поле, чтобы помочь команде.

— Как отреагировали на новость, что Каррера якобы обвинил игроков после матча с «Тосно» в том, что они хотят его отставки?
— Не поверил — Каррера никогда никого не обвинял. Даже после поражения «Крыльям» — 0:4 или «Зениту» — 1:5.

— Каррера не стал отрицать, что говорил что-то похожее на эмоциях, но утверждает, что цитату вырвали из контекста. По матчу с «Тосно» у вас не сложилось впечатление, что команда не хочет играть?
— Первый тайм я не видел, был на автограф-сессии в академии. Смотрел второй тайм до 80-й минуты и был уверен в победе: вели 2:0, играли в большинстве. После матча глянул: 2:2. У меня не было ощущения, что ребята не хотят играть. Все хотели победить, надо было. Не знаю, как это объяснить — опять невезение, что ли.

В матче с «Анжи» снова наступили на те же грабли, но теперь уже сами вырвали ничью. Хорошо, что удачно сыграли дома с «Ливерпулем» и выправили ситуацию. Потом выиграли два раза подряд, тогда как «Зенит» дважды оступился. Говорю же, ничего не потеряно — вся борьба ещё впереди.

«Взяли собаку из приюта, её хотели там усыпить»

— Как получилось, что вы болеете за мадридский «Реал»?
— Очень нравился Зидан, всегда тащился от него. Наверное, с тех пор я и болею за «Реал». Когда он боднул Матерацци, понял: это не просто так. Этот поступок не испортил моё мнение о нём.

Кстати, когда Зидан приезжал в Москву, моя девушка пошла на программу «Вечерний Ургант», чтобы посмотреть на него. Она тоже увлекается футболом. В перерыве отлучилась в туалет — и в коридоре встретила его! Впала в ступор, и ни сфотографироваться, ни сказать ничего не смогла — просто прошла мимо. Бывает же такое!

— Вы называли примером для себя Хави. Есть ли у испанца русские аналоги?
— Сейчас — нет. Из тех, кто был раньше, — Аленичев.

— У вас есть страсть?
— Люблю сходить в кино или посмотреть фильм дома. Смотрю всё, кроме ужастиков. Из последнего очень понравился «Зверополис», ходил на него дважды. Вообще, часто хожу на мультики. «Гадкий Я» — очень классный.

— Лучший фильм всех времён и народов?
— «1+1»: богатый мужчина взял в помощники безбашенного раздолбая, и они подружились. Фильм смешной, но со смыслом. Ещё отмечу «Зелёную милю», в конце чуть не плакал. Очень глубокое кино.

— Вы владелец двух собак. Откуда они?
— Идея завести собак принадлежит моей девушке и её маме. Они подписаны на страничку, где помогают животным, и однажды решили спасти собаку из приюта, которую хотели усыпить. Я нормально к этому отношусь, люблю животных. Добрая собака попалась, любящая, ласковая. Не возьми мы этого той-терьера и его бы убили — совесть замучила бы. А так у первой собачки породы чихуа-хуа появилась компания.

— В детстве у вас были питомцы?
— Давно в Саратове была собака, она меня очень любила. Когда родители наказывали и кричали на меня — она лаяла в ответ, защищала. Порода — боксёр. Я был совсем маленький, не помню, откуда она взялась. Потом она чем-то заболела и умерла. Помню — слёзы, сопли. Собак после этого не заводил, только кошек и попугая. Он, кстати, ел из тарелки. Садился на голову, позволял себя гладить. Умная была птица, но не говорила.

— Вы упомянули свою девушку. Расскажите о ней.
— Знакомы ещё со школы, уже 10 лет. Она на год старше, но, так как я пошёл в школу с 6 лет, учились в параллельных классах. Общались, потом перестали, затем возобновили общение — и начали встречаться. 25 сентября было пять лет, как мы вместе.

— Говорят, что фанаты «Спартака» однажды довели её до слёз. Это правда?
— После игры, когда я получил травму, кто-то сказал, что Тимофеев сломался — и теперь его забудут. Она стояла рядом и бросилась защищать, мол, это не так, всё будет хорошо. Она рыдала, очень переживала за меня.

— Судя по фото, вы много путешествуете. Как выглядит ваш идеальный отпуск?
— Мне понравился отдых в Америке. Были там дважды: первый раз — в Нью-Йорке и Орландо, второй раз — в Лос-Анджелесе, Лас-Вегасе и Санта-Монике. В Нью-Йорке гуляли, смотрели город, в Орландо ходили в «Диснейленд», парк «Universal». Очень люблю кататься на горках. В Лас-Вегасе, конечно, проиграл немного денег. Выиграть там не вариант, просто было интересно попробовать. Потом взяли машину в аренду и поехали в Гранд Каньон.

— Самый экстремальный случай из вашего отдыха?
— Приехали в аэропорт, вылет в Москву через три часа. Через три дня мне надо на сборы. Вдруг подруга обнаруживает, что такси уехало, а сумки нет. В ней паспорта, телефоны. Мы в панике давай узнавать — что к чему. Поехали с сотрудником компании искать водителя в таксопарк. А там этих такси — штук 500. Как найти водителя, которого ты даже не помнишь? Мы сидели сзади, разговаривали, не обращали на него внимания — везёт и везёт.

После Якина пришёл Аленичев — и я перестал играть вообще.

По рации объявляют: «Утеряна такая-то сумка такого-то цвета. Кто вёз от Таймс-Сквера до Терминала А?» Никто не отвечает. Сотрудник говорит: «Поехали в аэропорт, будем ждать». Уверил, что, если сумку найдут, ему сообщат. Только мы подъехали к аэропорту, звонок — нашли чёрную сумку. А наша-то — чёрно-коричневая. Вернулись назад. Приезжает такси, но не наше — показывают сумку — наша!

Проверяем — всё на месте: паспорта, деньги, телефоны. Оказалось её нашли где-то на Таймс-Сквер. У меня наличкой оставалось 40 долларов, я нашедшему всё отдал. Сотрудник отвёз нас обратно в аэропорт. Хотел его отблагодарить, а он сказал: «Это моя работа, я ничего не возьму». Хороший мужчина попался, на прощание пожелал нам удачи.