Александр Ширко в 1996 году ворвался в большой футбол вместе с партнёрами по «молодёжке» «Спартака» и сразу же принялся забивать голы – в том числе в ворота именитых европейских команд. Но в период начавшейся в клубе перестройки он был вынужден покинуть команду. Кто мог тогда предположить, что тот сезон, ставший последним для Ширко, станет последним в ближайшие 16 лет, когда красно-белым удастся завоевать чемпионство?
— Вас можно поздравить с чемпионством «Спартака»? Вы всё ещё причисляете себя к этому клубу?
— Интересный вопрос. Я – воспитанник «Спартака», который прошёл все ступени, вплоть до основного состава. Я себя причисляю к клубу, а как считают там – я не знаю. Победа для «Спартака» очень важна, её давно не было. Думаю, эмоции после неё были даже слишком запредельные.
— Имеете в виду выход болельщиков на поле?
— Да, ведь досталось воротам, сиденьям. Надеюсь, хоть памятники не срезали. Такой чрезмерный выплеск эмоций на домашнем и гостевом стадионе не очень хорошо. Понимаю, можно срезать кусочек сетки. Но ломать штанги, портить газон, вырывать подогрев стадиона… Это всё-таки слишком.
— Вы сами сколько раз посещали «Открытие» в этом сезоне?
— Один раз, когда работал на «Матч ТВ».
— Почему больше не возвращались?
— На стадионе у ветерана нет возможности прийти и получить свой билет – они распределяются через ветеранское движение «Спартака». Несколько раз я обращался за билетом – хотел с детьми сходить на игры с ЦСКА и «Зенитом». Билетов не нашлось под формулировкой «у нас и своим не хватает». Я ответил: «А я что, не свой?». Больше к этому вопросу я не возвращался. Было бы лучше, если руководство клуба решило этот момент – на стадионе к каждому было бы прикреплено своё место, и не пришлось бы звонить и упрашивать найти лишний билет.
— А если приобрести билет самостоятельно?
— Поверьте, я не привереда, для меня не сложно пойти на обычный сектор. Но когда тебя каждые 3-5 минут отвлекают, сложно сосредоточиться на футболе. Понятно, что люди хотят получить автограф, сфотографироваться, это приятно. Но за всеми этими делами всё происходящее на поле проходит мимо.
— Есть мнение, что чемпионство «Спартака» — заслуга вашего бывшего одноклубника Дмитрия Аленичева. Говорили даже, что он заслуживает медали. Какого мнения придерживаетесь вы?
— Все, кто хоть как-то причастен к нынешнему успеху, наверное, заслуживает медали. Есть же молодые футболисты, которые не выходили на поле, но всё равно получат золотую медаль. Команду комплектовал, готовил и набирал Аленичев, однако играли они всё-таки под руководством Карреры. Потому заслуга Массимо всё-таки больше.
— Интересно ваше мнение как форварда – какова роль нападающего в современном «Спартаке»? Ни Адриано, ни Зе Луиш бомбардирскими достижениями не отличились.
— Люди относительно новые, им требуется время на адаптацию. Конечно, приглашая иностранцев, надеешься на результат и отдачу. Если этой отдачи в будущем будет недостаточно, возможно, «Спартак» будет искать других людей.
— Может, пригодился бы ушедший Дзюба?
— Человек ушёл и ушёл, вызвав негативные эмоции у многих спартаковцев, негатив остался. Для себя он сделал шаг вперёд – стал одним из лучших бомбардиров чемпионата, попал в сборную. Смог бы он добиться тех же успехов в «Спартаке» — философия и теория. Тут можно только догадываться.
— Современный «Спартак» чем-то похож на «Спартак» образца 2001 года, когда при вас он в последний раз завоевал чемпионство?
— Разве что эмоциями во второй половине сезона, когда обострилась борьба за титул – команда была сплочённой, забивала на последних минутах. А в плане игры точно нет. Всё-таки у нас футбол был более командный, мог забить кто угодно, мы лучше понимали друг друга на поле. Современный «Спартак» затащили несколько лидеров, которые стабильно выступали на протяжении большей части сезона. Но это разные времена, разные ситуации. Современный «Спартак» не имеет ничего общего с тем. Сейчас у команды свой стадион, но нет преемственности в игре, нет того, что мы называли «спартаковской игрой». Но мир меняется, команда играет по-своему. Команда стала другой, и это не плохо, раз она побеждает. Об остальном, что происходит в клубе, я понятия не имею.
«Романцев как президент и главный тренер определял, кто сколько должен получать»
— Почему в ваши времена сыгранность была на ином уровне?
— Предположу, что по причине того, что мы росли вместе. Мы играли в спартаковской школе, где идеи игры прививались с детства. В дубле играло уже много приглашённых ребят из регионов, которым эти идеи только предстояло усвоить. В дубль подбирались лучшие футболисты, которые могли понять стиль спартаковской игры, и уже там обкатывались для первой команды. Вместе с нами росли Константин Головской, Володя Джубанов, Валерий Чижов, Андрей Коновалов, Александр Липко. Мы общались со всеми, так как были в одной упряжке. В дубле нам закладывали те же идеи, что применялись в основе – те же игровые тренировки, та же схема. Мы знали всё, что нужно было знать футболистам первой команды. Нужно было просто почувствовать уверенность и набрать физические кондиции, которые были нужны в высшем дивизионе. Тактически и технически мы уже были подкованы как надо.
Фото: РИА Новости
— Какие эмоции испытали, когда впервые появились на поле в основе?
— Я привлекался к играм первой команды в 1995 году – несколько раз остался в запасе, а с «Черноморцем» вышел на замену в концовке. Меня сильно колотило, когда администратор подошёл и сказал готовиться к выходу на замену. Когда осознал, что обращаются ко мне, то похолодел. Я поднялся, сделал несколько рывков в игре и от излишнего желания и волнения даже задохнулся. Хлестов рассказывал, что у меня были большие глаза. Дебют есть дебют, нервничал очень сильно.
— С чем был связан массовый отъезд лидеров?
— Раньше было трудно узнать, интересуется ли тобой другая команда, все запросы приходили сначала в клуб. Видимо, тогда информация в клуб просочилась, и все рванули на Запад. А может, «Спартак» получил хорошие предложения. Ушли сразу несколько лидеров – Черчесов, Онопко, Хлестов, Кульков, Писарев, Родионов, Юран, и нас кинули в бой. Ярцев выбирал из молодых ребят тех, кто может усилить первую команду. Сложно сказать, почему ставку сделали именно на нас. Может, не успели кого-то купить вместо ушедших, а может, хотели взрастить свою молодёжь.
— Чем запомнился Георгий Ярцев, с которым вы работали на первых порах?
— Георгий Саныч был тем ещё шутником. Правда, шутил он над нами тогда на полном серьёзе. Была пауза, когда объяснялось какое-то упражнение, я поставил ногу на мяч, а руки упёр в бока. Он взглянул на меня и сказал: «Что ты стоишь как памятник бабе с веслом? Давай, двигайся!». Ярцев постоянно над нами подшучивал в таком стиле, но одновременно с этим и направлял по жизни.
— С кем лучше всего общались в «молодёжке»?
— Наверное, с Егором Титовым. Он, как и я, играл за спартаковскую школу, правда, на год старше. Вместе мы выбивались в дубль, играли за молодёжные сборные, ездили по различным турнирам – кожаный мяч, матчи с ростовскими, краснодарскими и другими интернатами в качестве победителей чемпионата Москвы. Мы учились в одной школе, хотя Егор учился на класс старше, что не мешало нам дружить и общаться. Со времён молодости он совсем не изменился. Вместе с ним мы много лет тренировались, рубились с соперниками. Он раньше всех попал в дубль, начал раньше тренироваться с основным составом. Его одним из первых Романцев взял на драфт. Потому, конечно, он выделялся.
— Скоро вы с партнёрами феерили в еврокубках – вы дважды забили «Вальядолиду», трижды «Аяксу». Сложно было молодому игроку не словить «звездняк» после такого?
— Единственная разница после тех голов была в том, что у меня стали брать больше интервью. На этом всё. Хотя, конечно, было круто осознавать, что забил в Кубке УЕФА почти столько же, сколько Роналдо, ставший лучшим бомбардиром. Плюс в переигровке со «Сьоном» один мой гол не засчитали, так бы забили по 7 голов.
Были другие времена – не было ни возможностей, ни больших контрактов. Голове не от чего было кружиться. Мы только попали в основу и понимали, что надо работать дальше. Да и времени на это всё не было. Мы бесконечно сидели на базе, бывали дома раз в неделю, а то и вообще не возвращались неделями.
— Правда, что, несмотря на успехи, многие молодые игроки ещё долго находились на уж очень скромных контрактах?
— Контракты были у футболистов основной команды, мы играли за дублёрские стипендии. Профессиональные контракты мы заключили позже — а до окончания действующих соглашений продолжали играть за стипендии. Пересмотрели соглашения года через полтора после успехов в еврокубках.
— Сейчас сложно представить молодого игрока из первой команды, который сидит на том же контракте, что и в дубле.
— Мы находились в настоящей кабале, так как после окончания контракта не могли стать свободными агентами. Сейчас у каждого есть агент, у нас ничего такого не было. Даже по окончании контракта мы на протяжении полутора лет продолжали принадлежать клубу. Да и компенсации за нас были сумасшедшие. Кроме «Спартака», мало кто мог заплатить такие суммы. Так было не только в «Спартаке», а вообще в стране. Спустя несколько лет после того, как прогремело дело Босмана, в Европе всё стало меняться, а мы же несколько лет продолжали оставаться в кабале.
— Кто-то пытался самостоятельно выкупить свой контракт?
— Конечно, нет, это было в принципе невозможно. По закону цена на футболиста определялась следующим образом: если у меня был контракт на пять лет, считалась вся сумма заработков, премиальных, даже обеда и экипировки, всё это умножалось на коэффициент, зависящий от возраста и длительности соглашения игрока, и получалась сумма, за которую можно было выкупить контракт. Сумма была внушительная. Даже если все пять лет не тратить ни копейки зарплаты и откладывать её, нужно было эту сумму умножить на определённое число, срок контракта, и эти деньги заплатить. Понятно, что ни у кого такой возможности не было.
— Говорили, что молодым игрокам повышение зарплаты выбивал чуть ли не Романцев.
— Романцев в качестве тренера и президента в одном лицесам определял, кто сколько получает. Все переговоры он вёл сам. У игроков не было агентов, а обсуждать что-то самостоятельно было тяжело.
— Была возможность вырваться и уехать за границу?
— Может, и была, но все предложения приходили в клуб, мы о них ничего не знали, с нами на эту тему никто никогда не разговаривал. В Европе только зарождалось агентское дело, у нас такого не было и подавно, потому даже если конкретика и была, мы о ней не знали. До нас не доходило никакой информации. Руководство другой команды просто никак не могло на нас выйти другим образом – откуда им взять наши контакты? Только если у других футболистов, которые были с нами знакомы. Мы же просто играли и делали свою работу.
— Пытались как-то исправить ситуацию и поговорить с руководством по этому поводу?
— О чём тут говорить? Одно дело, когда ты знаешь о предложении, идёшь и договариваешься. Другое – когда просто тренируешься и ничего не знаешь. Идти и узнавать, звонил ли кто-то по твоему поводу? Ну уж нет. Да и вырос я именно в «Спартаке», мы не ставили перед собой задачи куда-то уехать. Чемпионство, игра в еврокубках – это то, о чём мы мечтали всю жизнь.
Билетов на «Открытие» не нашлось под формулировкой «у нас и своим не хватает», я ответил: а я что, не свой?
«Мы и так знали, что выиграем, вопрос – с каким счётом»
— У вас порой случались голевые засухи. Для нападающего это большой стресс?
— У меня было много моментов, но реализация была не лучшей. Вообще, ярлык незабивного форварда мне повесили журналисты. Конечно, уверенности и оптимизма это не добавляло. Дело было не только в том, что я промахивался, – соперники, вратарь и защитники, хорошо делали свою работу. Интересно, что в еврокубках проблем с реализацией не было.
— Почему?
— Наверное, это было связано с настроем. После игр в Европе было сложно настраиваться на чемпионат России на игры с середняками и аутсайдерами. Мы и так знали, что выиграем. Вопрос был только один – с каким счётом. Плюс я не всегда играл в оптимальной форме, слишком много времени тратилось на восстановление. По футбольным меркам повреждения были не очень тяжёлыми, но они отнимали много времени. У нас в стране дела с операциями и реабилитацией обстояли плохо. Мы ездили оперироваться в Германию – а там пока получишь визу, пока вылетишь, пока пройдёшь курс, пока вернёшься, пока вольёшься в команду… Не было такого, что футболист после операции начинал восстановление в команде. Приходилось тратить много времени на разъезды, поездки к специалистам. Спортивная медицина тогда была на зачаточном уровне.
— Тренер пытался что-то с этим сделать и мотивировать игроков?
— На заключительных стадиях еврокубков наступал и самый ответственный сезон в чемпионате, потому дополнительной мотивации и не требовалось. Играли две игры в неделю, быстро восстанавливались и выходили на поле вновь.Работали, как говорится, на убой. А вот на первых стадиях чемпионата с мотивацией было сложнее. Тренеры мотивировали по-разному: где-то брали за счёт строгости, где-то наоборот давали возможность отдохнуть – на базу в разгрузочные дни приезжали жёны, дети, мы вместе делали шашлыки и общались в неформальной обстановке.
Фото: Александр Мысякин, «Чемпионат»
— А как же работа в тренажёрном зале? Может, были нетрадиционные методы восстановления?
— Нетрадиционного ничего не было. У нас был тренажёрный зал, но никто не мог объяснить, как и с какими весами лучше работать. Уже потом зарубежные специалисты привозили за собой тренеров по физподготовке, по реабилитации. Мы были предоставлены сами себе. Мало кто понимал, как надо готовить человека после травмы, как его быстрее подвести к игре. Если бы с нами работал специалист из клуба, который всё это бы знал и умел, восстанавливались бы мы намного быстрее.
— Может, команде должен был помогать экстрасенс? Что это была за история?
— Да, экстрасенс в «Спартаке» был. Не знаю, что это за люди и откуда они появились, не знаю, прислушивался ли к ним Романцев. Но специальные люди, которые работали над психологией команды, действительно были. Всё это было по желанию, никого из-под палки не гнали.
— Вы его посещали?
— Да, несколько раз.
— И как всё это происходило?
— Ничего сверхъестественного – просто сеанс релаксации, расслабления. Футболист приходил, садился в кресло и рассказывал о своих проблемах, расслабиться под приятную музыку.
«Филимонов сам осознавал, что совершил грубую ошибку»
— В 1999 году Александр Филимонов пропустил тот самый гол от Андрея Шевченко. Сильно он на него повлиял?
— Очень сильно. Филимонов и дальше играл хорошо, он справился, но психологическое давление, которое на него оказывали со всех сторон, повлияло на его судьбу. Курьёзы случаются со всеми, и подвергать человека такому прессу нельзя. В «Спартаке» мы все его подбадривали. Но на него свалился огромный пресс со стороны общественности.
— С вами лично он говорил по этому поводу?
— А о чём там говорить? Всё и так понятно. Он и сам осознавал, что совершил грубую ошибку.
— Какими в том «Спартаке» запомнились Аленичев и Титов? Было видно, что после игровой карьеры они могут стать тренерами?
— Не знаю, кто кем планировал быть. Но 90 процентов спортсменов на вопрос о том, кем они себя видят по завершении карьеры, отвечают: тренером. Тогда Аленичев и Титов были в одном ряду со всеми, советов тренеру не давали. В общем, в этом плане были такими, как все.
— Могли предположить, что через несколько лет Аленичев выиграет Лигу чемпионов?
— Конечно, нет. Никто не знает свою дальнейшую судьбу, но Дмитрию удалось поиграть в командах, которые боролись за самые высокие места. Хорошо, что так сложилось.
— Как ему удалось уехать в Европу?
— Аленичев был первым, кто удачно уехал в Европу и выигрывал там серьёзные трофеи. Разница была в том, что итальянский агент вышел сперва на него. Сначала они обсудили детали контракта с ним лично, и только потом был сделан запрос «Спартаку». Может, они были знакомы лично, всех деталей я не знаю, но факт в том, что конкретное предложение сделали сперва Аленичеву и только затем – клубу.
— Кто ещё из того «Спартака» мог заиграть в Европе?
— При желании и удачном стечении обстоятельств – любой. Мы играли с хорошими командами на высоком уровне, показали себя в Европе.
— Был ли в «Спартаке» очень талантливый футболист, который не смог реализовать свой потенциал?
— Всякое случается. В футболе должно срастись всё – талант, умение, желание и возможности. Это спортивная жизнь, от этого никуда не деться.
Даже по окончании контракта мы на протяжении полутора лет продолжали принадлежать клубу.
— Некоторые, отвечая на этот вопрос, называют фамилию Данишевский.
— Не знаю, каким талантом обладал Александр. Единственный его умение – высокая скорость. В современном футболе высокая скорость – хорошее качество, но это не талант. Конечно, раз он как-то попал в «Спартак», значит, чем-то выделялся. Но помимо таланта нужно умение его воплотить. Это нормально, когда у кого-то получается, а у кого-то нет.
— При вас в «Спартаке» начало появляться большое число иностранных футболистов – Пейшиньо, Робсон, Маркао, Самарони, Тчуйсе. Они действительно превосходили в умениях тех, кто был в наличии?
— В мои последние годы в «Спартаке» начало появляться большое количество новых футболистов. Были и проходные, так и достаточно умелые. Некоторые непонятно откуда взялись и потом непонятно куда делись – с трудом обрабатывали мяч, не понимали тактические действия. Хотя, наверное, понятно, зачем они брались. Ладно, если бы мы обитали на 12-13-м месте, можно было бы оправдаться тем, что взяли недорогого футболиста, который, может, однажды попадёт по мячу. Но это же «Спартак». Здесь они просто числились, мешали пробиться талантливым ребятам из дубля. Даже трудно вспомнить фамилии, так как после «Спартака» эти игроки нигде больше и не играли.
Однако некоторые показали, что умеют играть в футбол и доказали, что не зря появились в «Спартаке». Тот же Тчуйсе так вообще активно учил язык, можно сказать, обрусел.
— Сергей Горлукович и в жизни был таким серьёзным дядькой, как на поле?
— Вне поля он всегда был сам по себе. Спокойный тихий человек, который сам себе на уме, любил ходить в баню, хлестаться вениками. Но на поле он проявлял лидерские качества, встряхивал нас, молодёжь, делал это в жёсткой форме. Но мы знали, какой он в быту, потому воспринимали на поле всё спокойно. Он не проводил обучение, скорее, подсказывал в злой агрессивной форме. Это были эпизоды, когда нужно было сосредоточиться и собраться.
— Чем запомнился Василий Баранов?
— Он был одним из главных шутников в команде, — балагурил, шутил, всё время попадал в какие-то истории. Был душой компании. Вася постоянно учил иностранцев матерным словам и говорил, что они обозначают хорошие вещи. Все смеялись, когда человек с добрым лицом обращался к тебе матом. Потом, когда один из легионеров таким образом обратился к тренеру, Баранов получил строгий выговор. К сожалению, он очень резко куда-то пропал, и больше с ним никто не может выйти на связь. Только новости из разряда «кто-то где-то что-то слышал».
«Руководство пользовалось нашим клубным патриотизмом»
— Во время работы Червиченко и Шикунова вы покинули «Спартак». Какие впечатления остались об этих людях?
— Командой рулил Шикунов, а Червиченко был где-то наверху. А так ни с кем из них я не общался.
— Даже во время вашего ухода из «Спартака»?
— У меня была сложная ситуация, во время которой никто не мог дать вразумительного ответа относительного моего будущего. Специально или нет, всё было оставлено на последний момент, чтобы у меня не было возможности спокойно выбрать себе команду. Все ссылались друг на друга – то один принял решение, то другой. Нервотрёпка продолжалась долгое время, и, в конце концов, мне сказали, что я должен покинуть команду. Причём перейти именно туда, куда им было нужно. До закрытия трансферного окна оставалось несколько дней, мне не оставили ни выбора, ни возможности самому подыскать себе лучший вариант. Хотя в то время у «Торпедо» была хорошая команда, мы были на подъёме и за мои 2,5 года в клубе дважды заняли четвёртое место, играли в еврокубках. Даже в сборную меня Романцев потом вызвал именно из «Торпедо», когда я кучу мячей назабивал «Спартаку». Был миф, что спартаковцы нигде не могут заиграть, кроме «Спартака», но он развенчался.
— Не было желания поговорить с Шикуновым или Романцевым и расставить все точки над i?
— Так я пытался – по три-четыре ходил то к одному, то к другому. Романцев говорил: всё нормально, продолжай тренироваться, будешь играть, если выдержишь конкуренцию. Шикунов говорил: Романцев не может тебе честно сказать в глаза, что тебе нужно уходить. Шёл опять к Романцеву, тот говорит: ничего я не хотел тебе сказать, иди тренируйся. Я опять к Шикунову, тот опять твердит: тренер всё обдумал и тебе точно пора уходить. И снова Романцев мне повторял: да что ж такое? Я тебе говорил – оставайся. И так до бесконечности. Сумасшедший дом. В итоге Романцев сказал мне за три дня до закрытия трансферного окна, что мне лучше подыскать себе другую команду.
— Ставили перед собой задачу вернуться в «Спартак»?
— Нет, не ставил. Начался новый период жизни, нужно было играть дальше. В те времена был гораздо более развит клубный патриотизм среди футболистов. К сожалению для нас, некоторые люди им пользовались в своих интересах. Сейчас же футболист при выборе команде исходит из игровой и финансовой составляющей. И, наверное, это правильно. Клубный патриотизм был нужен только для того, чтобы футболисты думали о чём угодно, только не о себе.
— Клубным патриотизмом пользовалось руководство?
— Да, пользовалось красивой идеей, которая была в наших головах. Как показало время, клубный патриотизм поощрялся только тогда, когда ты был нужен клубу. Я понял, что лучше иметь финансово-деловые отношения, чем говорить и слышать громкие слова.
— Когда уходили из «Спартака», могли предположить, что команда в следующий раз станет чемпионом только через 16 лет?
— Конечно, не мог. Хотя тогда избавлялись от многих людей, которые провели в «Спартаке» много лет, а вместо них появлялись странные футболисты, которые надолго не задерживались и скоро «Спартак» покидали. Текучка – не лучшее, что может случиться с командой, которая ставит перед собой большие задачи.
— Связываете это с непрофессионализмом людей, находившихся на руководящих должностях?
— Может, это наоборот «профессионализм». Раз команда не становилась чемпионом 16 лет, значит, ошибки были допущены. Хотя «Спартак» занимал и вторые, и третьи места – тоже определённый результат.
— В глубине души осталась обида на «Спартак»?
— Раньше было скорее непонимание, а не обида. Хотя сейчас осознаю, что была задача при минимальных затратах получить максимальный результат. Нас держали в команде, чтобы выиграть что-то в Европе. А когда люди могли уезжать за границу и играть на более высоком уровне, зарабатывать деньги, о предложениях нам никто не говорил. Могли быть более адекватные контракты, соответствующие тому, что мы делали для команды. А нас, когда брали новых игроков, просто списывали в утиль. Многие из моего поколения могли уехать и играть в хороших командах, а не сгинуть в небытие.