Показать ещё Все новости
«Я плакал от боли, но боролся как лев». Тренер «Спартака» пережил рак
Дмитрий Егоров
Джиорджио Д’Урбано
Комментарии
Помощник Массимо Карреры Джиорджио Д’Урбано рассказывает Дмитрию Егорову о невероятной победе над смертельной болезнью.

Летом московский «Спартак» объявил о приходе нового тренера по физподготовке. Трудовая книжка Джиорджио Д’Урбано выглядела впечатляюще — в течение 90-х годов он курировал все лыжные сборные Италии, работал с великими атлетами.

Д’Урбано, например, лично тренировал горнолыжника Альберто Томбу, выиграв с ним три олимпийских золота, а в 2016-м Джиорджио стал, похоже, единственным человеком, который получил медаль ещё и на летних Играх, взяв серебро вместе с волейбольной сборной.

Футбольная карьера Д’Урбано, поместившаяся между большими олимпийскими достижениями, выглядит скромнее. И если четыре года в незвёздной «Аталанте», где Джиорджио и сблизился с Массимо Каррерой, кажутся неплохим стартом, то почти 10 лет в балансирующей между дивизионами «Сиене» вкупе с последующим переходом в клубы первой, а затем третьей лиги намекали не только на регресс, но и на желание нынешнего главного тренера «Спартака» спустя несколько лет просто дать своему соотечественнику и бывшему наставнику работу.

В этом интервью нарочно не обсуждаются проблемы и успехи российского периода работы Д’Урбано. Мы сосредотачиваемся на необычной личности, в том числе раскрывая, что Джиорджио пришлось пережить, чтобы пять лет назад продолжить свой тренерский и жизненный путь.

— Критика, даже самая необоснованная, меня давно не пугает и не нервирует, — Д’Урбано несколько раз в течение беседы подчёркивает, что давно ничего не боится. – Лишь смешно читать, мол, «этот лыжник или волейболист ничего не достиг в футболе». Ведь я горжусь своей карьерой. Мы показывали хорошие результаты в «Аталанте», в «Сиене» работали бок о бок с Антонио Конте, после чего я стал директором клуба по технической части, отвечая сразу и за медицину, и за физподготовку, и за научные разработки. Мне позволили сделать лабораторию, которую посещали специалисты из топ-клубов, например из «Барселоны». Моя деятельность стала даже шире, чем просто футбольная, и я бы ни за что его не бросил ради работы тренером по физподготовке «Милана» или «Ювентуса». Да и зарабатывал я больше, чем могли дать итальянские гранды, – примерно 12 тысяч долларов в месяц на нынешние деньги. Для условий того рынка это была очень серьёзная сумма.

— Официально вы ушли из «Сиены» летом 2013 года, но фактически вас ведь не стало в команде ещё раньше.
— Ещё зимой, после первой части сезона, я уже долгое время лежал в больнице. После пересадки костного мозга и продолжительной химиотерапии в крови оставались клетки, подверженные инфекциям. Ко мне никого не пускали, анемия оставляла без сил, иногда я плакал от усталости, боли и изнеможения, но всё равно боролся как лев. Уходил в практики гипноза, просил принести мне в стерильную велотренажёр, чтобы хоть как-то двигаться, создавал чаты в «вотс ап», где рассказывал близким друзьям о всём происходящем со мной, чтобы не сойти с ума от слабости и одиночества. Вы не понимаете, насколько в эти минуты важна любая помощь. Помню, как прыгнул на кровать от счастья, когда «Сиена» победила «Интер» 3:1, а забивший гол Эмергара подбежал к камерам в футболке с надписью «Forza Giorgio». Тогда понял, что не имею права проиграть. Тем более что у меня уже был опыт постоянной борьбы за жизнь.

Инносент Эмегара (слева) и Симоне Вергассола из «Сиены» поддерживает Д'Урбано

Инносент Эмегара (слева) и Симоне Вергассола из «Сиены» поддерживает Д'Урбано

Фото: Из личного архива Джиорджио Д’Урбано

***

— Вы всё детство провели в горах, работая гидом и спасателем.
— Да, горы – моя жизнь. Кстати, в детстве много раз смотрел один советский фильм и представлял себя на месте главного героя. По сюжету путешественник и географ Владимир Арсеньев пошёл в экспедицию по уссурийской тайге и выжил только благодаря жившему в тех местах проводнику Дерсу Узала. После похода исследователь подарил Дерсу жильё в Хабаровске, но тот не смог существовать в городе жизни и пешком пошёл на родину. По пути, на привале, его убили. Я переживал и думал: «Что бы ни случилось — тоже вернусь в свои горы, буду водить по ним людей и искать приключений». В юности примерно так и получалось.

— Вспомните самое опасное приключение.
— Люди ведут себя непредсказуемо: их не пугает ни приближение лавины, ни закрытые участки трасс – ради эмоций они готовы на всё. Почему-то особенно запомнилась история женщины, которая упала в ущелье. Мы пробирались к ней с огромным трудом, быстро, как только могли, рискуя жизнями, но обнаружили её уже мертвой. Не знаю почему, но этот случай преследует меня всю жизнь.

Мы и сами бывали на грани. Как-то во время вечерней спасательной операции сошла лавина, и мы зависли на страховке под обрывом. Странное чувство: сначала ты храбр и уверен, что спасение придёт, затем чуть робеешь, потому что вертолёта всё нет, потом уже чувствуешь, что смерть ходит где-то рядом. Нас достали только утром, после тяжёлой ночи…

Говорю вам, человека, который несколько раз был близок к краю, никакой критикой не напугаешь.

Помню, как прыгнул на кровать от счастья, когда «Сиена» победила «Интер» 3:1, а забивший гол Эмергара подбежал к камерам в футболке с надписью «Forza Giorgio». Тогда понял, что не имею права проиграть.

— Как из спасателя можно превратиться в тренера олимпийского чемпиона?
— Хорошо учиться, выдержать огромный конкурс и поступить в высшую школу спорта в Риме. Там мне четыре года преподавали анатомию, медицину и основы работы учителя физкультуры, а потом ещё два года я проходил курс горнолыжного тренера. У института был заключён договор с федерацией — лучшие студенты могли проходить практику в сборных командах. Я не вылезал с работы сутками, и через какое-то время мне предложили войти в штаб сборной.

— Сколько зарабатывает тренер в Италии?
— Это были 80-е годы, но если переводить на нынешние деньги, то сумма вряд ли превышала 400 евро. Тогда, кстати, решил блефовать и позвонил в федерацию: «За эти деньги работать не буду». Через 20 минут мне перезвонили: «Не хочешь – мы возьмём другого, у нас очередь из тех, кто готов занять эту должность бесплатно». Вся моя спесь мгновенно прошла. Правда, жалование довольно скоро подняли, когда началась индивидуальная работа с Альберто Томбой.

— О Томбе в России почти никто не знает. Объясните в нескольких предложениях, чем он так уникален.
— Да это Марадона в футболе или Валентино Росси в мотоспорте. На соревнования горнолыжников в Италии приходили по 60 тысяч человек, и все они разбежались бы по домам, если бы не участвовал Томба. Он выиграл три золота на Олимпиадах и взял два серебра. Настолько одарённые люди рождаются раз в 200 лет.

Джиорджио Д’Урбано с легендарным Альберто Томбой

Джиорджио Д’Урбано с легендарным Альберто Томбой

Фото: Из личного архива Джиорджио Д’Урбано

— Что такому таланту может дать тренер?
— Постоянное развитие, избавляющее от стагнации. Конец 80-х и 90-е были авантюрным периодом внедрения научных технологий. Вот вы знаете что-нибудь о миостимуляторе Compex? Это очень полезная и популярная машина – ей пользуются абсолютно все профессиональные футболисты мира как средством для восстановления, роста мышц, массажа и чего угодно. Но я нашёл прибор в его первозданном виде. Изобретатель жил в Швейцарии и искал контакты больших спортсменов, готовых к экспериментам. Так он вышел на меня, назначил встречу на Лаго-Маджоре недалеко от Милана и показал пластмассовую карту. Исходящие от неё диоды крепились на тело, ток воздействовал на кровь и вызывал обезболивающий эффект. Мы с Томбой лепили аппарат куда только можно, пока Альберто не сказал: «Джиорджио, это классная штука, но зачем она, если у меня ничего не болит»?

Тогда меня осенила идея: а что если переписать программу так, чтобы она не обезболивала, а имитировала сокращение мышц, как при горнолыжном спуске? Мы вновь встретились на Лаго-Маджоре и расстались, только когда механизм был усовершенствован. Томба и другие спортсмены получили прорывный аппарат, изобретатель стал мультимиллионером, а я был просто доволен собой. И таких революционных историй было немало.

— Давайте коротко ещё об одной.
— Томба первым из горнолыжников надел шлем – ведь всегда считалось, что это снизит скорость при спуске. Тогда я поехал в Рим, договорился с лабораторией, где самые быстрые машины проверяют на аэродинамику – и там мы создали идеальную «каску». Посмотрите: теперь ведь все выступают в шлемах.

— Если вы были так успешны, то зачем ушли в футбол?
— Потому что там я всё выиграл, всего добился, мне нужен был новый вызов в самом сложном виде спорта. Футбол – это не просто физическая мощь. Это баланс между спортом и искусством, где на первом месте стоит одарённость, мудрость, генетическая приспособленность именно к игре, её понимание, а уже затем работа на скорость, выносливость и мощь, которая должна лишь аккуратно развить талант.

Альберто Томба и Джиорджио Д’Урбано

Альберто Томба и Джиорджио Д’Урбано

Фото: Из личного архива Джиорджио Д’Урбано

***

— Из горнолыжного спорта вы сразу попали в команду Серии А. Кто вам помог?
— Никто. Просто я был известен в Италии, так что мой поход в тренерскую школу в Коверчано сопровождался слухами о будущих назначениях. Честно, вообще не думал об «Аталанте» и был уверен, что меня пригласят в «Интер», «Юве» или «Милан». Так и получилось: Фабио Капелло вышел с предложением в тот момент, когда я ещё не закончил курсы. Я уже собрал вещи, поехал на матч с «Интером», но именно в тот день фанаты устроили акцию протеста против Фабио, встали спиной к полю, «Милан» проиграл, а Капелло уволили. На его место пришёл Альберто Дзакеррони со своим штабом и своим тренером по физподготовке. Для меня же освободилось место в «Аталанте».

— Что в «Аталанте», что в «Сиене» были массовые увольнения тренеров, но вы оставались в клубе. Как это возможно?
— Это распространённый вариант для Италии: один тренер по физподготовке работает от клуба, другой – от тренерского штаба. Они вместе пишут проекты и вместе отвечают, спорят. Что-то похожее сейчас в «Спартаке»: Хавьер работает от руководства, я – как член штаба Массимо. В одиночестве работал разве что при Антонио Конте – в его штабе ещё не было такого специалиста.

— И вы, и Конте были дисквалицированы за участие в договорных матчах в составе «Сиены». Что это было?
— Да я и сам толком не знаю. Спортивный суд и итальянская юстиция настаивали: «Ты не мог не знать, что клубом играются такие-то матчи». Конечно, можно было подать апелляцию, но тогда пришлось бы выложить 40 тысяч евро за судебные издержки.

«Все знают, что я совершал ошибки в прошлом. И, конечно, я буду ошибаться и в будущем. Да, я праздновал голы забегами вдоль бровки. Я падал на колени, бросался толпу. Я тоже иногда не могу контролировать свою реакцию. Так что я действительно иногда вёл себя неправильно. Но чего со мной никогда не происходило – и никогда не произойдёт – меня не дисквалифицировали за договорные матчи. Этого никогда не было и никогда не будет».

Жозе Моуринью о конфликте с Антонио Конте

Поэтому решил ничего не предпринимать, ведь наказание было мягким. Я четыре месяца просто не мог появляться на скамейке запасных, но присутствовал в раздевалке и проводил тренировки.
Возможно, имя и было чуть-чуть испачкано, но этому никто не придавал значения. Люди понимали: тренер по физподготовке точно ни в чём не виноват. Моя совесть чиста: я ничего не знал ни о каких странных матчах, а просто готовил команду.

— То есть ваш карьерный регресс после «Сиены» не связан с дисквалификацией?
— Нет. А в чём регресс?

— Вы стали тренировать клуб первого дивизиона, потом третьего. Почти за 15 лет в футболе у вас не было ни медалей, ни перехода в топ-клуб.
— Во-первых, думаю, что я прогрессировал. В «Сиене» меня назначили директором по физическому развитию клуба. Под моим контролем находились все сферы деятельности: я занимался подготовкой плана тренировок, работал с медиками, занимался закупками нового оборудования, мы сделали научную лабораторию, которая была известна на европейском уровне. Мой напарник, доктор Каузарано, – сейчас врач «Ромы». Я дружу с тренером по физподготовке «Челси», нахожусь в постоянном контакте с другими футболистами. Просто в один момент я сильно заболел, а когда вернулся – «Сиены» уже не было.

***

— Как вы поняли, что у вас миелома (рак плазматических клеток)?
— Ещё при Конте. Во время одного из занятий почувствовал странную боль в груди. С тех пор она преследовала меня каждый раз, когда я громко кричал или дул в свисток. Анализы были в порядке, сердце тоже – и я не думал, что в этом есть хоть что-то серьёзное. Неприятные ощущения преследовали постоянно, и наудачу мы сделали рентген – оказалось, что несколько костей в грудной клетке сломаны. Дополнительные анализы показали, что это онкология.

Миелому в Италии называют мёдом в костях. Поражённые клетки делают скелет жёлтым, слабым и хрупким, болезнь сама ломает тебя. Я тут же начал курсы интенсивной химиотерапии, боролся с истощением, вызванным анемией, и обещал себе, что продолжу работать, чего бы мне это не стоило.

Долгое время держался, но после одной из игр не получилось уснуть — чувствовал жуткий озноб, слабость и утром позвонил в офис, сказав страшную для себя вещь: «Наверное, больше не смогу ходить на работу, потому что чувствую себя ужасно». «Хорошо, Джиорджио, всё в порядке, — ответили они. – Знай, что мы ждём тебя». Тогда я сказал жене: «Запомни, мой случай будет уникальным для медицины. Я всю жизнь забирался в горы, и эта тоже не станет для меня преградой».

— Как проходило лечение?
— Меня определили в почечное отделение, потому что почки работали неправильно. Нужно было вставать в пять утра, чтобы измерить температуру и другие параметры, затем полагались три часа диализа (очистка крови аппаратом искусственной почки), затем приём лекарств от анемии, рентген для проверки состояния костной прочности и переливание крови. В какой-то момент мне сказали, что шансов на ремиссию нет – спасти может лишь трансплантация костного мозга.

— Я читал, что по статистике 70 процентов трансплатов отторгаются и человек умирает.
— При пересадке костного мозгла от другого человека шансов действительно немного. Но благодаря моему здоровому образу жизни стала возможна автотрансплантация со стволовыми клетками моей собственной крови. Это редкая возможность – в таком случае шансы на успех намного выше.

— Опять же, читал, что сам процесс пересадки похож на слишком продолжительную процедуру переливания крови, но вводит человека в жуткую депрессию.
— Очень тяжело долгое время оставаться в стерильной палате в полном одиночестве. В тот период я действительно сильно устал, переживал стресс, иногда плакал, но всё равно верил. Постигал самогипноз, чтобы снизить стресс и повысить эффективность работы иммунной системы. Программу мне прислал немецкий учитель – тот самый, который свёл меня с человеком, у которого я жил на Лаго-Маджоре. Занятия проходили дважды в день по 15 минут. Ты повторяешь определённую фразу, направленную на восстановление, входишь в транс, успокаиваешь нервную систему и настраиваешь организм на лучшее – это укрепляет иммунитет.

Затем, убедив себя в собственной силе, я запросил в палату велотренажёр, чтобы вернуть тело к работе. Я создавал чаты с друзьями и близкими, постоянно обсуждая как своё состояние, так и их дела, чтобы избавить себя от ощущения изолированности. Важно было постоянно убеждать тело, что ты здоров и продолжаешь жить. Поддержка очень помогала. Победный матч «Сиены» против «Интера» (3:1) я смотрел по ТВ. И когда после гола Эмегара подбежал к камера с майкой «Forza Giorgio», то я с радостью и изумлением прыгнул на кровать. Тогда понял, что не имею права проиграть. В обычной практике людям пересаживают костный мозг около 45 дней, я пробыл в палате лишь 17.

После возвращения домой нужно было начинать жизнь с нуля. Было очень сложно, казалось, что карьера закончена. Нужно было что-то сверхъестественное, что вернуло бы меня – и этим случаем стало предложение из волейбольной федерации. Я понял, что могу стать одним из редких людей на этой планете, кто выигрывал и летние, и зимние Олимпийские игры. Это цель заставила собраться и забыть о слабости и болезнях. Я начал работать с особым остервенением – как никогда раньше.

***

— В Рио Италия взяла серебро. Вы остались довольны?
— Скажи нам кто-то до турнира о месте в тройке – ребята бы порадовались. Мы проделали сильную работу. Например, серьёзного прогресса добился Ваня Зайцев. Когда мы начинали сотрудничество, его прыжок был 72 сантиметра, а когда заканчивали – уже 82 сантиметра. Кстати, именно его четыре эйса в полуфинале с США, когда в четвёртой партии счёт был 22:20 в пользу Америки, переломили игру, и на тай-брейке мы были психологически сильнее. Да, нам не удалось выиграть золото, дома Бразилия играла великолепна, но, считаю моя мечта всё равно сбылась. Я вернулся в большую игру.

Иван Зайцев и Джиорджио Д’Урбано

Иван Зайцев и Джиорджио Д’Урбано

Фото: Из личного архива Джиорджио Д’Урбано

— Почему Каррера пригласил в «Спартак» именно вас?
— Это лучше спросить у него. Но он знал мои сильные стороны по совместной работе. Знал, что сейчас я открыт для амбициозной работы. И, думаю, он мне доверяет. Мы обменивались сообщениями, я поздравил его с чемпионством, а потом получил предложение, над которым не думал ни секунды. Тем более, вы помните, я рос на советском фильме и в этом году побывал в Хабаровске.

— О чём вы мечтаете сейчас: о сборной Италии, «Ювентусе»?
— Сборная – это отличная идея, там я ещё не работал. Но только вместе с Массимо. Ему в ближайшие годы ещё многого предстоит добиться со «Спартаком». Поэтому покажусь банальным, но сейчас моя мечта – чемпионство и победа в Кубке в этом сезоне.

— Как вы сейчас себя чувствуете?
— Замечательно. Тренируюсь даже больше, чем прежде. Иногда кажется, что мне очень повезло, что всё произошедшее со мной – чудо. Но волшебство невозможно, если ты не сражаешься как лев.

P.S. Джорджо Д’Урбано издаёт книгу на итальянском языке, рассказывающую о победе над раком. Она так и называется — «Мёд в костях».

Олимпийское волейбольное серебро

Олимпийское волейбольное серебро

Фото: Из личного архива Джиорджио Д’Урбано

Комментарии