Чаще всего после завершения карьеры спортсмены так или иначе остаются на орбите своего вида спорта. Идут в тренеры, работают функционерами, менеджерами, в отдельных случаях выбирают политику, чтобы продвигать спорт уже с государственной позиции. Тем интереснее история Аделины Галявиевой. Она родилась в Казани и начинала как фигуристка сборной России. Однако поиски подходящего партнёра в один момент увели её во Францию. Уже как французская фигуристка Аделина получила широкую известность. В дуэте с Луи Тороном Галявиева выступала на чемпионатах Европы и мира, становилась чемпионкой страны. И рассчитывала на большие свершения в этом олимпийском цикле.
Однако травма партнера и ряд других обстоятельств вынудили Аделину завершить карьеру слишком рано. Сначала ситуация выбила девушку из колеи, но затем Галявиева собралась и перевернула свою жизнь с ног на голову. Сейчас она завершает обучение в одном из самых престижных вузов Франции, который закончили многие президенты страны и сотрудничает с крупнейшими банками Европы. В большом интервью Аделина в подробностях поделилась своей историей о том, как начать новую жизнь, поразмышляла о разнице в подходе к образованию в России и Европе, а также высказала мнение о текущей ситуации в фигурном катании – от отстранения российских фигуристов до результатов суда по допинговому делу Камилы Валиевой.
- «Были моменты, когда я не понимала ради чего мне вставать с кровати»
- «В России многие дальше спорта ничего не видят – вот и остаются на подкатках и в шоу»
- «Нужен был план Б. Я хотела получать образование именно в Европе»
- «В этом олимпийском цикле мы бы имели шансы на медали на чемпионатах Европы»
- «С человеческой стороны невероятно жаль Валиеву. Не знаю, как человек может вернуться после этого»
«Были моменты, когда я не понимала ради чего мне вставать с кровати»
– Из фигурного катания перейти в мир экономики и бизнеса – это как минимум необычно. Насколько сложно было переходить из одной сферы в другую?
– Вообще, официально я карьеру до сих пор не завершила. Да и в принципе ментально подготовиться к тому, что нужно хотя бы рассматривать какую-то другую сферу деятельности вне спорта, было очень тяжело. Эмоционально это заняло у меня определённый период, потому что я ведь на самом деле не хотела завершать карьеру. Какое-то время действительно пыталась найти другого партнёра, попробовать ещё раз. Но в такие моменты нужно сделать для себя важный выбор: ты можешь пытаться встать в пару с кем-то, с кем не очень сильно хочешь кататься или не сильно веришь в успех. Просто чтобы продлить свой спортивный путь. Или попытаться найти новую сферу и сформировать новые цели.
У меня всё-таки были серьёзные амбиции, для реализации которых мне нужен был очень хороший партнёр. Все те, с кем я могла бы в теории достичь определённых высот, были уже в парах. Во Франции не было никого, мне нужно было уезжать или приглашать кого-то… Вставал бы вопрос, за какую федерацию мы будем выступать. Французы инвестируют в своих спортсменов серьёзные суммы так же, как и другие федерации. И никто никого легко отдавать не хочет.
– Вспоминается история с выкупом Бруно Массо Германией перед Олимпиадой в Пхёнчхане.
– Я слышала много версий на этот счёт, не могу знать наверняка, меня там не было. В моём случае тоже возникли бы сложности, при этом я не хотела бы терять просто так год на карантине, мне хотелось быстрых результатов, потому что ты не можешь просто выпасть на год. При этом людей, с которыми я могла бы сойтись чисто физически, по стилю и уровню катания, в принципе очень мало. Вот так и вышло — как бы я ни пыталась, что бы я ни делала – результата не было, и партнёра найти не удалось.
– А попыток найти партнера было много?
– Ещё бы. В какой-то момент я уехала в Америку, искала варианты там. Во время чемпионата мира 2022 года, который проходил во Франции, ходила и общалась с тренерами, прощупывала почву. При этом, знаете, мне же все тогда говорили, что я хорошая танцорша, что мне не нужно заканчивать, лучше продолжать кататься, они видят во мне потенциал. Я слушала и думала про себя: «Окей, вы меня поддерживаете, но дайте тогда мне партнёра хорошего, у вас же есть хороший партнёр…» Поддержка – это здорово, но тогда я хотела, чтобы мне помогли делом.
При этом возник ещё один неприятный нюанс. У меня были хорошие отношения с французской федерацией. Она нас здорово поддерживала с Тороном, мы в целом неплохо прогрессировали на национальном и международном уровнях и в 2021-м стали чемпионами страны, на нас явно делали ставку. И даже когда я осталась без партнёра, какое-то время мне очень хорошо помогала федерация. Только вот в конце 2022 года, когда напрямую попросила о помощи с поиском партнёра президента нашей федерации – будучи на тот момент одним из ведущих спортсменов в сборной – я не услышала в ответ ничего внятного. Причём тот же самый человек за год до этого звонил мне на личный номер и интересовался, как проходят тренировки. От такой смены настроений у меня возникло ощущение, будто меня выкинули, как мясо или даже отработанный материал. Это было тяжело пережить, всё-таки 22 года я отдала этому спорту, и ставить на всём точку, крест… Решиться было непросто.
– Многие спортсмены приравнивают завершение карьеры к старту новой жизни. И ощущают себя словно младенцы.
– Я думала над тем, как тяжело мне всё давалось в жизни, что не могу всё бросить и не пройти этот путь до конца. Я родилась не во Франции, не в Москве и не в Питере. В Казани не такие сильные традиции в фигурном катании, мне ничего на блюдечке не преподносили. Мой тренер в меня не верила, практически со мной и не работала. Уже в 14 лет я уехала в Нижний Новгород, где жила без родителей, потом — в Москву. В Москве мне все вокруг постоянно говорили, что я маленькая и что у меня не получится. И вот в 2014 году я уезжаю в Лион. Снова одна, непонятно, куда и зачем… При этом стоило только мне переехать, как у нас обваливается курс рубля. Мне надо было как-то выживать, а я даже языка толком не знала.
Этот период в жизни укрепил во мне стержень. Я какое-то время чуть ли не на четырёх работах параллельно работала, при этом тренировалась, училась. Язык учила сама, потому что на школу французского у меня банально не было денег. Но и не выучить его не могла, ведь язык нужен хотя бы для получения гражданства, да и в целом — как без языка, если я живу теперь в другой стране? И вот я разбиралась с документами, моталась между подработками и при этом как-то развивалась в спорте. Был момент, когда у меня вообще не было выходных. Вспоминаю до сих пор – еду на тренировку в субботу к шести утра, в 7:30 уже бегу на поезд, чтобы тренировать в другом городе, остаюсь там на ночь, чтобы на следующий день, в воскресенье, в семь утра опять начать тренировать. К обеду возвращалась домой, а в понедельник утром шла на свою тренировку. И так постоянно.
– То есть ключевой причиной тяжёлого морального духа стало чувство незавершённости, неудовлетворения итогами спортивной карьеры?
– Думаю, что так. При этом, как я потом узнала, периодически возникали какие-то партнёры, которые хотели бы со мной кататься. Как минимум были заинтересованы. Но при этом мой бывший тренер перенаправил их к другой девочке, более обеспеченной, которая готова была их спонсировать. Параллельно этот же тренер советовал мне не сдаваться и не заканчивать. Отлично.
Сложность была ещё и в том, что я настолько на тот момент погрузилась в спорт, что у меня почти все друзья, весь круг общения был из мира фигурного катания. И это был олимпийский сезон – все были сосредоточены именно на этом, и я их прекрасно понимала, не хотела лезть со своими проблемами в такой важный момент. А друзья не из сферы спорта, наверное, просто бы не поняли, насколько мне было тяжело, когда на глазах разваливается дело всей твоей жизни. Я смирилась с тем, что уехала, начала свой путь, хотела быть самостоятельной. И не хотелось говорить маме о трудностях, это было дискомфортно. Вот и вышло, что я осталась на тот момент будто бы совсем одна. Морально это очень тяжело пережить.
В тот момент мне также было очень тяжело учиться, не было сил вообще ни на что. У меня были такие моменты, когда просыпалась и у меня не было цели, чтобы хотя бы просто встать с кровати. Полностью сбился режим дня – я могла встать и в четыре утра, и в четыре вечера. Могла просто находиться в кровати на протяжении нескольких часов и просто смотреть в стену без телефона и книги. У меня не было ни причины, ни желания, ни ресурсов идти и что-то делать. Я лежала, и меня съедало это неудовлетворение, чувство несправедливости. При этом и поговорить ни с кем не могла. Самый тяжёлый момент в моей жизни.
«В России многие дальше спорта ничего не видят – вот и остаются на подкатках и в шоу»
– Как получилось выбраться из этого кризиса?
– Я понимала, что единственный человек, который сам меня сможет вытащить из этого состояния, – это я сама. В сложившейся ситуации мне оставалось только поступить, как Мюнхгаузен – самой вытащить себя за волосы из болота. Поворотным моментом, пожалуй, был тот самый чемпионат мира во Франции в 2022 году. Помню, как сидела на трибунах, смотрела на людей, с которыми соревновалась, которых обыгрывала год назад. И меня не покидало ощущение, что что-то не так, что я должна быть там, на льду… Но, видимо, в этот момент что-то во мне окончательно сломалось. Я поняла, что мне придётся, скорее всего, заново строить свою жизнь. Учиться как-то жить — хотя бы попробовать — без фигурного катания. И я взяла и резко улетела на Атлантический океан, чтобы сёрфить.
– Чтобы перезагрузиться?
– В том числе. Изначально думала, что это будет небольшой отпуск, что побуду там 10 дней и вернусь. Но в итоге осталась почти на полгода. За эти шесть месяцев узнала наконец-то, что такое «нормальная» жизнь! Хоть уже давно и не была подростком, попробовала то, на что не было раньше времени, сил, средств. Это были мои первые музыкальные фестивали, прогулки до ночи, студенческие подработки. Я жила сегодняшним днем. Всё, что было нужно – найти деньги, чтобы снимать пополам квартиру с моей соседкой, сёрфить по утрам или на закатах, ходить на танцы, устраивать посиделки у костра. Таким был тогда мой распорядок дня. И знаете — в кризисный момент уехать и поменять вообще всё – едва ли не лучшее решение, которое может прийти в голову. Многие назовут такое поведение безответственным, но для меня на тот момент оно было единственно правильным.
Затем я вернулась во Францию, всерьёз взялась за учебу. Правда, пробыла в Париже не очень долго, ко мне приехала мама и позвала отдыхать на Бали. А мне не нужно несколько раз такое предлагать (смеётся). В какой-то момент я так прониклась тем местом, что едва не переехала насовсем. У меня сформировался удобный и приятный распорядок дня: утром я ходила сёрфить, после завтрака садилась поработать в коворкинге. Там очень крутые коворкинги! И потом вплоть до вечера училась, была максимально продуктивной. И невольно лезли мысли в голову: зачем мне платить столько денег за жизнь в Париже, где нет ни океана, ни такого солнца? А тут я могу за день потратить € 15 и жить, ни в чём себе не отказывая.
Аделина Галявиева
Фото: из личного архива Аделины Галявиевой
– Цена круассана с кофе в центре Парижа.
– На самом деле, смотря куда ходить, места надо знать! Можно уложиться и на нормальный обед в Париже на такие деньги, не так всё плохо. Но суть верная. Вот я и начала раздумывать над переездом на Бали, однако всё-таки дала ещё один шанс Франции. Стала активно искать для себя стажировки в сфере финансов, на тот момент она мне была очень интересна. Прошла интервью в Credit Agricole, это очень крупный французский корпоративный банк. Это был полезный опыт, мне повезло с тьютором. Она прекрасно понимала, с кем работает – с человеком, который ещё год назад был на льду, а потом полгода сёрфил на Бали. Да и образования профильного у меня не было, я оканчивала политологию. Вот про политику могу легко и долго говорить, но когда тебе нужно говорить про банковские продукты, кредиты и прочее… Первое время я была явно не в своей тарелке.
Но меня здорово поддержала тогда вся команда, я быстро вникла, училась на лету. Затем меня отправили в ри́сковый департамент, в нём банк оценивает потенциальные проблемы при проведении транзакций, утверждает их или отклоняет. Нас было там двое стажёров, мы получили отличное портфолио, несколько раз меня брали на заседание с директорами банка или с клиентами. И я решила посвятить больше времени именно этой стороне работы. В прямой коммуникации с клиентами важны социальные навыки и стрессоустойчивость. Когда ты стоишь лицом к лицу с клиентом, у тебя нет права на ошибку. Собственно, как и в фигурном катании. Ты едешь на чемпионат и не понимаешь, что тебя ждёт. Так же и тут – ты не знаешь, какой у клиента к тебе будет запрос, при этом должен всё исполнить как следует. Иначе потеряешь его – ровно как я теряла баллы во время проката на льду. Но в этом есть свой кайф, адреналин, мне это правда нравилось.
– То есть легко удалось стать своей в мире бизнеса и найти подход к клиентам?
– В целом никогда не чувствовала проблем в общении с людьми, к тому же я говорю на трёх языках – это тоже плюс. Увидела интересную позицию – в Societe General, российские клиенты могут помнить его по Росбанку, сейчас они, правда, уже никак не связаны. Работа была в Монако, такой уже private banking, когда работаешь не с корпорациями, с которыми я работала до этого, а непосредственно с физлицами определённого уровня достатка и стиля жизни. И этот стиль жизни формирует весьма специфичные запросы в сервисе. Тут уже должны быть и инвестиционные продукты, и оптимизация налогов, и особое кредитование, операции с очень крупными суммами по разовым сделкам. Раньше я кредиты на яхты, например, не выдавала.
Решила попробовать, почему нет? В основном меня отправляли к русскоговорящим клиентам, всё-таки в Монако большое русскоговорящее комьюнити. В итоге я была единственным стажёром, который вживую присутствовал на встречах с клиентами. Некоторые клиенты даже со временем предпочитали работать со мной, нежели с банкиром, которому я ассистировала, так как та не говорила по-русски. Они обращались ко мне по не самым сложным техническим моментам, но сам факт такого контакта был мне уже приятен. Это знак признания от очень требовательных клиентов, показатель, что ты можешь ответить на их запросы. Прошло в принципе тоже всё хорошо, закончила я в конце февраля.
– Примерно тогда и пришло понимание, что сфера финансов – это то самое новое призвание в жизни?
– Мне было проще уйти из мира спорта в другую сферу, потому что всегда хотелось развиваться не только как спортсмен. Меня обижало, когда слышала стереотипы про спортсменов, не понимала, почему их многие считают недалёкими людьми. Хотя, по правде говоря, часто и сама встречала спортсменов, с которыми, кроме, собственно, спорта, и не о чем говорить. У меня и второе образование было никак не связано со спортом, это помогло хотя бы немного выйти из спортивного «пузыря». Увидеть, что жизнь многогранна.
К сожалению, в России спорт ценится больше, чем образование, многие люди дальше спорта ничего в своей жизни и не видят. Именно поэтому они остаются в подкатках, в шоу. Хорошо, если им это искренне нравится, но что вот, если нет? Я знаю многих людей, которые выбирают эту дорогу не сердцем, а потому что другой они просто-напросто и не видят. Мне всегда хотелось реализоваться в другой профессии, где нужно «размышлять», а не только делать… К тому же я замечала, что зацикленные только на спорте люди не очень-то понимают своё место в жизни. У них непонятно с чего развивается сильная эгоцентричность.
Всегда хотелось таким сказать: «Хоть ты и здорово катаешься, но ты тоже не людей спасаешь… Спустись с небес на землю!» Многим спортсменам тяжело найти себя в «нормальной» жизни, и могу предположить, что это из-за страха. Страха начать всё сначала, страха не достичь аналогичного успеха, как в спорте. Поэтому они остаются на льду и не задают себе лишних вопросов. Выбирают простую, понятную дорогу. Я не хотела повторять таких ошибок, поэтому будто сознательно искала для себя тернистый путь.
«Нужен был план Б. Я хотела получать образование именно в Европе»
– Как в вашей жизни появилась школа политологии во Франции? Трудно даже вообразить – действующая спортсменка сознательно идёт в институт политических исследований Парижа.
– Sciences Po и правда очень требовательный институт, здесь училась бо́льшая часть политической и дипломатической элиты Франции, включая президентов. Но всё началось, ещё когда я писала свой диплом в РГУФКе. Сидела над ним и думала, неужели хочу всю жизнь тренировать? Нет. Хочу сохранить хорошие воспоминания о спорте в качестве спортсмена, но, зная, как несправедлив может быть этот спорт и как тяжела работа тренера, мне не хотелось проснуться однажды и понять, что дело, которое я когда-то любила, стало ненавистной работой. Плюс ко всему, если говорить о практичной части, вознаграждение за тренерство редко восполняет те усилия, которые ты прикладываешь. И вот во время второго нашего с Луи сезона во время ковида я всерьез начала думать над тем, как строить свою жизнь после спорта.
Опять же, начался ковид, и нас вытащили со льда и заперли на 52 дня по домам. Это был знак судьбы: «Аделин, а ты понимаешь, что спорт может закончиться в один день?» Так в итоге и вышло. Нужен был план Б. Я смотрела на своего партнёра, который на тот момент оканчивал бизнес-школу, и начала искать для себя университет. Хотела получать образование именно в Европе, всё-таки образование в России меня очень сильно расстроило, скрывать этого не буду. Причём в Казани ещё были хорошие преподаватели, больше меня расстроила Москва. Но и сама система образования в России – мне она не близка. Не нужно в голову вдалбливать знания, нужно с ними работать. К сожалению, российское образование абсолютно не адаптировано к реалиям наших дней. Так вот, имея на руках французский паспорт, я начала действовать. Хотя моих знаний французского языка на тот момент не было достаточно, чтобы полноценно учиться на нём.
– Так как же удалось поступить в один из самых элитных вузов страны?
– У нас в федерации были люди, которые помогали нам с академической жизнью. И я к ним обратилась. Мой университет действительно особенный – его заканчивали все президенты Франции, почти что все. В плане госуправления его ставят даже выше Оксфорда и Йеля. Это точно лучшая политическая школа Франции, возможно, Европы, да и мира. Так вот этот человек из федерации фигурного катания мне сразу сказал, что в Sciences Po подаваться нет даже никакого смысла. Ты не пройдёшь. Для меня это как красная тряпка для быка была. Хорошо, я сама всё сделаю, от вас мне помощь не нужна.
Долго готовилась, искала знающих людей, подтягивала себя по общественным наукам, по истории, праву, философии. На столе у меня тогда лежало по 500 бумажек, где были различные термины на французском и на русском. Я их переворачивала и учила. Читала, смотрела профильные ролики в YouTube. Единственное, с чем мне повезло – моя программа всё-таки была адаптирована для спортсменов и танцоров французского балета. Там был более доступный конкурс, но всё равно было тяжело, и я была рада, что меня взяли. К большому удивлению того человека из федерации, который потом меня, к слову, поздравил с поступлением. В меня часто не верили, я всю жизнь свою слышала: «Это невозможно». Но оказывается, что это не так.
– Хорошо, но как сочетать тренировки с учёбой в таком серьёзном месте? Я думаю, там поблажки за спортивные результаты не давали.
– На самом деле, в таком вузе реально тяжело учиться. Но особенность моей программы в том, что ты можешь идти по ней в своём ритме. У нас есть спортсмены, которые постоянно тренируются в Америке, теннисисты, например, у них очень много соревнований. Ты просто не можешь физически идти с такой же скоростью, как все другие студенты. И я смогла составить для себя комфортное расписание.
Разумеется, даже так приходилось идти на компромиссы. В первый год я порой вставала в 4:30 утра, примерно часа два плотно занималась учёбой. Потом шла на первую тренировку, в перерыве дистанционно слушала лекции. Затем шла на вторую тренировку. Иногда ещё и успевала подрабатывать: давала языковые уроки, преподавала русский французам либо английский или французский русским. И после этого могла ещё позаниматься перед сном. Но долго в таком графике не вытянуть – меня хватило на два-три месяца, затем пришлось сбавить темп. Опять же, преимущество моей программы – возможность самому выстраивать график учебы. Эта же возможность позволила мне затем и взять две подряд банковские стажировки.
– Сам академический процесс проходил вольготно?
– Многое для меня было в новинку. Когда я узнала, что во Франции любой человек может встретиться с депутатом, чтобы предложить свой законопроект, или публично не поддерживать правительство — в моей голове словно срабатывала «ошибка 404». Это был разрыв шаблона (смеётся).
Помню, что сложно было с историей – французскую историю я до этого практически не изучала, а преподаватели попались очень требовательные и настоящие знатоки своего дела. Они знали даже самые тонкие нюансы Великой французской революции – в какую минуту на какой конкретный этаж поднималась Мария-Антуанетта. Тут уже не получится лить воду, как в российских университетах (смеётся).
– Будто бы естественный процесс в гуманитарных университетах – забалтывать экзаменатора…
– Вот как будто бы привычный и для политологии, это бы прокатило в России, наверное, но не здесь. Важно, что преподаватели не сидели день и ночь в вузе, они были практиками. Наш преподаватель по международным отношениям был важным экспертом во франко-африканских отношениях, преподаватель по экономике работал в страховой компании, и у него был свой бизнес. Они все смотрели на знания с прикладной точки зрения, и на каждом экзамене, помимо теории, нужно было принести актуальные примеры и прочее. Что ещё мне нравилось – это развитие критического мышления.
– При этом сейчас вы видите себя уже как специалист из мира экономики. Получается, диплом политолога будет неактуален?
– Специалистом я бы себя пока что не назвала (смеётся). Но думаю, что диплом, а главное — навыки, которые я приобрела, будут иметь значение всегда.
«В этом олимпийском цикле мы бы имели шансы на медали на чемпионатах Европы»
– Осталось ли в вашей жизни место для фигурного катания? В соцсетях периодически появляются фотографии со льда.
– Иногда я катаюсь, но это едва ли можно назвать полноценными тренировками. Я просто смогла договориться с одним катком в Ницце, тут встречаются знакомые среди тренеров и спортсменов. Адам Сяо Хим Фа тут тоже катается, к слову. Так вот, я периодически хожу на лёд с одной группой, где поменьше народу, где могу нормально покататься, поделать какие-то элементы. Это уже чисто в удовольствие, немного расслабиться, отвлечься, здорово провести время. Но свободного времени немного – мне нужно полностью отдаваться сфере финансов, раз я решила в ней развиваться.
– И всё же вас тянет на лёд. Как часто занимаетесь?
– Где-то раз в неделю стараюсь кататься, иногда чуть реже. Когда вернулась с Бали, очень долго не возвращалась на лёд, было тяжело. Но потом, когда начала работать, выходила на лёд и… задавала самой себе вопрос: «Что я вообще делаю в банке?» Первое время было эмоционально очень тяжело принять смену сферы деятельности. Когда ты не сам решаешь, когда и как меняешь свою жизнь, это тяжелее ощущается.
– Ваш партнер завершил карьеру из-за травмы?
– Травма – важнейший фактор. Но не единственный, думаю, ещё что-то произошло. Вообще, у нас с ним были немного разные долгосрочные цели, что тоже повлияло на решение заканчивать. Он просто хотел поучаствовать в Олимпиаде в 2022 году, поставить галочку. Мне же сам факт побывать на Играх был не то что безразличен… Я просто понимала, что на тот момент этого добиться было бы тяжело. А вот если замахнуться на Милан… Думаю, в этом олимпийском цикле мы имели бы шансы завоевать медали на чемпионатах Европы, учитывая, что ребята, с которыми мы были на одном уровне, стали медалистами ЧЕ… А там потом, возможно, и олимпийские перспективы были бы совсем другими.
и– Глядя на то, каких успехов добилась Евгения Лопарева с Жоффре Бриссо, ничего не выглядит невозможным.
– Сейчас уже сложно судить, времени много прошло, но помню, как на первом после нашего ухода чемпионате Европы третьими стали финны. И мы этих финнов часто обыгрывали.
– В целом вы следите сейчас за фигурным катанием?
– Если честно, то не особо. Очень редко, смотрю скорее отдельные прокаты, больше опираясь на личностные отношения. Наблюдаю за Кевином Аймозом, за Адамом всегда слежу, потому что они классные ребята, у меня всегда были с ними хорошие отношения. Танцы очень мало смотрю, могу посмотреть буквально на несколько пар, на лучших в мире. Чок/Бэйтс, Гиллес/Пуарье, Гиньяр/Фаббри, потому что мы вместе тренировались. Остальных смотрю редко.
– С Лопаревой, получается, не общаетесь?
– Когда мы с ней катались в одной команде, никаких проблем не возникало, но прямо сейчас мы не очень близки. А в танцах, опять же, мне малоинтересны дуэты за пределами топ-3. Могу разве что случайно наткнуться на интересную программу либо включить и сразу понять, что мне неинтересно, тогда переключу.
– Какой последний турнир вы смотрели внимательно – хотя бы полностью последнюю разминку?
– Сложно сказать, от и до почти не смотрю ничего. Нет, я могу поставить соревнования фоном, но не буду внимательно смотреть, могу параллельно ставить себе в это время кофе, делать что-то по дому. Слежу за результатами, смотрю победителей.
– А за российскими турнирами не следите? Опять же, хотя бы за результатами.
– Из последнего смотрела «Русский вызов», посмотрела Елизавету Туктамышеву и Василису Кагановскую. Кагановскую хорошо помню, мы с ней тоже вместе катались. Туктамышева мне просто импонирует и как человек, и как спортсмен. Очень понравилась её программа, честно, меня тронуло. Её программа под Шопена и стихи Цветаевой потрясла до глубины души. На других соревнованиях видела прокаты Александры Степановой с Иваном Букиным, Лизу Худайбердиеву видела с Егором Базиным.
– К слову, вас не удивляло, когда Худайбердиевой с Базиным ставили за ритм-танец по 90 баллов даже с падением?
– В плане оценок я уже ничему не удивляюсь. Помощь своим – это всегда было, есть и будет. И на самом деле всё то же самое, просто, возможно, не настолько раздуто, не в таких масштабах, есть и во всех других федерациях.
«С человеческой стороны невероятно жаль Валиеву. Не знаю, как человек может вернуться после этого»
– На ваш взгляд, международное фигурное катание обеднело без российских фигуристов?
– И да, и нет. Я думаю, что нельзя отрицать сам факт того, что российские спортсмены – это очень сильные спортсмены. Причём во всех категориях, даже у мальчиков. Когда российские ребята собирают стабильные прокаты, они могут претендовать на медали и на чемпионате Европы, и на чемпионате мира. У девушек и пар тем более статус фаворитов очевиден, российские танцы тоже всегда были очень сильны.
При этом всё-таки я бы не взялась говорить, что само международное фигурное катание прямо-таки обеднело в их отсутствие. Безусловно, здорово, когда выступают все сильнейшие. Но обесценивать все остальные сборные не стоит. Я бы не сказала, что смотреть соревнования без россиян неинтересно. У девушек наоборот, конкуренция стала куда более напряжённой. Не хочу ничего плохого сказать про российских девочек, они потрясающие. Я их уважаю. Но лично мне приятно видеть побольше женственности, программ от взрослых женщин, которые не стесняются своей сексуальности. Таких как Луна Хендрикс, в России такой была Елизавета Туктамышева.
– При этом бытует мнение, что она иногда перебарщивает.
– А я не соглашусь. Она красивая девушка, и я не считаю, что женщина должна извиняться за то, что у неё красивая фигура. Я вообще это не принимаю. Помимо Хендрикс, мне импонирует японка Каори Сакамото. У неё тоже более взрослые программы, более продуманные в плане зрелости и подачи образа. Настя Губанова, к слову, тоже радует. Но и россиянок я принижать никак не хочу.
– И всё-таки многие российские турниры со спортивной точки зрения остаются интересными и конкурентоспособными, несмотря на изоляцию. Вы с этим согласны?
– Внутри страны конкуренция остаётся очень серьёзной. Российская сборная – одна из самых сильных в мире. Для спортсменов популяризация фигурного катания – это здорово. Им дают шанс засветиться, спортсмены при деле, их любят и узнают, думаю, им это очень нужно. С человеческой точки зрения хорошо, что федерация хотя бы так старается.
– Как за границей относятся к отстранению россиян? Какое мнение превалирует?
– На самом деле, тему россиян редко когда обсуждают.
– Луна Хендрикс честно сказала, что ей повезло кататься в такую эпоху. Получается, отстранение россиян – шанс для тех, кто был на вторых ролях?
– Все всё прекрасно понимают, здорово, что Луна честно об этом говорит, но вообще тема русских будто бы идёт стороной, её редко когда поднимают.
– Насколько активно обсуждается тема отстранения Камилы Валиевой? Ведь, согласно последним рекомендациям МОК, россиян можно допускать до международных стартов в нейтральном статусе, если они соответствуют ряду критериев. Почему в фигурном катании не спешат следовать последним постулатам МОК? Возможно, влияют последствия допингового скандала с Камилой Валиевой?
– Не могу представить, что ситуация с Валиевой как-то на это повлияла, если честно… В Европе намного больше ориентируются на закон, следят за тем, что входит в полномочия той или другой федерации. У них настолько всё дистанцированно друг от друга, что я не могу представить, как из-за допингового кейса одного определённого российского спортсмена всех будут держать в изоляции. Но так это или нет на самом деле – не берусь судить.
Камила Валиева на Олимпийских играх
Фото: Александр Сафонов, «Чемпионат»
– Какое у вас лично мнение по ситуации с Валиевой?
– Чисто с человеческой стороны мне её невероятно жаль. Если даже не рассуждать на тему того, употребляла она допинг или нет, такую ситуацию пережить очень тяжело. Ты едешь на Олимпиаду главным претендентом на золото, на тебя и так оказывается невероятный прессинг, и тут сразу всё рушится. Я просто не знаю, как человек может вернуться после этого.
С другой стороны, не буду скрывать, по всему, что касается допинга, нарушений антидопинговых правил – у меня крайне жёсткая позиция. Я считаю, что, независимо от обстоятельств, если ты принимал допинг – должен понести за это наказание. При этом не особо представляю, как может помочь допинг в фигурном катании.
– Хотя бы работать на выносливость.
– Да мы и так нормально доедем как-нибудь эти три-четыре минуты. Любой спортсмен, независимо от того, откуда он, если у него был обнаружен допинг, должен понести наказание. Другой вопрос — как он попал в организм. Я очень сильно сомневаюсь, что девочка в 15 лет, или любой другой спортсмен её уровня, пошла и осознанно приняла какой-то препарат в олимпийский сезон. Прекрасно понимая при этом, что она лидер, что за ней все следят. Что её точно проверят.
Я не помню ни одного спортсмена, кто халатно бы относился к этой теме… Часто даже бутылку воды всегда с собой носили, использовали приложения, где по штрих-коду можно проверить, есть ли запрещённые средства в лекарстве или нет…
– Учитывая возраст, не получилось ли так, что наказание слишком жёсткое? Камилу пустили по верхней планке – четыре года дисквалификации.
– Такие вопросы уже не в моей компетенции. Я сама была спортсменкой, меня проверяли на допинг. Это всегда стресс, даже если ты уверен, что чист. Но почему наказание должно быть мягче только из-за возраста? Особенно если она выступала в самой старшей категории?..
– Возраст – это отсутствие той самой сознательности, о которой шла речь.
– Хорошо, но почему тогда человека в таком возрасте пускают на Олимпиаду? Какие-то двойные стандарты. Мне это не очень нравится. Если пришёл во взрослый спорт – играй по взрослым правилам. И ты должен понимать, куда идешь.
Я бы сравнила с банковским делом. Если претендуешь на позицию менеджера, то должен понимать, потому что с тебя будут спрашивать как с менеджера. Но, опять же, чисто с человеческой точки зрения я вообще не могу представить, как она с этим справляется. Мне её искренне жаль. Я чувствую, что Камиле сейчас очень тяжело, и она молодец, что не падает духом. Желаю ей успехов, найти себя – даже если она решит, что это будет не в спорте.