На просьбу о личном интервью золотой медалист чемпионата мира по скелетону в Санкт-Морице Александр Третьяков откликнулся почти без раздумий, даже не поинтересовавшись, сколько необходимо уделить на него времени, что со спортсменами такого уровня перед важными стартами случается весьма редко. «Приходите вечером ко мне, поговорим», – скромно улыбнулся он, вернувшись с очередной тренировки в компании партнёров по сборной.
«НЕМЦЕВ СБРАСЫВАТЬ СО СЧЕТОВ НЕЛЬЗЯ НИКОГДА»
– Александр, минула неделя с того дня, как вы впервые стали чемпионом мира. Что чувствуете в новом для себя статусе?
– Не могу сказать, что почиваю на лаврах. Уже остыл. Во всяком случае, эмоции улеглись. Даже складывается впечатление, что этого и не было вовсе. Готовлюсь спокойно к домашнему этапу Кубка мира. Словом, голова забита другим, живу завтрашним днём. У нас хоть и не игровой вид спорта, но соревнования каждую неделю в сезон – поэтому спокойно провожу анализ этапа, разбираю ошибки и двигаюсь вперёд. Ну а титул есть титул, он никуда от меня уже не денется (улыбается).
– Несмотря на то что эта медаль особенная, можете сравнить её с каким-то другим достижением в карьере?
– Вряд ли. Хотя каждая медаль и приятна вне зависимости от того, где она была завоёвана, но эмоции безусловно разные: Кубок мира – одно, первенство планеты – другое, Олимпийские игры – третье.
– Многие поспешили заявить, что золото Санкт-Морица стало своеобразной расплатой за проигранный Кубок мира Дукурсу. Согласны с данной сентенцией?
– Это абсолютно разные соревнования. Конечно, я рад, что проехал быстрее Мартинса на чемпионате мира. Такие победы важны прежде всего с точки зрения психологии – они придают уверенность в собственных силах.
– А вообще, если отбросить формальности, можно ли утверждать, что Мартинс ныне ваш единственный серьёзный соперник?
– Скорее нет, чем да. Немцы всё-таки тоже сильны, просто в последнее время немного сдали позиции. Их сбрасывать с прицелом на Игры в Сочи точно нельзя, они все талантливые, с упором на технику.
«КТО ЛУЧШИЙ СКЕЛЕТОНИСТ В МИРЕ? МАРТИНС ДУКУРС!»
– А если оставить в стороне сантименты, кого лично вы считаете лучшим скелетонистом планеты на данный момент?
– Мартинса. Взгляните на нынешний Кубок мира – он выиграл почти все этапы, пусть и в упорной борьбе, но выиграл. Да, я чемпион мира и никогда рук не опускаю, но если быть честным, то пока сильнейший он. К тому же Дукурс отличный раздражитель в хорошем смысле этого слова – приходится работать над собой и тянуться за ним.
– Недавно вы обмолвились, что ваши отношения с Дукурсом носят товарищеский характер. Можете пояснить, что имели в виду?
– Когда ты общаешься с человеком на протяжении нескольких лет, вместе тренируешься, соревнуешься, посещаешь одни и те же мероприятия, иначе и быть не может.
– Но так можно сказать почти о каждом пилоте в туре.
– Да, вы правы.
– Поставлю вопрос иначе. Вам никогда не хотелось снять трубку, набрать Мартинсу и предложить пропустить бокал вина или пива и поговорить за жизнь?
– Так чтобы специально – нет. Если хочу посидеть поболтать, то собираемся с ребятами по команде. Мне этого общения хватает вполне. На сторону ходить не люблю (хохочет).
– С конкурентами лбами не сталкивают в связи с такой преданностью?
– Я толерантно отношусь к конкуренции и всем её производным. Что касается шумих с напылением и прочими техническими моментами, безусловно, иногда это мешает сосредоточиться.
– Бытует мнение, что в скелетоне от коньков зависит куда меньше, нежели в бобслее?
– Это так кажется. Просто цена ошибки отражается на времени куда больше. Можно здорово пилотировать, но если неправильно подобрать коньки для саней или у тех будут проблемы с аэродинамикой, то даже идеальные траектории не помогут.
«ГЛАВНОЕ — ПРИЗЕМЛЯТЬСЯ НА САНИ КАК МОЖНО МЯГЧЕ И БЫСТРЕЕ»
– В свете последних событий не могу не поинтересоваться, сколько у вас пар коньков?
– На самих соревнованиях опробовал три пары в нынешнем сезоне. Есть несколько тренировочных комплектов. У нас же тренеры немцы – они постоянно что-то подвозят, тестируют.
– Всем известно, что у немцев своя мастерская-лаборатория, где они производят и испытывают коньки. У вас не было желания, учитывая свой статус в мировом скелетоне, обратиться к президенту ОКР или даже страны, чтобы и у нас появилось нечто подобное?
– Хорошую идею подали. Задумаюсь. Действительно, нам не помешало бы. Тем более если найдутся энтузиасты, мастера своего дела. Возможно, и сани тогда начнём сами производить в том числе.
– К слову о санях, некоторые предпочитают сани с каркасом, некоторые без – какие ближе вам?
– Это сугубо индивидуально. Каждый подстраивает сани под себя. На моих нет ничего лишнего, если вы заметили, а ручки внизу, так удобнее.
– А каркас у тех, кто боится выпасть?
– Никогда не задумывался и не спрашивал, если честно.
– Кстати говоря, приземление после разгона не менее важная составляющая. Как правильно нырять в сани?
– Разумеется, главное сделать это как можно мягче и быстрее. Причём не абы как – сначала желательно положить плечи, а потом уже ноги. Во всяком случае, это наиболее безопасный вариант.
– Тренерская «накачка» при приземлении вряд ли помогает, а как насчёт дистанции?
– На трассе ты пытаешься сосредоточиться. К этому моменту заряд от наставника уже получен. Какой? Бывает по-разному, иногда и парочка крепких слов требуется.
«В ДЕТСТВЕ УВЛЕКАЛСЯ АРХЕОЛОГИЕЙ»
– Несмотря на то что вы являетесь одним из ведущих скелетонистов в мире, о вас мало что известно широкой публике.
– Родился и вырос я в Красноярске, там же живу и учусь сейчас. Наверное, был обычным ребёнком, разве что археологией увлекался. В старших классах записался в секцию бобслея. Оттуда уже проторил дорожку в скелетон. А всё благодаря тому, что я очень быстро бегал.
– То есть специализировались на коротких дистанциях и вас заприметили?
– Занимался лёгкой атлетикой, хотя специализации как таковой не было. Ходил в секцию, как и все. Был ли хорошим спринтером? Нет, скорее средненьким.
– Средненьким? И это заявляет человек, у которого лучший разбег в пелотоне?
– Одно дело бежать по дорожке, а другое дело по льду. Кроме того, стартовать нужно не из колодок, и трасса имеет наклон. Словом, влияющих на скорость нюансов более чем достаточно. Да и потом, мои нынешние показатели – результат многолетних тренировок на «эстакадах».
– Сколько уделяете времени разбегу на тренировках?
– Одна сессия длится часа полтора. За это время можно совершить до 15 попыток. Но это исключительно отработка старта. Чтобы вы понимали, «эстакада» – это фактически обычная стартовая прямая, в конце которой небольшая горка для торможения.
– Чем увлекались в детстве помимо археологии?
– Историей. Я и сейчас стараюсь не упускать возможности, узнать что-то новое. Порой зачитываюсь некоторыми произведениями. Наверное, если бы не скелетон, выбрал эту профессию. Сейчас уже, наверное, поздно учиться, хотя кто знает.
– Раз уж добрались до литературы, поведайте, какое произведение тронуло из последних?
– «Древняя Русь и великая степь» Льва Гумилёва. Очень увлекательная и эмоциональная книга, написанная прекрасным языком.
– А вообще много читаете?
– Времени хватает. Во время сборов и перелётов предпочитаю погружаться в литературу. Тем более что у меня книга электронная, много места не занимает. Естественно, не одну историю тоннами поглощаю, но и фантастику, приключения, детективы.
– Уникальным себя не считаете в этом плане по сравнению с остальными?
– Нет, абсолютно. У нас вся команда читающая. Причём не время от времени, а постоянно.
– Не было желания устроить совместные чтения, к примеру, «Илиады» Гомера?
– Нет (смеётся).
«ТЕРЯЛ САНИ В ЖЕЛОБЕ ВСЕГО ТРИЖДЫ В КАРЬЕРЕ»
– Помните свои впечатления после первого спуска на санях?
– Смутно. Естественно, всё было в диковинку. Ничего не понимал, где успел – подрабатывал ногами, где нет — ошибался. Это уже после того, как появляется опыт, начинаешь понимать, где, что и как лучше делать.
– Страшно было?
– Конечно, как без этого. Всё мелькало перед глазами, дыхание затаилось.
– Объясните простым смертным, как на такой скорости можно вообще контролировать, что происходит на трассе и правильно входить в повороты.
– Это исключительно тренировки. Чем их больше, тем быстрее привыкаешь. Причём перед началом каждого сезона примерно одни и те же ощущения. Даже когда умышленно сбрасываешь скорость, чтобы мозг всё вспомнил, порой бывает тяжеловато с непривычки. Это всё следствие отсутствия практики. Но через пару дней «перезагружаешь» программу, включаешь автопилот и приходишь в норму (улыбается).
– Сколько раз сами падали, помните?
– С окончательной и бесповоротной потерей санок всего трижды, по-моему, а с «возвращением» хватало примеров. В Кенигзее на этапе Кубка мира недавно, к примеру, боролся за второе место и упал, но сумел каким-то чудом зацепиться за подиум, хотя думал, что окажусь за пределами десятки. Повезло, что это произошло на нижнем участке трассы, успел залезть обратно на «машину».
– Что испытываешь, когда понимаешь, что выпал из седла?
– Смешанные чувства. Быстрее бы остановиться уже и выбраться из жёлоба.
– Что главное, если теряешь контроль над санями, как остаться целым и невредимым?
– Срабатывает инстинкт самосохранения. Группируешься, как правило, пытаешься уберечь голову. Многое зависит ещё и от того, в каком месте ты перевернулся. Но сообразить ничего не успеваешь, всё происходит на рефлекторном уровне. Таким вещам сложно учить или объяснять – каждый случай индивидуален.
«ЛИЧНО МНЕ ПСИХОЛОГ НЕ НУЖЕН – УЖЕ КО ВСЕМУ ПРИВЫК»
– Вам скоро 28, повидали на своём веку многое. Поясните, зачем спортсмену такого уровня тренер, ведь мало того что вы сами после пары-тройки тренировок всё прекрасно понимаете, так ещё слишком многое зависит от интуиции?
– Взгляд со стороны никогда лишним не бывает. Подсказки наставника порой очень важны, даже если ты всё понимаешь. К тому же две головы лучше, чем одна.
– А психолог в команде, на ваш взгляд, нужен?
– Лично мне – нет. Я уже настолько привык ко всему за 10 лет, что меня вряд ли чем-то можно удивить. Знаю, как следует настраиваться, подводить себя к соревнованиям, абстрагироваться от мелочей. Что касается остальных, то им лучше знать.
– К вам партнёры по сборной подходят за советами?
– Случается, но не могу сказать, что часто.
– Складывается впечатление, что вы на редкость уравновешенный человек.
– Стараюсь, но иногда из себя тоже выхожу, не без этого. В жизни всё-таки разные ситуации случаются.
– Из-за чего переживаете чаще всего?
– Если вираж не покоряется на треке после нескольких спусков. Но стараюсь не расходиться – нужно, наоборот, успокоиться, абстрагироваться от проблемы, поговорить с тренером, а потом спокойно вернуться и смоделировать каждый метр поворота.
– Сколько планируете ещё гоняться?
– Сколько здоровье позволит. Если организм не будет давать сбоев, то постараюсь. Зарекаться, что, как тёзка Зубков, до 37-38 не уйду из большого спорта, не буду. Поживём – увидим.
– О карьере тренера задумываетесь?
– Нет. Пока с трудом себя представляю в этой ипостаси. Нужно же не только уметь объяснять, но и быть психологом, понимать, в какую минуту какие слова сказать. Мне кажется, что не всегда заслуженный гонщик может стать прекрасным тренером.
«ХОТЕЛ БЫТЬ АРХЕОЛОГОМ, ВЫУЧИЛСЯ НА ФИНАНСИСТА, А ЗАРАБАТЫВАЮ НА ЖИЗНЬ СКЕЛЕТОНОМ»
– Машину водите?
– Да.
– Позволяете себе лихачить?
– Нет, экстрима с лихвой хватает в скелетоне.
– Если отбросить скелетон, какой самый экстремальный поступок в своей жизни совершали?
– Имели места некоторые безумства, когда начинал ухаживать за своей будущей женой, но в пределах рамок (улыбается).
– Что вам запрещено в обычной жизни согласно контракту с федерацией?
– Не злоупотреблять алкоголем, вести себя вежливо и корректно. Ничего особенного, обычные правила приличия, которых придерживается каждый профессионал.
– То есть на горных лыжах кататься и мотоциклах гонять вам можно?
– В течение сезона нельзя, только по его окончанию. У нас же половина сборной бывшие горнолыжники, естественно иногда ребят тянет
покататься в своё удовольствие без запредельных скоростей.
– Заработок скелетонистов позволяет достойно существовать?
– Всё зависит от результатов, которые демонстрируешь. Если находишься в числе лучших, выигрываешь часто, финишируешь на подиуме, то грех жаловаться на жизнь, а вот начиная с третьего-четвёртого номера сборной уже всё не так радужно. Когда человек перестаёт пробиваться на чемпионаты мира, а его время далеко от совершенства, то оклад ниже среднего.
– Если бы у вас не заладилось со скелетоном, чем бы вы занимались сейчас, как думаете?
– Не знаю. Хотел быть археологом, выучился на финансиста, а зарабатываю на жизнь скелетоном.
«ПИКА ПОПУЛЯРНОСТИ СКЕЛЕТОН И БОБСЛЕЙ ЕЩЁ НЕ ДОСТИГЛИ»
– Скажите как финансист, бобслей и скелетон достигли своего пика популярности?
– Наверное, ещё нет. Хотя международная федерация в последнее время делает всё для того, чтобы сделать это. Возможно, массовому зрителю просто неинтересно наблюдать за тем, как мы ездим поодиночке. Вот если можно было бы запустить разом четыре боба по разным желобам и следить за ними, возможно, рейтинги бы выросли, но пока это всё из разряда фантастики.
– Сколько раз за последнее время вас сравнивали с путешественником Фёдором Конюховым?
– Постоянно (смеётся). Причём это ещё нормально, однажды Томас Платцер и вовсе назвал меня террористом. Но на самом деле все знают, что я спокойный и мирный.
– Вы весьма стеснительны, однако с прессой общаетесь в охотку. Это врождённое?
– Нет, скорее приобретённое. Открыт, потому как о нас и без того мало пишут, но раскрываться не люблю, ибо иногда слова исказят, выдернут фразу из контекста, и получается совсем не то, что я имел в виду.
– Не возникало желания после выхода интервью поговорить с журналистом?
– Это того не стоит. Просто в будущем несколько раз подумаю, прежде чем с человеком говорить.