— Максим, на ваш взгляд, уровень конкуренции в парном катании сейчас выше или ниже, если сравнивать с теми временами, когда вы сами катались?
— Конкуренция не стала меньше. Во главе поезда всегда было несколько пар. Как правило, это две пары, которые соревнуются между собой. Может, не совсем равноценные – одна чуть сильнее, другая слабее. Но уровень конкуренции остаётся высоким. И по-прежнему всё зависит от личностей. Именно сильные личности двигают спорт. Мы, например, соперничали с китайцами. Сейчас у Максима с Татьяной (Траньков и Волосожар. — Прим. ред.), если они катаются чисто, нет соперников. А если где-то ошибаются, то главными конкурентами становятся немцы. Плюс есть другие пары, которые тянуться за ними, и растут за счёт этого быстрее лидеров.
Но уровень конкуренции остаётся высоким. И по-прежнему всё зависит от личностей. Именно сильные личности двигают спорт. Мы, например, соперничали с китайцами. Сейчас у Максима с Татьяной, если они катаются чисто, нет соперников. А если где-то ошибаются, то главными конкурентами становятся немцы.
— А с чем связаны их ошибки в финале Гран-при и на чемпионате Европы?
— Из-за новых правил возросла психологическая напряжённость, потому что малейшая ошибка ведёт к снижению уровней в оценках. Плюс в программах очень много элементов ультра-си — подкрутки, выбросы и так далее, на которые трудно распределить внимание. Раньше концентрировались на прыжках, и если ты их делал, то всё остальное было уже не важно. Сейчас важен каждый элемент. И так как каждый старт отнимает очень много нервов, очень быстро наступает физическое истощение. Мы видели, что в начале сезона, когда не было напряжения, ребята выступали стабильно. А сейчас, когда накопилась усталость и нужно подтверждать своё лидерство, появляются ошибки на самых важных стартах. Поэтому, на мой взгляд, они связаны с большей психологической напряженностью.
— Несмотря на то что цена ошибки выросла, парное катание продолжает наращивать сложность – четверные подкрутки, выбросы. К чему в итоге это приведёт?
— Это приведёт к тому, что лидеры будут меняться довольно часто. Пока ты молодой, можешь выдерживать и нагрузки в силу физиологии, и травматичности меньше, потому что связки более эластичны. Да, мы будем видеть более сложные программы. Но при этом сам вид начнёт уходить всё больше в сторону спортивности и отрываться от того, чем сейчас занимаемся мы, от театральности. Раньше ценилась и спортивная составляющая, и образ. Дальше будет уход в сторону цирка. Будут трюки, которые вызывают восхищение, но не будет такого соединения спорта и искусства. На мой взгляд, это не очень хорошо. Если нужны трюки, можно пойти посмотреть прыжки в воду, батутистов, акробатов.
— Очередные издержки новой системы, которую вы также застали.
— Да, но мы не застали её в полном объёме. И здесь хочу заметить, что нестабильность спортсменов обусловлена ещё и тем, что постоянно меняются требования. Конечно, в ISU заинтересованы в том, чтобы менялись элементы и люди развивались. Но как спортсмен я могу сказать, что элемент становится твоим, когда ты его выполнил на соревнованиях самого высокого уровня, в условиях высокой психологической напряжённости. А сейчас только спортсмен привык к исполнению элемента, правила тут же меняют и нужно учить что-то новое. И если ты не умел гнуться вправо-влево, садиться на шпагат, не имеешь определённой базы, черпать её уже неоткуда. В итоге выигрывают спортсмены, у которых изначально была лучше базовая подготовка. Но сейчас всем нужен результат, и на него начинают натаскивать почти сразу. При этом теряется как раз тот самый базовый процесс. Исчезает систематичный подход, советская школа. Выигрывают спортсмены с лучшими природными данными. Школы уже не видно.
— Получается, следить за теми, кто соревнуется сейчас, вам не очень интересно?
— Возьмём чемпионат Европы: первые номера – это те люди, которые ещё застали ту систему обучения, а молодые пары хоть и делают элементы, но эстетической составляющей у них нет, и смотреть это неинтересно. Эти молодые спортсмены делают всё на уровни, выполняют правила, но красоты в этом нет. А красота – это внутреннее содержание, твоё восприятие, которое идёт от головы. И если нет этой базы, то учить этому спортсменов, которые выступают уже на высоком уровне, бесполезно. Люди изгибаются, прыгают, но мне смотреть на это неинтересно.
Сейчас важен каждый элемент. И так как каждый старт отнимает очень много нервов, очень быстро наступает физическое истощение. Мы видели, что в начале сезона, когда не было напряжения, ребята выступали стабильно. А сейчас, когда накопилась усталость и нужно подтверждать своё лидерство, появляются ошибки на самых важных стартах.
— Здесь ведь многое зависит от тренеров, что они вкладывают в спортсменов.
— Конечно, но чтобы показать лучший результат, нужно больше льда. А его не дают, потому что нет результата. Вот и всё – круг замкнулся. Тут либо должен быть суперталантливый педагог, либо суперталантливый спортсмен.
— У нас есть целая плеяда звёзд, завершивших карьеру, включая вас. Но мало кто решил заняться тренерской работой, хотя такая звёздность, наверное, могла бы дать какие-то привилегии, хотя бы со льдом.
— У нас не только нет привилегий, но и наша звёздность в какой-то мере является минусом. Если я приду на каток и захочу работать, мне никто ничего не даст. Во-первых, потому что на любом катке есть категория тренеров, для которых это заработок. Во-вторых, многие родители будут к нам относиться так – пришёл Маринин, Тихонов, Петрова, Ягудин, и сейчас они сотворят чудо. А его не будет, потому что тренер не волшебник, он указатель пути. Я могу сказать: «Ты сюда не ходи, ты туда ходи. Снег башка попадёт, больно будет». Мы не можем что-то сделать за спортсменов, всё зависит от его желания, трудолюбия, воспитания. Поэтому не столь важно, кто поначалу его тренирует. Если он вялый, без энергии, то тренеру не интересно его постоянно пинать. Это очень сложная работа.
Я вообще считаю, что тренерам, которые выводят спортсменов на международный уровень, нужно ставить памятник. Они настоящие герои. Чем я дальше от любительского спорта, тем отчётливее понимаю, насколько это трудно. Результат не гарантирован, а отдача физических и моральных сил огромна. Без любви к ученикам невозможно ничего создать. А это душевные силы, которые отнимают физические. И чем больше я на это смотрю, тем меньше хочется этим заниматься.
— Но старая тренерская гвардия – она же не вечна.
— Да. Но у нас каждый, кто занял свою нишу, держится за неё. Если тренер берёт себе помощника, это должен быть слаженный сбалансированный коллектив. Тут два варианта: либо работать в русле главного тренера, либо привносить что-то своё. Начинаешь привносить своё, от него начинают уходить ученики. В итоге конфликт, и команда распалась. А мы ещё такие спортсмены, в которых тренеры развивали индивидуальность, и не можем под кого-то подстраиваться, хотим сделать что-то своё. У каждого своё видение фигурного катания, поэтому мы обречены на одиночество.
— Вы являетесь представителем петербургской школы. Но сейчас многие спортсмены стремятся перебраться оттуда в Москву. Почему, там же свои прекрасные традиции?
— Деньги-деньги. После того как из Питера уехали Леонова и Траньков, всё стало очень печально. Конечно, у Алексея Николаевича (Мишина. – Прим. ред.) довольно большая группа. Они работают в «Юбилейном», и это отдельный мир. Москвина – это тоже отдельная категория. Но их также подогревали тренеры, которые работали с ними на одном катке – это и Великовы, и Павлова. Сейчас к Мозер от Великовых ушла их первая пара – Столбова с Климовым. А когда нет лидеров, у остальных пропадает планка, к которой нужно тянуться, и все закапываются в местечковых интересах. Всё превращается в школу первенства водокачки. Есть конкуренция, есть движение вперёд. Нет, всё встаёт.
Когда мы катались, нам таких зарплат не платили. Что заработал, на то и живёшь. Плохо выступил на соревнованиях, ходи голодный, без трусов. Поэтому приходилось шевелиться. А сейчас чего шевелиться — зарплата есть, с голоду не умрёшь. У нас как было? Хочешь тренироваться в Америке, давай. Но мы тебе ничего не дадим, в том числе и денег. Всё за свой счёт.
Конечно, Москва даёт больше возможностей для развития. Это и финансирование, и внимание к тренеру. Здесь больше катков, и качество их гораздо лучше. У меня ребёнок занимается в «Юности Москвы» на Ходынке. Когда я после него захожу в «Юбилейный», мне хочется плакать. Город вырастил столько чемпионов, а условия времён ленинградской блокады. Ужасно. Таких условий уже нет нигде. Это стыдоба. Но может, чем хуже, тем лучше. Потому что есть куда стремиться. Но это плохой вариант. Нельзя выезжать на одном человеческом факторе и морально-волевых. В Питере и так темно, что негативно сказывается на здоровье. Я это по себе знаю. Плюс такие условия. Когда у нас всё парное катание и конкуренция в этом виде было в стране, может, и можно было так работать. Но сейчас нет.
Вот и едут в Москву, где все вопросы можно решить напрямую. И финансирование намного выше. В Питере ты постоянно ходишь в спорткомитет и унижаешься, а они ничего сделать не могут, потому что всё отдают в федеральный бюджет. То есть они сначала деньги отдали, а потом просят их обратно. Поэтому пока Москва будет создавать условия, сюда будут стремиться спортсмены. Из Екатеринбурга, Челябинска и так далее.
— Вы сказали, что без конкуренции нет движения вперёд, но вы с Татьяной готовились отдельно и при этом стали олимпийскими чемпионами.
— Просто у нас было шило в одном месте.
— А сейчас таких спортсменов с шилом уже нет?
— Сейчас жизнь стала комфортнее. Когда мы катались, нам таких зарплат не платили. Что заработал, на то и живёшь. Плохо выступил на соревнованиях, ходи голодный, без трусов. Поэтому приходилось шевелиться. А сейчас чего шевелиться — зарплата есть, с голоду не умрёшь. У нас как было? Хочешь тренироваться в Америке, давай. Но мы тебе ничего не дадим, в том числе и денег. Всё за свой счёт. А за счёт чего ты там можешь жить, только за счёт того, что заработал на этапах Гран-при и чемпионате мира. Поэтому у нас всегда был стимул. А после Турина всем сделали хорошие зарплаты, жизнь спортсменов стала легче.
— В заключение несколько слов о грядущей Олимпиаде. Как оцениваете перспективы нашей команды?
— Сейчас больше хочется выдержать неделю молчания. Но как показал чемпионат Европы, команда у нас хорошая, молодая, перспективная. И мы все надеемся на то, что ребята откатаются достойно и родные стены им помогут.