Леонид Вайсфельд - о своей карьере в хоккее

Воспитанник школы «Спартака» выбрал другую дорогу: сначала был тренером в «Крыльях Советов», потом стал лучшим российским судьёй, обслуживал матчи чемпионатов мира и Олимпиад, но так и не осуществил свою заветную мечту о финале чемпионата мира. Он рассказал, как работа скаута «Торонто» лишила его Олимпиады в Солт-Лейк-Сити. Теперь Леонид Вайсфельд занимается приятным для него делом – работает генеральным менеджером. Позади Тольятти, Новокузнецк, Мытищи, теперь он руководит «Автомобилистом». Обо всём этом и многом другом — в нашем интервью.

ГОСЭКЗАМЕНЫ У ГЛАВНЫХ ТРЕНЕРОВ

– Вы как-то сказали, что являетесь воспитанником «Спартака»…
– Хоккей очень любил мой отец. Он и привёл меня в хоккейную школу «Спартака». Только игрок из меня получился средний. Я поступил в институт, и первые два курса совмещал учёбу и хоккей. А потом встал выбор: или ехать играть на периферию, или оставаться в институте, где была военная кафедра. Я понимал, что вряд ли стану великим игроком, и выбрал институт.

– А как же «Спартак»?
– Пробиться было нереально. Раньше же вообще никто не уходил из команды. Условно говоря, Шалимов, Шадрин, Якушев всю жизнь в «Спартаке» отыграли. Это сейчас пачками людей в КХЛ поднимают. Тогда ничего подобного не было.

– После института вы оказались в школе «Крыльев Советов»?
– Мне предлагали остаться на кафедре, только преподавательской ставки не было. Был вариант устроиться лаборантом, но я отказался. И пошёл в «Крылья Советов», куда меня позвал наш старший преподаватель Каменецкий. Я начал тренировать команду 70-го года. Витя Гордиюк, Дима Ерофеев… А через три года появилась ставка преподавателя, я вернулся в институт и начал параллельно судить.

– И как тогда становились судьями?
– Мой случай такой: папа одного мальчика из «Крыльев» был бригадиром московской судейской бригады. Он меня и позвал. Только сначала я отказался: «Как я могу судить? Я же тренер! У меня и времени нет». Вместо себя я предложил одногруппника Шамиля Шакирова, который потом судил на Олимпиаде. Но потом у меня появилось свободное время, и я вернулся к этой теме.

– Часто судили партнёров по «Спартаку» и воспитанников из «Крыльев»?
– Постоянно. Гордиюка и Ерофеева очень часто. Так они ещё моими студентами были и воспринимали меня как преподавателя. И не только они. Я работал преподавателем в Высшей школе тренеров. И все главные тренеры у меня учились. Вот Игорь Ефимович Дмитриев сдавал мне госэкзамены.

– И что вы ему поставили?
– Знаете, как он нервничал?! Он только приехал с победного чемпионата мира. Пришёл и начал спрашивать, какие будут вопросы. Пришлось его успокаивать: «Да что вы переживаете?!». Я бы ему просто так высший балл поставил, но там же комиссия была…

«ЕСЛИ ОШИБАЛСЯ – ВСЕГДА ИЗВИНЯЛСЯ»

– В вашей судейской карьере случались форс-мажорные ситуации?
– Меня назначили на игру Ярославль – Рига. Обычно еду на игру накануне. А тут инспектор Наум Лазаревич Резников предложил поехать на поезде в день игры. И представляете, поезд в Ярославль опоздал на четыре часа – размыло пути. В форму переодевался я в поезде. Мне только коньки оставалось надеть. Помню, влетаю во дворец – счёт 2:0. Капитан Риги Знарок мне и говорит: «Лёня, ну слава богу. Где ты вообще ходишь? Мы тут проигрываем!». Судили же местные из второй лиги. Начинается второй период, и Рига пропускает ещё две. Проиграли в итоге 0:4.

– Когда вы работали комментатором, зрители ценили ваше чувство юмора. Арбитр Вайсфельд часто шутил с игроками?
– Постоянно. Я про комментатора скажу. Ладно, если человек смотрит хоккей один раз в неделю, но если ежедневно с утра до вечера – надо же как-то отвлекаться. Мне кажется, шутки были допустимы. Хотя не всем нравились. У многих вызывали диаметрально противоположные эмоции.

– На льду шутки помогали разрядить обстановку?
– Была смешная ситуация. Сужу матч в Ярославле. Остановка игры. Назначают вбрасывание, один лайнсмен показывает на точку конечного вбрасывания, а я вижу, что надо выносить в среднюю зону. Только хочу им сказать, как смотрю, второй лайнсмен опередил меня. Но ко мне уже летит разъярённый игрок, не знающий, что вбрасывание перенесли. Кричит с пеной у рта: «Выносить! Выносить надо! – Кого выносить? Тело? – Шайбу!!! Шайбу!!! В среднюю!!! – Ну, вынесли уже». Он ничего не понимает: «Кого вынесли?!».

– Вас удивляли игроки своей реакцией на ваши решения?
– Сразу вспоминается случай из Евролиги. Играют финны с немцами. У немцев уже три удаления подряд. Чувствую себя дискомфортно. И тут ещё одно удаление у немцев. Стопроцентный момент. Деваться некуда – даю две минуты. Смотрю, ко мне едет немец. Думаю: «Ну, сейчас начнёт высказывать». Он берёт меня под локоть: «Слушай, реф, сейчас, конечно, стопроцентный момент был. Но следующее удаление должно быть у финнов. – Ок, сделаем». И уехал. А теперь представьте, что бы у нас было…

– Нахамили бы.
– Ну да. Кстати, мне мало хамили. Боялись.

– А что делали, если ошибались?
– Всегда извинялся. Откровенно говоря, я редко ошибался. Помню, играли СКА и Уфа. Парень из Уфы едет, а игрок СКА ставит ему явную подножку. Ну стопроцентный момент. Я поднимаю руку. И тут игрок из Уфы перепрыгивает и едет дальше. Ничего не было, а я руку-то поднял! Полный стадион, Матвиенко на трибуне. Сижу в перерыве, голову опустил. Заходит администратор из Уфы: «Лёнь, ты чего? – Да этот момент с подножкой из головы не выходит. – Да ладно, все видели, что ошибся». Мне не нравится, когда сейчас судьи в бутылку лезут. Ну что ты упираешься, когда очевидный момент?

– Из последних примеров что вспомните?
– «Автомобилист» играл с Минском. Судил Серёжа Кулаков. Опытный человек, который помогал мне. Он классифицирует нарушение как атака игрока в область головы и шеи и даёт 2+10. Антонову шьют лицо. Если бы он сказал, что ничего не было и Антонов случайно поцарапался, вопросов бы не было. Но тут же атака в область головы и шеи, есть кровь – это пять минут и до конца. Никак иначе! Ну ребята, за державу обидно, как говорил герой фильма «Белое солнце пустыни». Мне бывает просто стыдно за такие решения. Люди могут ошибаться, ошибки – это часть игры. Но за них надо извиняться.

«ПОУЧИТЬ „СУДЬЮ-КОЛХОЗНИКА“

– У тренеров часто возникают конфликты с судьями. Ржига, Скудра… В роли генменеджера не хочется тоже поспорить с арбитром?
– Скудра уже успел? Надо же! Сейчас уже не слежу за этим. Когда только начинал работать генеральным менеджером, письма писал, говорил, где нас неправильно судили. А теперь иногда могу лишь позвонить Полякову. Недавно шайба попадает в голову Коваржу. Остановки игры нет, и нам забивают. А потом играем в Новокузнецке. Мы бросаем, попадаем в голову Сорокину, игру останавливают и шайбу не засчитывают. Спрашиваю Полякова: „Слушай, Сань, вот два момента. Объясни, почему так? У меня претензий нет, но в чём разница?“. Выясняется, что судьи ошиблись.

– Когда вы судили, какие тренеры любили поспорить?
– Это вопрос психологии. Ишматов как-то рассказывал: „Лёнь, я очень просто руковожу судьями во второй лиге. Игрок входит в зону, я как закричу: “Аллё, это вне игры!» Он и свистит". Тренеры проверяют судей, смотрят, как они реагируют на них. У меня возникали конфликты с тренерами, но я всегда старался их сгладить. Кто знает, где мы встретимся через какое-то время. В Тольятти как-то были в гостях у Петра Ильича Воробьёва. Смотрели фотографии и нашли снимок финала плей-офф «Лада» – «Локомотив». Я главный судья, Воробьёв – главный тренер Ярославля, а Емелин – капитан «Лады». И вот мы втроём смотрели на то, как когда-то были по разные стороны баррикад.

– Часто сталкивались с тем, что игроки не знают правил?
– Сплошь и рядом! Больше скажу: их толком-то никто не знает. Всё просто невозможно знать! Я уже не всё знаю. Раньше я как делал? Например, лечу в Омск. Специально никакие другие книги не беру, кроме сборника правил. Расскажу самый популярный пример. В правилах написано: «На вратаря, покидающего площадь ворот, распространяются все функции полевого игрока». Люди думают: «О, класс!». Но там стоит запятая, после которой: «Но трогать его нельзя!». Что значит это правило? Он может обыгрывать, отдавать передачи, но трогать-то его нельзя. А никто не читает. И когда игрок сталкивается с вратарём, а ты даёшь две минуты, слышишь в ответ: «Он вышел из площади ворот. Его можно трогать. – Кто тебе сказал? – Я в правилах прочитал. – Ну, пойдём вместе читать».

– И что, в перерывах читали им правила?
– Сейчас всё серьёзно: охрана у судейской. А раньше что было! Прилетали администраторы, что-то доказывали, мог главный тренер вбежать и накричать. Я им отвечал: «Слышишь, вот сейчас приду к тебе в раздевалку и начну давать указания защитникам, которые с правого края проваливаются!». Я проводил судейские семинары и всегда говорил: «Не делайте вещей, которые не сможете потом объяснить! У вас должна быть ссылка на правила».

– Вы стремитесь к тому, чтобы игроки «Автомобилиста» знали правила?
– Не то слово. Обратите внимание: мы самая дисциплинированная команда. Я серьёзно отношусь к таким вещам. У нас есть санкции за неоправданные удаления, за разговоры с судьями. Например, ведущий игрок получает за разговоры с судьями «десятку». Что это вообще? Ты на льду должен быть, а не на лавке сидеть. За что я тебе деньги плачу? Иди играй тогда!

– Но порой ведь сложно сдержать эмоции…
– Это распущенность! Так ещё и ситуации не стоят эмоций. Ладно, если не засчитали решающее взятие ворот. Это с натяжкой ещё понять можно. Ну а если при счёте 5:0 вход в зону – вне игры: «Ты, козёл, чего свистишь?» Ну, свистнул он, дальше что? Игроки такие «горе от ума» начинают учить «судью-колхозника». А этот «колхозник» послушает-послушает: «Слышишь, придурок, иди 10 минут посиди».

– А вежливые игроки встречались?
– У меня с Игорем Ларионовым ситуация была. Он подъезжает: «Товарищ судья, сейчас было вне игры. Все видели: 10 тысяч человек на трибуне, игроки, тренер – все, кроме вас. Удивительно, как вы просмотрели!». Я внутренне ему аплодировал. Смысл в чём? Судей, которые ведут себя достойно, редко оскорбляют. Чтобы тебя не оскорбляли, не давай повода. Вот я читаю истории, что судью подкараулили на улице и побили. Вот вас часто на улице бьют? Меня тоже ни разу. Значит, судья повод дал! Просто так такое не случается!

– Личные конфликты с игроками случались?
– Постоянно удалял Андрюху Райского. То до конца матча, то на 10 минут. Все игроки знали, что я могу удалить, и старались не связываться. А он постоянно что-то вытворял, нарушал правила. И вот идём с лайнсменами по лестнице в Новосибирске, а Райский спускается навстречу и идёт на меня, типа драться будет. «Андрей, – говорю я, – это может только усугубить ситуацию». Он замолчал и ушёл. Лайнсмены обалдели. Они ждали «выноса тела». Но это редкий случай.

– Игроки извинялись за свои эмоции на льду?
– Денис Метлюк из «Лады». Был спорный момент. Денису, по его мнению, поставили подножку. Я не стал удалять. Игра продолжается. Я стою у лавки Тольятти, а Денис едет на смену. Я чуть отошёл в сторону, чтобы дать ему возможность смениться. А он как дал мне клюшкой по ногам, так что я рыбкой полетел на лёд. Пока я встал и отряхнулся, Денис ушёл в раздевалку. Я даже не успел его удалить. За это ему дали дисквалификацию на 10 матчей. Он интеллигентный парень, но и у таких бывают срывы. Спустя какое-то время встретились в Тольятти в подтрибунке. Он кивнул, прошёл мимо, но потом вернулся: «Леонид, хочу извиниться. Был не прав, мне стыдно».

НЕСБЫВШАЯСЯ МЕЧТА

– У хоккеистов есть Олимпиада, Кубок Гагарина, Кубок Стэнли. А какой стимул в работе судей?
– У всех по-разному. Я хотел отработать на финале чемпионата мира…

– … чего вам так и не удалось сделать.
– На пяти финалах я был резервным арбитром. Тут всё зависит от стечения обстоятельств. На одном чемпионате работал немец Герд Мюллер. Мы все отработали на пяти-шести матчах, а он – на 13. Его поставили на финал с формулировкой: «Он же хорошо судит, много отработал». На следующий год у меня перед финалом восемь игр, у кого-то – семь, у остальных – по пять-шесть. И выбирают другого: «Леонид, ну ты уже много матчей отсудил, а у него только пять».

– Сборная России вам когда-нибудь «переходила дорогу»?
– Был один случай. Меня назначили на игру за бронзу. Россия играла полуфинал с Канадой. После первого периода 2:0 в нашу пользу. Я пошёл в гостиницу готовиться. Пока шёл, канадцы сравняли, а потом выиграли по буллитам. Вот и всё. Россия играет за бронзу, а я не работаю на матче. И от меня ничего не зависит.

– К российским арбитрам не было предвзятого отношения?
– На турнире в Швеции чемпион определялся в серии до двух побед. На финал оставили троих: меня, американца и немца. Мы сразу обговорили: сколько матчей кто бы ни отработал, деньги поделим поровну. Первый матч отсудил американец – шведы очень легко выиграли. Я подошёл к нашему представителю в судейском комитете Валентину Козину: «Понимаете, ни один российский судья ещё не был главным в финале чемпионата мира. У меня, возможно, сейчас последний шанс в жизни. Я вас никогда ни о чём не просил. Ну, помоги сейчас». Он обещал попробовать. На второй матч назначили немца. Я опустил руки. И тут канадцы выигрывают. Значит, будет третий матч. И судить-то некому, кроме меня. Я стал принимать поздравления. И вдруг поставили американца. Канадцы не захотели, чтобы судил арбитр из Европы. Не представляете, как было обидно. За эту игру я получил 750 швейцарских франков. По тем временам бешеные деньги. Но я бы свои 750 заплатил, лишь бы мне дали отработать матч.

– Читала, что раньше российские судьи плохо владели английским…
– Было такое. Говорили всего два человека: Костя Комиссаров и я. Помню, приехал на свой первый чемпионат Европы. Меня встречают в аэропорту: «Рефери из России? – Да. – По-английски говорите? – Да». Так он так обрадовался, что стал меня обнимать: «Первый российский судья, который знает английский!». Я растерялся. Было ощущение, что он любимую девушку встречает.

– Английский в школе или институте выучили?
– Я учил там язык и знал неплохо. А потом ИИХФ приняла решение не присваивать международную категорию судьям, которые не знают иностранных языков. Все должны знать по два, а российские пусть хоть один выучат. Когда ввели это правило, я судил матчи второй лиги. До чемпионата мира мне было как до Луны. Но я подумал: раз такое дело, надо идти на курсы. Кстати, интересный момент. Говорю преподавательнице: «Ну как так? Я же не законченный идиот, в школе учил язык шесть лет, потом в институте – четыре года, а не говорю по-английски! Я же хорошо учился. Только почему не говорю?». Мне объяснили, оказывается ещё со сталинской эпохи, когда общение с иностранцами не приветствовалось, вся система обучения была построена таким образом, чтобы люди не могли говорить. Им давали правила, грамматику, а разговорные навыки не прививали.

Знаете, почему ещё у нас в стране так плохо с иностранным языком? Дублированные фильмы. По всему миру показывают фильмы на языке оригинала с субтитрами.

– Как вы относитесь к фразе, что судья отработал хорошо, если его не было видно на площадке?
– По-разному. Бывает, тебе надо вмешаться. Некоторые понимают эту фразу буквально. Там игроки головы друг другу уже посносили, а его всё не видно. Парень, а когда тебя увидеть должны? Ну, если игра нормально идёт – хорошо, пусть так и будет. Люди играют, заняты своим делом, стой и не вмешивайся. Ну а когда пошла горячая вода?

– Вам приходилось растаскивать игроков?
– Кстати, я всегда скептически относился к линейным судьям ниже 180 см. Как они собираются растаскивать игроков? У меня случай был. Я судил полуфинал чемпионата мира. В разных местах начались драки, оба лайнсмена заняты. И около меня двое тоже решили сцепиться. Я схватил их за майки, а они рвутся в бой. Держу их на вытянутых руках и думаю: «Сейчас мне справа или слева накатят, и всё». Пока они думали, можно ли бить судью, подоспели лайнсмены. Я тогда подумал: «Классный кадр мог бы получиться». Через пару лет один товарищ принёс мне эту фотографию.

– Матч с самым большим количеством драк в вашей карьере.
– Отборочная игра чемпионата мира между Украиной и Словенией. Игра вообще ничего не решала, но у них были свои разборки. Дрались всю игру, так что у меня в протоколе закончилось место. Уже некуда было вписывать удалённых. Как сейчас помню: подъезжаю к столику: «26-й до конца. – Леонид, ты его уже удалил. – А кто там тогда? – Это 28-й. – Ну, значит, 28-й до конца». Вся игра как вода сквозь пальцы. Я ездил, смотрел на табло и думал, когда уже сирена.

– Что делать арбитру, когда он теряет контроль над матчем?
– Не показывать это. Помню, я был арбитром второй лиги, и меня поставили на товарищеский матч Высшей лиги с участием «Крыльев». Я поплыл, но старался не подавать виду. После матча Игорь Дмитриев подошёл ко мне: «Лёнь, молодец, уверенно». Я смотрю на него: «Как уверенно? – Ну, внешне так было видно».

– Ответственность всегда на себя брали?
– Работал на чемпионате мира. Играют условно финны с чехами. На пятаке свалка – все полевые там столпились. Непонятно, был гол или нет. А тогда как раз видеогол только появился. В той игре наверху работал Козин. Я ему звоню: «Что там произошло? На видео ничего не понятно. Что хочешь, то и делай. – Давай назначу буллит? – Буллит? Прекрасно!». Игроки недовольны: «Как так, какой буллит! Был же гол! Мы видели». Я им и говорю: «Ребята, спокойно! Я бы и рад вам гол засчитать, но этот наверху (показываю пальцем на верхний ряд) говорит, чтобы буллит назначил. Хотите, идите у него спросите». Они посмотрели наверх. Ну не пойдут же в коньках!

КАК В «ТОРОНТО» ПЕТРОВА И ИВАНОВА ПЕРЕПУТАЛИ

– Как вы стали скаутом «Торонто», ещё не закончив судить?
– Это был 1990 год. Я судил чемпионат Европы. Ко мне подходит один господин: «Нам нужен человек, который живёт в России, работает в хоккее и говорит по-английски. Вы нам подходите». Думаю: «А для чего я им нужен? Шпиона ищут? Завербовать хотят?» Через две недели звонок: «Леонид, это Андерс Хедберг». Это всё равно, что вам Борис Ельцин позвонит. Мы договорились о встрече, чтобы обсудить сотрудничество. Он ещё такой шутит: «Слушай, а как мы друг друга узнаем? Я-то тебя узнаю. А ты меня?».

– Вы просматривали игроков во время судейства?
– На льду ты видишь эмоции игроков, которые не рассмотреть с трибуны. Многие скауты предпочитают смотреть хоккей прямо у бортика, чтобы видеть глаза. Если игрок заинтересовал, ты стараешься просмотреть его ещё несколько раз, лучше все десять. Потом связываешься с клубом, который присылает человека, чтобы просмотреть игрока. Как мы драфтовали Маркова? Приехал Хедберг: «Есть ли кто-то на примете? – Не особо. Может, лишь один парень». Я знал, что Марков – специфический игрок, и Хедберг увидел в нём нечто особенное. Мы решили понаблюдать за ним ещё немного. В первый год драфта его никто не выбрал. А через год «Торонто» взял его.

– На драфте КХЛ порой выбирают игроков, которых никогда не видели, просто потому что надо кого-то выбрать. Когда наша система приблизится к заокеанской?
– Так и в НХЛ такое часто происходит! Вопрос в том, как команда относится к процедуре драфта. Мне в «Торонто» рассказывали историю. Начинается сезон, составляют расширенный список игроков. На встрече обсуждают кандидатов: «Ребят, велика вероятность, что в четвёртом раунде мы выберем Иванова или Петрова. Давайте решать кого». Мнения разделились. «Ну, хорошо, давайте за ними следить». Через пару месяцев новая встреча: «Кого берём? Петрова или Иванова? Давайте уже быстрее решать! – Ну, Петров чуть-чуть лучше Иванова. Давайте Петрова», – выступает ассистент генерального менеджера. Разгорается спор. Останавливаются на Петрове. Потом ещё одна встреча. Снова полдня обсуждают и решают всё-таки брать Петрова. За день до драфта опять обсуждают: Петров или Иванов: «Ну, мы же уже решили, что в четвёртом раунде берём Петрова. Давайте уже придерживаться одной линии! Хватит метаться!». Начинается драфт. У «Торонто» три минуты на размышление: «Ну что? Петров или всё-таки Иванов? – Хватит метаться, мы уже всё решили». Встаёт генеральный менеджер: «Торонто Мейпл Лифс» имеет честь выбрать в четвёртом раунде Иванова!". Он просто перепутал! Представляете, целый год они решали, кого взять! И на драфте он просто не того назвал. Но самое смешное другое – этот Иванов через месяц закончил карьеру, а Петров стал одним из лучших игроков другой команды НХЛ.

– Удивительно.
– Что касается драфта КХЛ, в этом году я впервые не летал на него. У «Автомобилиста» не было ни одного выбора. Они раздали всё! Видимо, не знали, как пользоваться драфтом. Думали, зачем он нужен. И ещё эта глупая теория о том, что должны играть местные воспитанники. Можно играть местными, но в «Золотой шайбе», а не в КХЛ. Вот назовите четырёх лучших российских игроков: Ковальчук, Малкин, Дацюк и Овечкин. Они все из разных городов! По статистике все они не могут быть, скажем, из Череповца. Моя точка зрения: драфт – это серьёзная процедура, но мне не нравится, что клубы защищают пять человек. Максимум – трёх, а лучше одного-двух. Драфт должен равномерно распределять игроков по командам.

– С этой целью он и задуман в НХЛ.
– Только там школы не принадлежат клубам. В одной команде нельзя переварить большое число игроков одного возраста. Вот в Казани ребята 96-го года – отличная команда. Ну, защитили они 11 человек! Ну и что они будут с ними делать? Тем более в Казани? У вас что, Никулин с Медведевым на лавке будут сидеть? Продайте их или обменяйте! Я ни в коем случае не хочу давать советы Казани. Это их личное дело. Просто привожу пример.

– Вернёмся к вашей судейско-скаутской карьере. Одно другому не мешало?
– В Солт-Лейк-Сити мне судить не разрешили, хотя в Нагано я отработал, и все знали, что я был скаутом. Перед Играми 2002 года я был в тройке мировых судей, а от Европы звали шесть. И тут мне звонит американский журналист из «Нью-Йорк Таймс». Спрашивает мнение о Ковальчуке и его драфте. Я ещё не понял, зачем ему мой комментарий: «Ну вы же скаут!». Ну ладно, ответил, назвал его сильные качества. А после выхода статьи североамериканцы раздули тему: «Как же так, скаут команды НХЛ будет судить матчи!». Мне присылают бумагу, что меня отцепляют. Я в шоке! Я был очень хорошо готов. Мой уровень был выше, чем в Нагано. Это стало самым большим разочарованием в моей жизни. Я готовился, тренировался, а за две недели мне говорят: «Извини». Потом генеральный менеджер и главный тренер «Торонто» Пэт Куинн, который в Солт-Лейке тренировал сборную Канады, сказал: «А что ты не сказал-то? Мы бы тебя уволили, а потом взяли бы обратно!». Ну откуда я знал. В Нагано же никто ничего не говорил. В итоге от России никто из судей не поехал.

– Почему досрочно ушли из судейства?
– Я мог судить ещё 10 лет, но ничего нового я сделать уже не мог. Я понял, что мечта о финале чемпионата мира не зависит от меня напрямую. У меня было три «Золотых свистка». Ну, стало бы четыре. Я уже работал на Олимпиаде. Ну, поехал бы на ещё одну. Получается, я мог лишь повторить то, что уже сделал.

– Некоторых игроков после завершения карьеры тянет обратно на лёд. А у вас была ностальгия?
– Я этого боялся. Спустя 10 лет после окончания карьеры меня пригласили посудить на ветеранском матче в «Мегаспорте». Первый период я отработал, а во втором уже смотрел на табло. Зашёл к молодым судьям: «Владленыч! Да ты вообще в порядке! – Ребята, я сделал вывод – закончил я вовремя!».

– А работу генеральным менеджером предпочли работе скаутом?
– Скаут – это интересная работа, но есть одно «но»: ты не принимаешь решения. Почему я был главным судьёй? Мне нравилось брать на себя ответственность. У линейного другая деятельность. То же самое и у скаутов: многие не хотят быть генеральными менеджерами. Зачем? Я просто сказал: кто хороший, кто плохой. А я видел работу генеральных менеджеров, понимал алгоритм действий. Вот если сейчас мне предложат выбрать любую работу по душе, хоть президентом страны, я останусь на своей.

Когда меня позвали в «Кузню», вышло распоряжение НХЛ о том, что скауты не имеют права работать генеральным менеджером в элитных европейских лигах. Если бы меня позвали в Воскресенск или Пермь, совмещать было бы можно. А в Новокузнецке – нет. Я подумал, что хочу сделать шаг вперёд.

ВОРОБЬЁВ И НХЛ

– Через полгода вы ушли из Новокузнецка. Не думали вернуться в «Торонто»?
– Я даже сообщил им, что освободился. Но буквально через пару дней «Рейнджерс» предложили мне контракт. Я согласился с условием, что если меня позовут генеральным менеджером, я уйду. Через год мне предложили новый контракт, но позвонил Пётр Ильич Воробьев и позвал в «Ладу».

– Говорят, с ним непросто работать.
– Это так. Он своеобразный человек. Я считаю Петра Ильича одним из лучших тренеров в мире. На моё хоккейное мировоззрение повлияло два события: работа в НХЛ и работа с Воробьёвым.

– Что сделал Воробьёв?
– Испортил мой хоккейный вкус (смеётся). Я же воспитанник «Спартака», где всегда считалось, что должна быть красивая игра, искусная комбинация. А Пётр Ильич объяснил, что самое красивое в хоккее – счёт на табло.

– А чему научила НХЛ?
– Организации. Там принципиально иной подход. Как у нас было принято? Первое звено Макаров – Ларионов – Крутов. Играют лучше всех. Быков – Хомутов – Каменский. Тоже сильные игроки, но чуть ниже уровнем. Дальше Яшин, Светлов и так далее. Вот и вся система. В НХЛ команда формируется иначе. Никогда не забуду, как в «Торонто» сломал руку боец Гарднер. Казалось бы, подумаешь, выбыл игрок четвёртого звена. А в клубе началась паника. Люди были в шоке и не знали, что делать: «Как же так? Мы потеряли в мускулах!». Они так переживали, как будто это Дуг Гилмор выбыл.
Ещё один момент. Я же воспитанник Советского Союза. А у нас всегда пропагандировалось, что капиталисты алчные, и у них только доллары в голове. Но там я увидел, сколько внимания при формировании состава уделяется личным качествам игроков. Они выясняют, кто у игрока родители, бабушка, дедушка, девушка, какие у него друзья, как учился в школе, насколько коммуникабелен. Их постоянные рейтинги и совещания – это что-то! В «Торонто» мы как-то заседали 10 часов! Я думал, что мозги расплавятся. Мы обсуждали каждого игрока НХЛ и составляли рейтинг! Каждого! Сколько их там? 600? Я не выдержал и спросил: «А зачем мы вообще это делаем? Зачем обсуждаем Гретцки? Гретцки – он и в Африке Гретцки! Ответ был такой:

»Вот завтра нашему генеральному позвонят и предложат поменять Пупкина на Отвёрткина. А частью обмена будут ещё восемь человек. А он даже не знает, кто они. И вот он возьмёт наши рейтинги и прочитает, что Вайсфельд сказал: этот игрок – плохой, а Джонсон его похвалил".

– Вот это организация.
– Мне сейчас часто звонят агенты: «Леонид, есть игрок, защитник сумасшедший! Бросает, подкручивает, бьёт, обыгрывает!». Я смеюсь: «Что, и фамилию назовёте?». Полчаса мне его нахваливают, а фамилию не говорят. Я вообще считаю, что если даже Гретцки меняли два раза, то произвести обмен можно с любым игроком. Я цинично к этому отношусь и готов обменять любого, если это пойдёт на пользу клубу. А у нас как? Предлагаешь обменять ведущего игрока, так в клубе это воспринимают как личное оскорбление: «Он же наше всё! Его нельзя обменять!». Помните, как «Колорадо» выиграл Кубок Стэнли? Они поменяли Линдроса в «Филадельфию», которая отдала за него половину состава, в том числе Форсберга, который стал звездой значительно более высокого уровня, чем Линдрос. И кто выиграл от обмена? «Колорадо» дважды этим составом выиграл Кубок. Ну вот, условно, Мозякин – ведущий игрок «Магнитки», но если завтра кто-то предложит Величкину что-то удивительное за него, почему бы не отдать? Это нормально. А представьте, как бы воспринял народ новость об обмене Якушева из «Спартака» в Екатеринбург в то время?

– Вернёмся к «Ладе». Это при вас была история, когда зарплату игрокам выдавали машинами?
– Это было до меня. Но у нас была другая история. В 2005 году мы заняли второе место. Основатель клуба Константин Григорьевич Сахаров выступил на банкете: «Вот ребята проделали такую работу – выиграли серебряные медали! Представляете, если каждому из них подарить по серебряной „десятке“. Я думал, что это лишь пьяные разговоры. А в восемь утра он мне звонит и зовёт в офис. Я приехал: „Помните вчерашний разговор? Думаете, почему я говорил про “десятки»? Я знал, что их не дадут, а выдадут «Калины». Вот, получайте 35 машин". Я не знал, что с ними делать. Столько народу-то не было, персоналу раздали. Воробьёв не любил одного игрока и не хотел давать ему машину: «Ну, ты же не можешь себе вторую взять! Что с ней делать-то?». Удалось его убедить. Маркканену тоже была положена, а он уже в Финляндию уехал. Пришлось её продать и перевести ему деньги.

– Кто-нибудь на них потом ездил?
– По-моему, никто. Но было красиво: летом выстроили команду рядом с машинами. Вместо номеров были фамилии игроков, например, «Козлов 9». А если бы дали премию в стоимость этих машин, никто бы не запомнил это серебро. А тут машина. По тем временам «Калина» стоила 250 тысяч. Это была пилотная серия. Купить её было невозможно. Магазин в Тольятти все эти машины и купил.

– Вы поработали с Воробьёвым в Тольятти. Потом вы же предложили его кандидатуру на пост главного тренера в «Атлант»?
– Кандидатов было несколько, у меня спросили мнение о каждом. Главных тренеров у нас назначают хозяева. Очень редко генеральному менеджеру удаётся назначить того человека, которого он сам хочет видеть. В Екатеринбурге мне это удалось, хотя было непросто.

– Потом вы работали со Ржигой и Канарейкиным. Есть разница в менталитете российского тренера и иностранного?
– Я считаю, национальность вообще роли не играет. Важен лишь профессионализм и личные качества. Мне говорят: «Зачем вы берёте финнов или чехов. – Да при чём тут это?» У меня сейчас с Багам человек играет! И мы им довольны. Но это не значит, что теперь все должны искать хоккеистов на Багамах. Вот у вас есть китаец и чех. Если уровень одинаковый, наверное, лучше взять чеха. Ему будет проще в плане языка. Ну а если китаец лучше играет, тут и вопроса быть не может.

– Генеральному менеджеру не всегда удаётся убедить назначить тренера, но удаётся его сохранить. Вы же уговорили не увольнять Ржигу.
– Так и было. Если честно, тогда было много конфликтов и недопонимания. Вообще не хочу возвращаться к тем воспоминаниям. Скажу, что я сделал многое, чтобы его не уволили. В последнем матче перед переездом из Воскресенска в Мытищи мы проиграли ЦСКА 0:8. Я час отстаивал Ржигу. Но не каждый генеральный менеджер может влиять на владельца. Вот я работал в Новокузнецке. Когда начинал с ними спорить, меня спрашивали: «Не боюсь ли? – Самое страшное, что мне грозит, – это ссылка в Москву». В судействе было то же самое. Я работал скаутом, получал неплохие деньги и чувствовал себя независимо. А были ребята, которые работали электриком на полставки, и судейство было единственным способом существования семьи. Если его снимут, жить станет не на что. Почему Бардин хорошо судил? Он был финансово независимым. Ему нравилось, и он судил. Также и у генеральных менеджеров. Не все готовы отстаивать свою точку зрения. Я никого не осуждаю. Это констатация факта.

– Следующий вопрос напрашивается сам собой. Когда вы работали судьёй, вас пытались подкупить?
– Такое было, но это предлагали люди, далёкие от команды: спонсоры, меценаты. Мы вот говорили о приоритетах. Для меня это был финал чемпионата мира. Я сам был готов заплатить, лишь бы его отработать. Вот скажу, таких огромных денег, которые бы заставили задуматься, никто не предлагал. А на мелочь зачем размениваться? Сейчас этого нет в принципе. Судьи получают хорошие деньги. Каждый их шаг просматривается под микроскопом. Все игры записываются на видео. Сейчас невозможно ничего сделать. Помните, как три дня просматривали видео с дисквалификацией Свиязова? Было там что или не было. Сейчас я исключаю предвзятость. Может быть лишь некомпетентность.

– Ну а если не за деньги, а, скажем, просто по дружбе кому-то помочь в плей-офф попасть?
– Ну, хорошо, вот вы меня просите помочь. А завтра меня за это снимают. И что? Вы мне теперь поможете? Вы ставите на кон свою репутацию. Мне ещё смешно, когда говорят о том, что игроки специально проигрывают, чтобы убрали тренера. Вот я решил вас сплавить и для этого должен плохо играть. Сегодня я играю плохо, а завтра не получу хорошего контракта. Мне это надо? Придёт новый главный тренер и просто выгонит меня за такую игру. Я не представляю себе такую ситуацию! И вообще, какое мне дело до тренера? Я играю и получаю свои деньги.

– Когда судили, в предвзятости к «Спартаку» не обвиняли?
– Один раз была ситуация. Сужу «Спартак» – «Крылья». Захожу на Малую арену с формой, встречаю Якушева: «Лёнь, ты, что ли, судишь? Ты же человек „Крыльев“. Там только что работал!». Иду дальше, встречаю Александра Зарубина из «Крыльев»: «Лёнь, ты что ли судишь? В тебе же спартаковский дух с молоком матери!». Я подумал: «Что я вообще по этому коридору пошёл? Надо было как-то иначе зайти».

«ДВА ГОДА „ВАЛЯЛ ДУРАКА“ НА ТВ»

– Теперь Леонид Вайсфельд известен не только как судья, скаут и генеральный менеджер, но и комментатор. Чем вас привлекала эта работа?
– Я всё равно ходил на хоккей. Так я просто хожу, а так ещё болтаю с кем-то. Почему бы не покомментировать в роли эксперта? К тому же появилась возможность поехать на Олимпиаду в Ванкувер. Я никогда не рассматривал эту деятельность серьёзно, как Гимаев, например. Сергей вообще обожает этот процесс! А когда позвали в Новокузнецк, я решил заняться тем, чем должен.

– Не было опасений туда ехать: и «дважды в одну реку», и клуб нетоповый?
– После «Атланта» я отказался от нескольких предложений. Мне всё казалось, что это не то, не мой уровень. А потом предложений стало всё меньше и меньше. В итоге они исчезли. Когда позвали в Новокузнецк, я понял, что надо ехать, а то вообще обо мне забудут.

– И будут воспринимать как эксперта на ТВ.
– Это вообще забавно! Мне казалось, что как судья я добился большего в хоккее. Но когда со мной разговаривают, берут интервью, часто говорят: «Вот вы, известный комментатор». Я всегда недоумеваю: «Какой я известный комментатор? Год или два „дурака валял“ на телевидении». И вот ещё что меня удивило. Был финал Казань – ХК МВД. Мы разговариваем с Сашкой Зыбиным. Набегает толпа! Его отодвигают в сторону, окружают меня: «Дайте автограф!». Я подписываю и слышу: «Нам так нравятся ваши репортажи!». Спрашиваю: «А вы автографы у всех собираете? – Да, конечно. – А у него не хотите? – А кто это? – Ну, это пятикратный чемпион СССР. – Нет, нам не надо». Я так и не понял, зачем им сдался комментатор.

– Екатеринбург – это шаг вперёд после Новокузнецка?
– У Екатеринбурга есть один плюс: это большой город, где можно сделать топовую команду. В маленьком городе это практически невозможно. Тольятти и Магнитогорск – это исключения. Там вся заслуга принадлежала Сахарову и Рашникову. Серьёзную команду можно собрать в Казани, Москве, Питере…

– Функции генерального менеджера команды КХЛ приблизились к работе генерального менеджера в НХЛ?
– Не во всех. Где-то они не тем занимаются, но я могу позвонить многим коллегам и предложить обмен. И это не будет восприниматься как паранойя.

– Емелин не вспоминает вам, как вы его удаляли?
– Иногда вспоминаем. Он много не удалялся, капитан команды был. Мог с судьёй поспорить, правда.

– Часто припоминают ваше судейское прошлое?
– Молодые даже не знают, что я судил. Иногда спрашиваю игрока: «Ну, ты чего удалился-то?». И он начинает мне рассказывать. Я говорю: «Ну, кому ты вообще рассказываешь-то?».