Интервью с Иваном Непряевым о скаутинге, сборной России и игровой карьере

«Анонимный скаут НХЛ» — непременный герой любого текста о молодых игроках лиги или переходах. Этим людям запрещено публично давать оценку своим игрокам, а их работа покрыта завесой тайны. Публично они действуют крайне редко — однако бывают и исключения в виде нашего сегодняшнего героя.

Иван Непряев провёл насыщенную карьеру, сыграл за большинство топ-клубов КХЛ (родной «Локомотив», «Динамо», СКА, ЦСКА, «Авангард»), выиграл две медали чемпионатов мира и был частью олимпийской сборной в 2006 году. В эксклюзивном интервью «Чемпионату» Непряев рассказал не только о своей нынешней работе скаута «Миннесоты», но и о важнейших событиях в российском хоккее, в которых принимал участие лично.

«На день рождения дарили кассету с записью финала МЧМ»

— В старом интервью рассказывали, что в хоккей пришли после того, как нахулиганили в пять лет. Что же случилось?
— Так сразу и не вспомню. На самом деле, я пробовался в разных видах, ходил и на плавание, и на лыжи, и на всё-всё-всё, что можно было. Командный вид спорта мне больше зашёл, поэтому выбрал хоккей.

— Помните ли вы, насколько был популярен хоккей в Ярославле, когда вы только начинали им заниматься?
— Был очень популярен. Как раз команда стала подниматься по лигам, но не могу сказать, что был сильно вовлечён в просмотр. Стал чаще ходить после того, как во время локаута в 1994-м команда «Звёзды России», где были Могильный, Фёдоров и Буре, ездила в турне по городам и приехала в Ярославль. Я был очень горд, что «Торпедо» было единственной командой, которая эту сборную обыграла, был на той игре, и это сподвигло меня на более частое посещение дворца.

— Как получилось, что стали именно центром?
— Бывало, я играл в защите иногда, но всю жизнь был центральным. Первый тренер поставил, и как-то так пошло, мне нравится больше эта позиция. Потом, когда уже стал подходить к первой команде, я играл с краю, молодым редко доверяют такую позицию, мне было достаточно комфортно. В моей профессиональной карьере не было большой разницы, с краю или в центре, в «Атланте» играл на фланге.

— У вас пас на «золотой» гол в финале МЧМ-2002. Помните этот момент?
— Да, я выиграл вбрасывание в тот момент, и Антон Волченков броском от синей забил победный гол.

— Что это вообще была за сборная, какими запомнились молодые звëзды других команд?
— Тогда был тренером Владимир Плющев, мы играли контрольный матч, где решалось, кто поедет. Антон Волченков был чуть пораньше в команде, он забрал 13-й номер. В той игре, где решалось, кто поедет, он не играл, я взял 13-й номер, и наше звено забило три гола в первом периоде. Плющев нам сказал: переодевайтесь, можете больше не играть. 13-й номер на меня сильно повлиял!

У нас была отличная команда, ни про одну сборную не могу сказать, что были какие-то проблемы, приезд туда — это смена обстановки, позитивные эмоции. Ребята были все знакомые, мы пересекались по первенству Москвы, отличная атмосфера была. Среди соперников запомнились Спецца у канадцев и точно помню Гудлера у чехов, а больше никого по фамилиям не вспомню. Финал — память на всю жизнь, и на день рождения пресс-атташе дарил VHS-кассеты с матчами.

— Почти сразу же удалось начать карьеру в двух чемпионских командах. Насколько было велико влияние ветеранов типа Андрея Коваленко?
— Не только Андрея, но и Дмитрия Красоткина, и Владимира Самылина — ребят, которые носили литеры на груди. Все ребята постарше имели большое влияние, но не в плане какой-то дедовщины, всё было очень адекватно. Просто после Петра Ильича Воробьёва и пятилетки оборонительного хоккея, когда пришёл Вуйтек, он дал побольше свободы, эти ребята были связующим звеном и контролировали, насколько много свободы можно было себе позволить.

«Перед сном подошёл тренер и сказал: «Собирайся, едешь на Олимпиаду»

— Серию с казанской «дрим-тим» в 2005-м хорошо запомнили?
— У меня в карьере была ещё серия, когда в 2011-м обыграли с «Атлантом» СКА. Что у Казани, что у СКА, что у «Динамо» первых сезонов КХЛ было большое количество индивидуально сильных игроков, которые не стали командой. Они работали на 100%, а соперники были готовы на 120-130%: у них не было такого количества мастерства, но желанием это перекрывалось.

Старались не дать разыгрывать много шайбу, в открытом хоккее у нас было бы меньше шансов. Но у нас тоже была команда не ноунеймов — были Алексей Яшин, Николай Антропов, который «Ак Барсу» не подошёл. Он тогда перешёл к нам и сыграл большую роль, наверное, у него были реваншистские настроения. У нас была хорошая команда, просто по сравнению с казанской — мы не соответствовали их уровню мастерства, однако за счёт правильной игры и более чёткого выполнения задания, более высокой мотивации смогли победить.

— Помните ли свою реакцию на попадание на Олимпиаду-2006, когда вас предпочли звездам НХЛ?
— Не буду переоценивать свои заслуги, для меня это было большим приятным сюрпризом. Я был готов играть в любой роли, здесь больше сложились обстоятельства: в четвертьфинале Женя Малкин получил удаление до конца матча. Когда принималось решение о приглашении игрока, им нужен был центральный на одну игру и на другую — крайний.

Стоял ограниченный выбор, не поехали на Олимпиаду Зарипов — Зиновьев — Морозов. Не думаю, что я был лучше их в тот момент, но ситуация сложилась таким образом, что, наверное, именно тогда мой функционал был полезнее для команды. Однако, как показала практика, немного я пользы принёс (смеётся).

— Каково это было вообще — ехать на турнир с чувством, что там можешь и не сыграть?
— Там не так было. Мы с «Локомотивом» проходили сборы в Швейцарии, у нас была тренировка, вечером на ужине смотрели как раз тот четвертьфинал. Стали убирать со стола, готовиться ко сну, подошёл кто-то из тренеров и сказал: «Получили звонок, иди собирайся, выезжаешь туда». Однако я приехал за день до игры, не было так, что из машины прямо на лёд вышел.

— Как объяснить те 0:7 в медальных матчах? Команда так перегорела после Канады или не хватало глубины из-за дисквалификаций?
— Очень много эмоций потратили на игру с Канадой. Возможно, для многих она была скрытым финалом, у соперника был очень сильный состав, после этого могла быть расслабленность в моральном плане — именно в моральном, а не в физическом. Были моменты, что здесь не реализовали, там не реализовали, думали: «Мы же были лучше Канады, создадим ещё и забьём».

— Какими запомнились молодые Овечкин и Малкин в сборной?
— Овечкин в то время был в плане эмоций похож на Радулова, такой сгусток энергии на льду, у которого присутствуют очень высокое голевое чутьё и мастерство. Это была страсть к игре, которая заряжала и партнёров, давала дополнительную энергию. Женя играл в центре, и он больше конструировал игру звена, больше играл с шайбой и брал на себя. Перед Олимпиадой мы играли на этапе Евротура в Москве, уже там было такое ощущение, что Женя — единственный хоккеист, а остальные с озера пришли шайбу погонять.

— Как проходил домашний ЧМ-2007?
— Обидная ситуация, была отличная команда, домашний турнир, вокруг всего этого создавался ажиотаж, полные трибуны, много знакомых, в этом плане всё было супер. Неприятно было пережить этот момент, ничего не поделать, но завоевали бронзу. Был неприятный момент с поражением в полуфинале, однако собрались и какие-то медали завоевали. Но той команде по силам было побороться за золото.

«Самый эмоциональный момент, связанный с тренером — когда Ржига ничего не сказал»

— Три года вы провели под руководством Владимира Вуйтека. Что было важнейшим, что смогли у него перенять и чему смогли обучиться?
— Не скажу, что он чему-то учил, у него такая философия — хороших игроков не надо ограничивать, а надо давать больше возможностей проявить себя, не загоняя в рамки. В «Локомотиве» этот инструмент сработал, потому что он наложился на прошлую пятилетку, а в «Динамо» такого эффекта не было. Там собралась сильная команда, возможно, не хватило сильного лидера в раздевалке, хотя у нас был Даня Марков, человек с большим авторитетом, Вадим Епанчинцев. Хватало людей, которые могли это сделать — хотя по составу команда была очень сильной, но не было именно команды, просто много хороших хоккеистов.

— Про то напичканное звёздами «Динамо» тренер Сергей Котов сказал, что устал заставлять их работать. Всё ли было так плохо с обстановкой внутри?
— Не было какого-то напряжения с тренерским составом, просто звёзды между собой не могли договориться: один хотел вот так играть, второй — по-другому, а третий — точно так же, как первый. Эта ситуация не разрешалась, не было человека, который бы сказал: «Ты играешь вот так, а ты — так». Это немножко отдавалось на решение внутри команды, но эти вопросы не решались, лидеры не могли договориться между собой.

— Недавно тренер того состава Сергей Стариков назвал Гудлера «редкостным наглецом». Каким вам запомнился звёздный игрок?
— Безусловно, это очень талантливый и мастеровитый игрок, который приехал в «Динамо» после двух финалов Кубка Стэнли, играл заметную роль в «Детройте». Однако в большом количестве моментов он требовал к себе немножко другого отношения, не как ко всем, это было видно со стороны. Опять же: если это идёт на пользу команде, то на это закрываются глаза, но тогда на пользу не шло.

Он набирал очки, создавал моменты, делал ассисты. Мы играли на тренировке, он говорил: «Я встану вот здесь и на одном месте буду стоять, вообще не двигаться», рядом с воротами. Просто стоя на одном месте, он забил четыре гола и отдал четыре передачи. В этом плане была продуктивность от него, но в игре он мог участвовать в двух голевых моментах и три результативные атаки пропускал. Эффективность его личных действий была высокой, а командная — не настолько.

— Другой чешский тренер в вашей карьере — Милош Ржига. Как он выжал максимум из «Атланта»-2011?
— Совершенно другой человек, нежели Вуйтек. Ржига был одним из самых сильных тренеров-психологов в моей карьере, он крайне тонко чувствовал каждого игрока. Его визуальная эмоциональность была всегда направлена в сторону соперника или судей, но никогда на своих хоккеистов. Я больше себя съедал за ошибки, а он не говорил ни слова. Максимум — мог просто посмотреть, мы встречались взглядами, он кивал, и я всё понимал.

Не могу сказать, что он был супертактиком, но мог создать атмосферу в команде, у нас были и Марек, и Мозякин. Тот же Марек тоже был непростой человек, в каких-то моментах тоже мог хотеть особого отношения к себе. Ржига здесь настраивал атмосферу самолично, и все были довольны: и звёзды, и остальные. Кто-то какие-то игры не играл, но он мог это объяснить и донести. Важно, чтобы все были довольны в команде и не было обид. Он один из сильнейших тренеров-иностранцев в КХЛ в этом плане.

— А вспомните момент, как Ржига мог настроить конкретно вас?
— Самый эмоциональный момент в моей карьере, связанный с тренером, был тогда, когда он вообще ничего не сказал, и это меня мотивировало настолько! Мы играли серию со СКА, это была седьмая игра, за 2:30 до конца при равном счёте Пётр Пруха подбирает шайбу за воротами, и так получилось, что он опустил голову, а я пошёл делать силовой. Вышло не очень чисто, мне дали «5+20». Мало того, что я ушёл, так команда играла пять минут в меньшинстве.

Я не находил себе места, не мог смотреть хоккей. Когда всё закончилось хорошо, перед следующей игрой с «Локомотивом» он мне ничего не сказал по поводу этого момента. Журналисты и многие другие мне высказывали негатив за это, однако для меня было важно, как тренер к этому отнесётся. Милош перед игрой включил этот момент в мотивационную нарезку, и я понял, что он намекнул, что не надо так делать, но он не злится. За счёт этого я хотел доказать, что всё понял, всё исправлю.

«У родителей дома до сих пор хранится какой-то контракт с «Вашингтоном»

— В СКА после того сезона уходили вслед за Ржигой?
— Да, он позвал.

— Почему та команда проиграла 0-4 в финале Запада «Динамо»? Повлиял камбэк соперника в первом матче серии?
— Думаю, он сыграл ключевую роль, оказав разрушающее действие. Психологически мы рассчитывали, что первую игру забрали, стали готовиться дальше, ослабили хватку, и тот камбэк застал нас врасплох. Я помню, уже когда играли в Москве, там не забивались голы после поразительных розыгрышей, где любой человек, мало-мальски стоящий на коньках, попадал бы в ворота. Нехватка концентрации в таких моментах накапливалась, как и нервозность, появлялись претензии друг к другу.

— Джон Торчетти из ЦСКА кажется сейчас фигурой скорее комической. Почему у него не вышло в России?
— Думаю, он не понял местный менталитет. Он хотел всё через свободу и через доверие, не всегда так работает в России. Сейчас это движется ближе в сторону профессионализма, а тогда это мешало ему. Он делал что-то и ждал одного эффекта, а тот получался противоположным, не все ребята воспринимали эту ситуацию. Он не смог перестроиться к менталитету нашего человека, найти правильный подход.

— Нет ли чувства недосказанности от завершения карьеры в 33 года?
— Да, закончил я в связи с достаточно серьёзной травмой, которая не заживала, где-то полгода ушло на восстановление. Конструкция, которую мне устанавливали, не приживалась, через шесть месяцев её вынули, и всё вернулось к изначальному результату. Проанализировав момент получения травмы, я понял, что мог избежать её: просто надо было сыграть чуть иначе, поднять плечо. Осознал, что уже медленно всё делаю, и понял, что пора (смеётся). Хотелось бы закончить на более восторженной ноте, с каким-нибудь кубком.

— Так и не сыграли за задрафтовавший вас «Вашингтон». Были ли вообще варианты с переездом за океан?
— Были, у меня дома где-то у родителей хранится какой-то контракт. Варианты были, но я не решался, хотел здесь зарекомендовать себя, чтобы в случае возвращения сюда не пробиваться заново, а было место, куда вернуться. В то время в Ярославле, если не ошибаюсь, сменилось восемь тренеров за четыре года, как-то я думал, что надо зарекомендовать себя с этим, этим, тем, и упустил момент.

— Интересная строчка в вашей биографии — сразу три Кубка Шпенглера в разных командах. Трижды встречали Новый год в горах или на борту самолета?
— Все были разными. С «Динамо» встречали там и летели на следующий день, а два было в самолёте. Это был интересный турнир, не скажу, что мы там сильно развеивались — приезжали на четыре игры за пять дней. Возможно, не было сильного давления, но, когда выходишь на лёд, нет отношения «проиграю — ничего страшного», ты прикладываешь максимальные условия. Никаких лыж и горок не было, это запрещали, с утра раскатка, вечером — игра.

«Раньше перед сном можно было посмотреть сериалы, а сейчас ты смотришь хоккей»

— Как вы пришли в скаутинг?
— Был момент, когда образовалась КХЛ, то очень много ребят стало оставаться, в России выросли зарплаты, команды НХЛ стали меньше драфтовать русских и стараться выбирать тех, кто приедет. За семь-восемь лет многие команды уволили русских скаутов и стали меньше смотреть в эту сторону. С течением времени всё стало меняться, зарплаты стали падать. Плюс был эффект от Бобровского, Панарина, которые приехали незадрафтованными, и команды НХЛ снова обратили внимание на русский рынок.

Командам снова понадобились русские скауты, многие команды в это время стали заново их искать. Я точно знаю, что, когда «Миннесота» искала человека, который может помогать, они советовались с Торчетти — он работал в фарм-клубе, какое-то время был и. о. главного тренера основы. Они узнавали у него моё резюме, что я за человек.

— Проходили ли какое-то обучение, давал ли кто-то советы?
— Обучения не было, это процесс анализа, просмотра и сопоставления каких-то данных. В первый год мы стали разговаривать с европейским скаутом, и он сказал, что не надо подстраиваться под нас, надо смотреть и говорить то, что ты видишь. Сначала не понимал, на что смотреть, но скаутская деятельность — это постоянное обсуждение игроков и игровых моментов 24/7. Раньше перед сном можно было посмотреть сериалы, а сейчас ты смотришь хоккей или пару игроков, это образ жизни уже. Ты накапливаешь информацию, общаешься с другими, что-то подсматриваешь и подслушиваешь. Это самообучение.

— Как проходит ваша обычная рабочая неделя? Сколько матчей и в каких лигах вы смотрите?
— Я сам себе составляю расписание, не подстраиваюсь под какие-то моменты. Разные недели есть, всё зависит от интенсивности игр. Была неделя, где я два дня провёл в Казани, на следующий день улетел в Пермь, из Перми на машине поехал в Челябинск, где провёл два дня. После этого прилетел в Москву, на следующий день уехал в Ярославль, вечером вернулся, посмотрел на следующий день игру в Москве, на следующий день ещё раз съездил в Ярославль и вернулся.

Бывает и такое время, а на прошлой неделе не было больших разъездов. Москва — удобная локация, многие команды можно поймать здесь. Моя задача — помочь с драфтом, в этом году я смотрю за игроками 2005 года рождения или поздними 2004 года рождения. В каких лигах они играют, за теми и следим, здесь привязка к игрокам. Надо просмотреть в среднем пять-шесть игр в неделю живьём.

— Какое количество игр нужно просмотреть, чтобы дать полный отчёт на интересующего игрока?
— Нет определённого числа, что ты просмотрел — и всё. Игрок — как пазл, я раньше не понимал, зачем смотреть пятый, шестой, 10-й разы одного и того же игрока, потому что он сильно не меняется. В свой первый год просматривал одного из наших игроков, выбранных в первом раунде: было заметно, что это человек с высоким индивидуальным мастерством, и не сказать, что что-то сильно менялось. Повторюсь: игрок — это пазл, чем больше его смотришь, тем больше маленьких кружочков можешь сложить.

Рамку этого пазла можно составить за две-три игры, а более доскональную картину — тут у кого как. Допустим, ты смотришь игру, и человек забил три гола — было бы странно оставлять негативное мнение о нëм. Но потом, допустим, проходит ещё 10 игр — и у него идёт 0+0, 0+0… Ты должен оценить: была ли первая игра вспышкой и он показал свой настоящий уровень потом или, наоборот, эти игры были спадом.

— Можно ли составить полное мнение по хоккеисту на основе видео или обязательно его изучение вживую?
— Когда были на мемориале Глинки, там стадион — высокая чаша. Мы сидели высоко, и в той точке, откуда смотрели, один игрок очень быстро перебирал ногами, и мне казалось, что он очень быстро катается. Через два месяца в России я сел около уровня льда и в плоскости смог посмотреть, как он перемещается — и оказалось, что он медленно катается.

Живые просмотры обязательны, хотя бы первые моменты ты должен увидеть, физические кондиции, технику катания, владение шайбой. Потом, наверное, можно «досматривать», если игрока ты знаешь, но считаю, что живые просмотры обязательны, и лучше с разных точек, они составляют разную картинку. В идеале надо всё это скомпоновать.

— Является ли ваше мнение по игроку финальным для клуба?
— Я бы хотел так думать (смеётся), но в любой организации это достигается заслугами и опытом работы. Я слышал, что Хокан Андерссон, который выбирал Дацюка и Зеттерберга для «Детройта», чуть ли не единолично принимал решения, его мнение было непререкаемым. Однако это было после того, как он сделал эти выборы, и здесь всё зависит от генерального менеджера, насколько он видит эффективность твоей работы, последнее слово всегда за ГМ.

– Какая ваша зона ответственности в «Миннесоте»? Только российские лиги или по видео просматриваете иностранные?
— Я смотрю других топ-игроков, которые могут выбираться в первом раунде. До ковидных ограничений мы видели их на Глинке, ездили на европейские турниры. Это очень важно, ты должен сравнивать хорошего игрока с другими. Когда мы разговариваем с тренером команды, практически всегда на вопрос о каком-то игроке ты получаешь ответ «супер-супер-супер». Но он не видит общую картинку, я согласен, что среди тех, кто у него есть в команде, он может быть супер. А если посмотреть по всей лиге, по нескольким лигам или даже континентам? Скаутинг — это всё про сравнение, одного игрока с другим, третьего с четвёртым и первого с четвёртым, поиск того, кто и где в каких моментах сильнее и лучше.

«Перед драфтом готовится список на 100-120 человек»

— Как часто проводятся встречи скаутов клуба? Изменил ли ковид процесс общения с высшим менеджментом?
— В доковидные времена четыре раза в год у нас были встречи — в сентябре в лагере, потом в январе на отметке половины сезона, потом финальное собрание и сам драфт. Я был на драфтах в Далласе и Ванкувере, присутствовал за столом клуба и участвовал в обсуждениях. В первый день заканчивается первый раунд, все идут в комнату обсуждений у себя в гостинице, до самого последнего момента идут споры.

— Как вообще проходит принятие решений за столом клуба на драфте?
— За столом не происходит обсуждения игроков как такового, нет времени. Там генеральный менеджер с главным скаутом могут обсуждать, хотим ли мы сделать обмен, что готовы отдать за этого игрока, готовы ли подвинуться. Обычно клуб составляет список на 100-120 человек, всем раздают этот список, ты сидишь: назвали фамилию — вычёркиваешь.

По списку ты закрашиваешь и вычёркиваешь фамилии, когда выбор доходит до тебя, ты смотришь, кто самый высокий незачёркнутый игрок, и дальше уже генеральный менеджер принимает решение, хотим мы взять его или нет — или может поменять пик. За столом обсуждаются в основном трейды.

— Как вы на самой церемонии общались с русскими, которых клуб уже выбрал?
— Большинство игроков уже на стадионе присутствуют, в первом раунде игрок выходит на сцену, фотографируется, получает джерси, потом за столом знакомится за всеми. Где-то час-полтора после этого у него интервью, фотографирование, активности какие-то. Все наши игроки тоже подходили, приветствовали друг друга и дальше уходили. Во дворце есть командная ложа, куда игроки собираются после фотосессии, и после драфта там всё уже более близко — приходят родители, агенты, подруги или даже жёны. Там может происходить обсуждение каких-то ближайших планов на лагеря, но это всё равно первое знакомство.

— Как часто сейчас держите контакт с парнями, которых клуб уже задрафтовал?
— У нас чёткая градация: после драфта они переходят на следующую ступень, к тренеру по развитию, и он уже больше следит за их играми и состоянием. Не могу сказать, что сильно контактирую, поздравляю с праздниками или с хорошей игрой, могу выступить в качестве переводчика. Это уже не совсем моя ответственность.

— Вы следили за большим количеством молодых игроков. Что чаще всего мешает им полностью раскрыть свой потенциал?
— Если мы берём игроков, за которыми следим, то это игроки с большим талантом и базовыми навыками, и у таких игроков самая большая проблема — дисциплина и рабочая этика. Если мы берём человека с отличным характером и дисциплиной, но недостаточно мастеровитого, то у него не так много шансов за счёт характера проявить себя.

— Редко увидишь, что хоккеист закончил математическую школу и защитил диссертацию (тема «Математическая статистика в командных видах спорта». – Прим. «Чемпионата»). Как она помогает вам в работе?
— Многие команды, и наша в том числе, переходят на продвинутую статистику, пытаются найти какие-то подсказки и закономерности там. Не скажу, что это то же самое, чем я занимался, но понимаю механизм этих действий. Мне это помогает, потому что большой объём информации надо анализировать, идёт огромный поток цифр продвинутой статистики, который надо систематизировать. Думаю, мне чуть-чуть легче после этого, однако не думаю, что другие команды стоят на месте.